— Леночка, милая, ещё чуть-чуть салата этой замечательной даме, — голос свекрови Тамары Павловны был сладким, как варенье, но ощущался он скорее как жгучий табаско — обжигающим притворством.
Я молча кивнула, беря почти пустую салатницу. Дама, троюродная тетка моего мужа Славы, одарила меня взглядом, полным раздражения — таким обычно смотрят на назойливую муху, которая уже минут десять кружит над головой.
Я двигалась по кухне бесшумно, стараясь быть невидимой. Сегодня день рождения у Славы. Или, точнее, сегодня его семья празднует день рождения в моей квартире. В квартире, которую я оплачиваю.
Смех доносился из гостиной отрывистыми волнами — звук бодрого баса дяди Жени, пронзительный лай его жены. И поверх всего — уверенный, почти командирский тембр голоса Тамары Павловны. Мой муж, вероятно, сидел где-то в углу, натянуто улыбаясь и робко кивая.
Я наполнила салатницу, аккуратно украсив её веточкой укропа. Руки работали словно автоматически, а в голове крутилась одна мысль: двадцать . Двадцать миллионов.
Вчера вечером, получив финальное подтверждение на почту, я просто сидела на полу ванной комнаты, чтобы никто не видел, и смотрела на экран телефона. Проект, который я вела три года, сотни бессонных ночей, бесконечные переговоры, слёзы и почти безнадежные попытки — всё это свелось к одной цифре на экране. Семь нулей. Моя свобода.
— Ну где ты там застряла? — нетерпеливо окликнула свекровь. — Гости ждут!
Я взяла салатницу и вернулась в зал. Праздник шел полным ходом.
— Какая же ты медлительная, Леночка, — протянула тетка, отодвигая свою тарелку. — Просто черепаха.
Слава дернулся, но промолчал. Лишь бы не было скандала — его любимый жизненный принцип.
Я поставила салат на стол. Тамара Павловна, поправляя идеальную укладку, громко, чтобы услышали все, произнесла:
— Что поделать, не всем дано быть проворными. Работа в офисе — это не хозяйство вести. Там посидела за компьютером — и домой. А здесь нужно думать, соображать, суетиться.
Она обвела гостей победным взглядом. Все закивали. Я почувствовала, как щеки начинают гореть.
Потянувшись за пустым бокалом, я случайно задела вилку. Она со звоном упала на пол.
Тишина. На долю секунды все замерли. Десяток глаз — от вилки, ко мне.
Тамара Павловна рассмеялась. Громко, зло, ядовито.
— Вот видите? Я же говорила! Руки — крюки.
Она повернулась к соседке по столу и, не снижая тона, добавила ехидно:
— Я всегда говорила Славику: она тебе не пара. В этом доме ты хозяин, а она… так, фоном приданое. Подай, принеси. Не хозяйка — прислуга.
Смех снова охватил комнату, теперь еще более злорадный. Я посмотрела на мужа. Он отвёл взгляд, делая вид, что очень занят салфеткой.
А я… я подняла вилку. Спокойно. Выпрямила спину. И впервые за весь вечер улыбнулась. Не натянуто и не вежливо — по-настоящему.
Они даже не догадывались, что их мир, построенный на моём терпении, вот-вот рухнет. А мой только начинается. Прямо сейчас.
Моя улыбка явно выбила их из колеи. Смех оборвался так же внезапно, как и начался. Тамара Павловна даже перестала жевать, её челюсть застыла в недоумении.
Я не стала класть вилку на стол. Вместо этого прошла на кухню, опустила её в раковину, взяла чистый бокал и налила себе вишнёвого сока. Того самого, дорогого, который свекровь считала «блажью» и «денежной глупостью».
С бокалом в руке я вернулась в гостиную и заняла единственное свободное место — рядом со Славой. Он посмотрел на меня так, будто видел впервые.
— Лена, горячее стынет! — Тамара Павловна пришла в себя. В её голосе снова звенели стальные нотки. — Нужно раздавать гостям.
— Уверена, Слава справится, — я сделала маленький глоток, не отводя взгляда от неё. — Он ведь хозяин дома. Пусть докажет.
Все взгляды метнулись к Славе. Он побледнел, потом покраснел. Занервничал, бросая умоляющие взгляды то на меня, то на маму.
— Я… Да, конечно, — пробормотал он и, спотыкаясь, потащился на кухню.
Это была маленькая, но сладкая победа. Воздух в комнате стал плотным, тяжёлым.
Тамара Павловна, поняв, что прямой удар не удался, сменила тактику. Она заговорила о даче:
— Мы тут решили, в июле поедем всей семьёй на дачу. Месяц, как обычно. Подышим воздухом.
— Леночка, тебе нужно начать собираться уже на следующей неделе, перевезти заготовки, подготовить дом.
Говорила так, будто это было решено давным-давно. Будто моего мнения вообще не существует.
Я медленно поставила бокал.
— Звучит замечательно, Тамара Павловна. Только боюсь, у меня другие планы этим летом.
Слова повисли в воздухе, как ледяные кубики в жаркий день.
— Какие ещё планы? — Слава вернулся с подносом, на котором криво стояли тарелки с горячим. — Что ты выдумываешь?
Его голос дрожал от раздражения и растерянности. Он так привык, что я соглашаюсь, что мой отказ прозвучал для него как объявление войны.
