— Сынок, что случилось? Лицо будто грозовой тучей затянуло! — отец прикрыл дверь, изучая Романа, замершего у окна. Тот резко развернулся, подбородок дрогнул в попытке создать подобие улыбки. — Глаза-то врут! Если не готов — хватит притворяться. Брак не кандалы, чтоб через силу тащить…
Всё… нормально, — голос Романа будто присыпали пеплом. — Ты же сам объяснил: этот союз — шаг для компании. Разве я имею право спорить? Мама верит, что… привыкну. — Он сглотнул, машинально теребя обручальное кольцо в кармане. — Вика… она светлая. Дай время — научусь быть ей мужем. Хотя бы… как ты для мамы.
Николай Максимович стиснул переносицу, словно пытаясь сдержать набегавшую волну вины. Бизнес? Да, эти сделки то взлетали, то рушились, как карточные домики. Родственные узы могли стать якорем в бурном море конкуренции… Но разве сын — разменная монета? Однако Роман сам пришёл к нему месяц назад — бледный, с тенью в глазах, будто кто-то выжег в них солнечные блики. «Согласен. На Вике». Не объяснил, не попросил совета. Лишь горечь, оседающая в уголках губ, выдавала правду.
— Не парься, пап. На церемонии буду улыбаться, как довольный жених. Даже мама не заметит, — голос Романа прозвучал слишком плоско, будто аудиозапись с помехами.
Отец молча вышел, оставив сына одного с тяжёлыми шторами и тиканьем напольных часов. Роман уткнулся в ладони, вспоминая, как Лида разорвала его мир на клочья. «Я ошиблась. Ты… ты просто друг». Ни слёз, ни дрожи — лишь холодный взгляд поверх чашки капучино. А потом — другой мужчина, её смех в телефонной трубке… Сердце сжалось в комок, будто грудь набили битым стеклом. «Любовь — миф. Вика хотя бы честна». Девушка, которая кормила бездомных котят и строила приют для стариков. Которая, услышав о его «договоре», лишь протянула руку: «Давай попробуем не солгать хотя бы себе».
У ворот особняка чёрная кошка метнулась под колёса лимузина, подняв вихрь опавших листьев.
— К беде! — ахнула тётушка в лиловом тюрбане.
Роман фальшиво рассмеялся: — Может, у неё носки белые? — Шутка повисла в воздухе, как проколотый шарик.
Роскошный особняк, гирлянды, священник с позолоченным крестом… Всё это казалось театральной декорацией. «Венчание ради Божьего благословения? Ирония». Он поймал взгляд Вики сквозь фату — тёплый, без упрёка. Она знала. Знала, что он до сих пор носит в кармане смятый билет в Питер, куда они так и не уехали с Лидой.
— Обещаю… стать тем, кого ты заслуживаешь, — прошептал он у алтаря, избегая слова «люблю».
— А я научусь не ждать сказки, — её пальцы дрогнули в его ладони.
— Молодые, — голос тёщи зазвенел, как хрустальный бокал, — наша семья верит: пламя фонаря сжигает груз прошлого. Зажгите их — и пусть пепел сомнений унесёт ветер.
Роман чиркнул зажигалкой, наблюдая, как огонь пожирает бумагу. «Исчезни, Лида. Растай, как этот воск». Вспыхнул образ — её пальцы, вьющиеся в его волосах, шепот: «Мы ведь навсегда?»
— Эй, вы! — резкий окрик заставил его вздрогнуть.
Вика стояла, словно ледяная статуя. У её ног дымился потухший фонарь, а перед ней — старик в пальто, пропитанном запахом дождя и подземных переходов.
— Кто впустил эту грязь в мой идеальный день? — тёща взмахнула руками, будто отгоняя ворон.
— Вышвырните его! Сейчас же! — Вика пронзительно крикнула, и Роман заметил, как дрожит её подбородок. Странно. Та, что неделю назад кормила бродячую собаку у метро, теперь сжимала кулаки, будто готовилась ударить.
Два мужчины в смокингах схватили старика. Тот вывернулся, обнажив жёлтый свитер под рваным пиджаком. «Папин…» Мелькнуло в голове Романа. Папин свитер, потерянный год назад.
— Позвольте! — старик вцепился в калитку, — Жених! Спроси у неё про…
Вика впилась ногтями в запястье Романа: — Он пьян! Не слушай!
Но старик уже исчез за оградой, оставив в воздухе шлейф дешёвого одеколона. Того самого, что Лида подарила Роману на годовщину.
— Ты… видел его лицо? — Роман попытался высвободить руку.
— Лицо? — Вика засмеялась слишком громко, — У бомжей лиц не бывает.
В её глазах, обычно мягких, как акварель, вспыхнули осколки стекла. Роман вдруг вспомнил, как она месяц назад «случайно» наступила на телефон Лиды, «потеряв» все сообщения. «Неужели я выбрал зиму вместо лета?»
— Ты будто подменилась, — голос Романа прозвучал глухо, будто сквозь ватную преграду. Он попытался высвободить рукав, но ногти Вики впились в ткань, оставляя полумесяцы на парче. — Этот человек… он знает что-то. Я это чувствую.
