Аромат дешёвых сигарет, смешанный с едким запахом копчёной колбасы, витал в воздухе съёмной квартирки, как призрак несостоявшейся жизни. Этот запах был голосом Артёма, и он резал слух, оставляя после себя горький осадок.
— Ты в своём уме, София? О каких алиментах может идти речь? — его фраза прозвучала не как вопрос, а как обвинительный приговор. — Я тебе кажусь владельцем нефтяной вышки? У меня сейчас совершенно другой жизненный путь, новые обязательства, новые траты!
— У нас есть ребёнок, Артём! Нашему Антошке уже пять лет! — София стояла посреди комнаты, сжимая свои плечи так крепко, будто пыталась удержать от распада хрупкий каркас собственного мира. — Ему нужна зимняя обувь, тёплая куртка! Я одна, на свою одну зарплату медицинской сестры, не могу нести всё это!
— А кто тебя вынуждал становиться матерью? — он бросил эту фразу с холодной, безразличной ухмылкой, переступая через разбросанные детские кубики и машинки. — Нужно было рассуждать здраво, а не поддаваться минутным порывам. Я ухожу. И не пытайся меня найти. И не вздумай обращаться в суд по поводу алиментов, всё равно ничего не получишь, я договорюсь на производстве, мне оформят неофициальные выплаты. Только свои нервы исчерпаешь до дна.
Дверь захлопнулась с таким грохотом, что со стены в прихожей посыпались мелкие кусочки штукатурки. София медленно опустилась на пол, прислонившись спиной к прохладной стене, и слёзы, которые она хранила в себе так долго, хлынули безудержным потоком, смывая последние надежды. Из соседней комнаты, испуганный громкими звуками, послышался плач Антошки. София поднялась на дрожащих ногах, провела ладонями по мокрому лицу и направилась к сыну. С этой самой минуты её существование превратилось в бесконечную, изматывающую борьбу за право просто жить.
Промелькнуло семь долгих лет. Семь лет, которые закалили характер Софии, словно сталь в горниле жизненных испытаний. Она больше не была той доверчивой, беззащитной девушкой, проливающей слёзы в одиночестве. Теперь это была сильная, уверенная в своих силах женщина. Она трудилась на полторы ставки в местной поликлинике, брала дополнительные ночные смены в больнице, посещала пациентов на дому для проведения процедур. Антошка подрос, пошёл в школу, стал её главной отрадой и опорой во всём. Им удалось перебраться в маленькую, но собственную однокомнатную квартирку на отдалённой улице города, которую София приобрела, взяв долгосрочный кредит.
Об Артёме она почти не вспоминала. Он бесследно исчез, растворился в потоке времени, словно его никогда и не существовало. Ни единого телефонного звонка, ни одной копейки финансовой помощи, ни одного вопроса о том, как живёт его сын. Его мать, Инна Викторовна, в прошлом главный бухгалтер того самого колбасного предприятия, первое время звонила, шипела в телефонную трубку, утверждая, что София сама виновата в произошедшем, «не сумела сохранить семью», но со временем и её голос замолк. Для Софии и Антошки оба эти человека перестали существовать.
Жизнь продолжала течь своим чередом, пока однажды, в холодный и пасмурный ноябрьский день, не зазвонил мобильный телефон. Номер на экране был незнакомым.
— Софиюшка, привет, это Инна Викторовна, — прозвучал в трубке вкрадчивый, до боли знакомый голос бывшей свекрови.
София замерла с аппаратом в руке. Сердце на мгновение замерло, пропустив удар.
— Что вам нужно? — спросила она, и её голос прозвучал сухо и отстранённо.
— София, нам необходимо обсудить один очень важный вопрос. Не по телефону. Давай встретимся. У тебя же завтра выходной, верно?
Откуда ей известно её расписание? София почувствовала, как по её коже пробежали ледяные мурашки. Что-то произошло, что-то важное.
— Я буду занята, — коротко ответила она.
— Это вопрос, связанный с наследством, — быстро добавила Инна Викторовна. — Очень большого наследства.
София скептически усмехнулась. Какое наследство? У них с Артёмом никогда не было ничего ценного, только долги и старый, видавший виды диван.
— Меня это не интересует.
— Послушай, дорогая, — голос бывшей свекрови внезапно стал умоляющим, почти жалобным. — Умерла твоя двоюродная бабушка, Зинаида Павловна. Она оставила тебе в наследство квартиру в Москве. Большую, трёхкомнатную, в хорошем районе.