— Ничего не выдумываю, — я спокойно посмотрела сначала на него, потом на его мать, чей взгляд стал полон ярости.
— У меня деловые планы. Я покупаю новую квартиру.
Сделала паузу, наслаждаясь эффектом.
— Эта, знаете ли, стала слишком тесной.
Наступила оглушительная тишина, которую первой нарушила, конечно же, Тамара Павловна. Она издала короткий, каркающий смешок.
— Покупает она. На какие средства, позволь спросить? В ипотеку на тридцать лет залезешь? Всю жизнь будешь на бетонные стены работать?
— Мама права, Лен, — тут же подхватил Слава, чувствуя поддержку. Он поставил поднос с грохотом, от которого соус брызнул на скатерть.
— Перестань этот цирк. Ты нас всех позоришь. Какая квартира? Ты с ума сошла?
Я обвела взглядом лица гостей. На каждом — презрительное недоверие. Они смотрели на меня как на пустое место, которое вдруг возомнило себя чем-то большим.
— Почему же в ипотеку? — я мягко улыбнулась. — Нет, я не люблю долги. Я покупаю за наличные.
Дядя Женя, до этого хранивший молчание, фыркнул в усы.
— Наследство, что ли, досталось? Старушка-миллионерша в Америке померла?
Гости захихикали. Они снова чувствовали себя хозяевами положения. Эта выскочка блефует.
— Можно и так сказать, — я повернулась к нему. — Только старушка — это я. И я ещё жива.
Сделала глоток сока, давая им время осознать смысл.
— Вчера я продала свой проект. Тот самый, ради которого, по вашему мнению, я «просиживала штаны в офисе». Компания, которую я создавала три года. Мой стартап.
Посмотрела прямо на Тамару Павловну.
— Сумма сделки — двадцать миллионов. Деньги уже на моём счёте. Так что да, я покупаю квартиру. Возможно, даже домик у моря. Чтобы точно не было тесно.
В комнате воцарилось звенящее молчание. Лица вытянулись. Улыбки исчезли, обнажив растерянность и шок.
Слава смотрел на меня расширившимися глазами, его рот открывался, но не издавал ни звука.
Тамара Павловна медленно теряла цвет лица. Её маска рушилась на глазах.
Я встала, взяла сумочку со стула.
— Слава, с днём рождения. Это мой тебе подарок. Я съезжаю завтра. У тебя и твоей семьи есть неделя, чтобы найти новое жильё. Эту квартиру тоже продаю.
Направилась к выходу. Мне в спину не доносилось ни звука. Они были парализованы.
Уже в дверях я обернулась и бросила последний взгляд.
— И да, Тамара Павловна, — мой голос был твёрдым и спокойным. — Прислуга сегодня устала и хочет отдохнуть.
Прошло полгода. Шесть месяцев, которые я прожила как новую жизнь.
Я сидела на широком подоконнике своей новой квартиры. За панорамным окном, от пола до потолка, мерцал вечерний город — живое, дышащее существо, которое больше не казалось враждебным.
Он стал моим. В руке я держала бокал с вишнёвым соком. На коленях лежал ноутбук с открытыми чертежами нового проекта — архитектурного приложения, которое уже привлекло первых инвесторов.
Работала много, но теперь это было в радость, потому что работа меня наполняла, а не высасывала силы.
Впервые за долгие годы я дышала полной грудью. Исчезло постоянное напряжение, с которым жила годами. Ушли привычки говорить тише, двигаться осторожнее, угадывать чужие настроения. Ушло ощущение, что я живу в гостях в собственном доме.
После того дня рождения телефон не умолкал. Слава прошёл все стадии: от яростных угроз («Ты пожалеешь! Ты никто без меня!») до жалобных голосовых сообщений среди ночи, где он всхлипывал о том, «каким хорошим было их прошлое».
Слушая это, я чувствовала лишь холодную пустоту. Его «хорошо» строилось на моём молчании. Развод прошёл быстро. Он даже не пытался ничего требовать.
Тамара Павловна была предсказуема. Звонила, требовала «справедливости», кричала, что я «обобрала её сына». Однажды подстерегла у бизнес-центра, где я арендую офис. Пыталась схватить за руку. Я просто обошла её, не сказав ни слова.
Её власть кончилась там, где закончилось моё терпение.
Иногда, в моменты странной ностальгии, я заходила на страницу Славы.
По фотографиям видно, что он вернулся к родителям. Та же комната, тот же ковёр на стене. Лицо — с выражением вечной обиды, будто весь мир виноват в его неудавшейся жизни.
Гостей больше нет. Праздников тоже.
Пару недель назад, возвращаясь с встречи, я получила сообщение с незнакомого номера:
«Лен, привет. Это Слава.
Мама просит рецепт салата. Говорит, у неё не получается так вкусно».
Я остановилась посреди улицы. Перечитала несколько раз. И вдруг рассмеялась. Не зло, а искренне. Абсурдность просьбы стала лучшим эпилогом нашей истории. Они разрушили нашу семью, пытались уничтожить меня, а теперь хотели… вкусного салата.
Я посмотрела на экран. В моей новой жизни, наполненной интересными проектами, уважающими людьми и тихим счастьем, не было места старым рецептам и старым обидам.
Добавила номер в чёрный список. Без раздумий. Просто убрала, как случайную пылинку.
Затем сделала большой глоток сока. Он был сладким, с лёгкой терпкой ноткой. Это был вкус свободы. И он был прекрасен.