— Регистрация через двадцать минут! — Вика дёрнула его к себе, и брошь на её воротнике брызнула холодным светом. — Если шагнёшь за ворота — я сожгу всё! И себя тоже!
Роман резко дёрнулся, и пуговица с мундира со звоном покатилась по плитке. Тик-так-тик — звук слился с тиканьем карманных часов деда, которое вдруг вспомнилось.
— Твоя доброта… была маской? — он шагнул назад, глядя, как тень от арки дробит её лицо на лоскуты.
— Отменим свадьбу! — её крик взметнул стаю голубей с крыши. — Слышишь?! ОТ-МЕ-НИМ!
Но он уже шёл сквозь строй гостей, ловя на губах привкус меди. У калитки старик сидел, обхватив колено, — на ссаженной ладони алела ранка в форме полумесяца. Как след от её ногтей.
— Говорите быстрее, — Роман присел на корточки, и запах дешёвого лосьона ударил в нос. Тот самый. Из подарка Лиды.
— Лидочка… — старик вытащил из кармана смятый конверт. Внутри — фото: он с Лидой смеются у фонтана, а на обороте дрожащие строчки: «Прости. Они грозились отменить деду операцию…»
Земля поплыла. Где-то за спиной орал тесть: «Предатель! Тварь!», но слова тонули в гуле, будто Роман нырнул под воду.
— Они… сказали, она беременна? — он сглотнул ком, вспоминая, как Вика месяц назад «потеряла» тест в его квартире. Как настойчиво поправляла фату у зеркала, повторяя: «Семьи — как бизнес-проекты. Нужен надёжный актив».
Старик тронул его руку — на мизинце синее пятно. Как у Лиды после работы в типографии.
— В машину! — Роман рванулся вперёд, срывая с капота бант. Лента зацепилась за ветку, рассыпая лепестки роз. «Цветы-то искусственные», — абсурдно мелькнуло в голове.
— Вернись! — отец Вики рычал, как загнанный кабан, — Или твой папашка останется без контракта с нефтяниками!
Роман замер, услышав скрип тормозов. Из такси вышла Лида — в простом платье, с чемоданом. Её глаза встретились с его взглядом, и время сжалось в точку.
Николай Максимович молча сжал сыну плечо — так крепко, что пуговица на пиджаке впилась в ладонь. «Разберёмся», — это слово повисло в воздухе густым дымом, смешавшись с запахом аптечных салфеток и бензина. По просёлочной дороге, петляющей между чёрных подсолнухов, Роман гнал машину, слыша за спиной прерывистое дыхание старика. Тот хрипел, будто в груди у него завелась шарманка с порванными струнами.
— Держитесь! — крикнул Роман, врезаясь в поворот. В зеркале мелькнул синий платок на шее деда — точно такой же носил его отец в день их последней рыбалки.
В приёмном отделении часы отсчитывали секунды глухими ударами. Лида металась между стен, оставляя на линолеуме следы мокрых ботинок. Её мать, свернувшись калачиком на пластиковом стуле, шептала молитву, перебирая чётки с треснувшей бусиной. Когда хирург вышел, снимая перчатки с пальцев, будто снимал окровавленную кожу, все замерли.
— Жив… — врач махнул рукой, и Лида рухнула на колени, уронив на пол телефон. На экране — сотня пропущенных звонков от Вики.
Роман подошёл, осторожно, как к раненой птице, обняв её за плечи. Она вжалась в его грудь, оставляя на рубашке мокрые звёзды слёз.
— Твоя невеста… — начала Лида, но он перебил:
— Бывшая. — Его пальцы наткнулись на шрам у неё на запястье — след от ожога, полученного в кафе в их первое свидание. «Чайник взорвался, а я даже не заметила, глядя на тебя», — смеялась она тогда.
Он рассказал всё: фальшивый тест на беременность, угрозы насчёт операции. Лида всхлипнула:
— Они пришли ко мне с фотографиями деда в больничном коридоре. Сказали… что если не уйду, его имя исчезнет из списка. А потом — про «твою беременную невесту». Я поверила…
Через неделю в палате пахло мятными леденцами и надеждой. Дед, подключённый к мониторам, тыкал дрожащей рукой в Романа:
— Гадючье гнездо ты избежал, внучек. Викины родители — как те крысы в порту: грызут опоры, пока сами не рухнут в воду.
Он оказался прав. Попытка саботировать контракты Николая Максимовича обернулась громким скандалом. В офисе Викиной семьи теперь красовались печати судебных приставов, а на столе отца — письмо с одной фразой: «Самолёт, запущенный вами, приземлился в вашем же кабинете».
— Бумеранг, — усмехнулся Николай, попивая чай с липовым мёдом от Лидиной мамы. — Интересно, они успели услышать свист перед ударом?
На рассвете Роман вёл машину уже по другой дороге — к дому, где Лида растила розы и верила в чудеса. В бардачке позвякивали ключи от новой клиники, которую Николай Максимович построил вместо «выгодного слияния». На заднем сиденье дед храпел, сжимая в кулаке билеты на поезд — подарок внукам.
— Венеция подождёт, — шепнула Лида, положив руку на рычаг коробки передач. — Сначала научись ездить без сцепления.
Её смех звенел, как те самые фонарики, что когда-то не смогли унести прошлое.