София медленно опустилась на ближайший стул. Тётя Зина… Она видела её всего несколько раз в глубоком детстве. Пожилая, одинокая женщина, сестра её родной бабушки. София знала, что она проживает в столице, но никогда не поддерживала с ней связь. Пару лет назад она разыскала её номер телефона, звонила, чтобы поздравить с праздниками, предлагала свою помощь. Тётя Зина всегда вежливо отказывалась, уверяя, что у неё всё прекрасно. И вот теперь…
— Артём узнал об этой ситуации, — продолжила свой рассказ Инна Викторовна. — Он… он настаивает на своей доле. Утверждает, что по закону он имеет на это полное право.
Кровь отхлынула от лица Софии. Семь лет он не вспоминал ни о ней, ни о сыне, а теперь, учуяв возможность лёгкой наживы, появился из небытия.
— Какую ещё долю? — прошептала она, и в её шёпоте слышались боль и негодование. — Он оставил нас без всяких средств к существованию! Я одна растила нашего сына!
— Он заявляет, что вы официально не расторгли брак, — вздохнула бывшая свекровь. — А всё, что было приобретено в период семейной жизни…
— Но это же наследство! — воскликнула София. — Оно не подлежит разделу!
Она ясно вспомнила слова своей подруги-юриста Карины, которая однажды объясняла ей тонкости семейного законодательства. «София, запомни раз и навсегда, — говорила Карина, — согласно закону, имущество, полученное по наследству, так же как и подаренное, является личной собственностью того, кому оно перешло. Даже если вы официально состоите в браке. Твой супруг не имеет никаких прав ни на один квадратный метр унаследованной тобой квартиры, ни на одну копейку с подаренных тебе средств. Это чётко прописано в законодательстве. Это не совместно нажитое имущество, а полученное по безвозмездной сделке». Эти слова теперь звучали в её сознании с силой спасительного маяка.
— Вот и я ему пытаюсь это объяснить, а он и слушать не желает, — запричитала Инна Викторовна. — Угрожает обращением в судебные органы, наймом дорогих адвокатов. София, давай всё же встретимся. Я на твоей стороне. Честное слово.
София не доверяла ей. Ни единому её слову. Но что-то в тоне бывшей свекрови заставило её согласиться. Любопытство и застарелая, невысказанная обида взяли верх над осторожностью.
На следующий день в дверь её квартиры раздался звонок. На пороге стоял он. Артём. Время было к нему безжалостно. Он располнел, волосы поредели, под глазами залегли тёмные, глубокие тени. Лишь запах колбасы и дешёвого парфюма остался прежним, как неприятное воспоминание. Рядом с ним, кутаясь в своё старенькое, вышедшее из моды пальто, стояла Инна Викторовна.
— Привет, — Артём попытался изобразить на лице подобие улыбки, обнажив пожелтевшие от табака зубы. — А ты стала только краше, София.
София молча отступила, пропуская их в тесную прихожую.
— Мама, посмотри, в каких условиях они существуют, — с брезгливой усмешкой произнёс Артём, окидывая взглядом скромную обстановку. — Настоящая клетушка. А где же Антошка? Мой сын.
— Он в школе, — холодно ответила София. — И он не твой сын. Ты отказался от него семь лет назад.
— Ну, что ты сразу переходишь на личности, — поморщился Артём. — Жизненные обстоятельства тогда сложились таким образом. Но я всегда хранил в памяти вас обоих.
Он прошёл на кухню и без приглашения уселся за стол. Инна Викторовна осталась стоять на пороге, опустив глаза с видом глубоко виноватого человека.
— Так вот, София, — начал Артём деловым, наставительным тоном. — Касательно московской квартиры. Я проконсультировался со специалистами в области права. Поскольку мы официально остаёмся мужем и женой, мне причитается половина. Но я не человек, ослеплённый жадностью. Я готов ограничиться одной третью. Мы продаём эту недвижимость, делим вырученные средства, и все остаются в выигрыше. Я даже Антошке смогу помочь с получением хорошего образования.
София смотрела на него. Внутри у неё всё кипело от возмущения и гнева. Семь лет она в одиночку сражалась с бедностью, с болезнями сына, с гнетущим отчаянием. Семь лет она высчитывала каждую копейку, отказывая себе в самом необходимом, чтобы у Антошки было всё, что нужно. А теперь этот человек, бросивший их на произвол судьбы, сидит на её кухне и с наглой ухмылкой рассуждает о «своей законной доле».
— Ты не получишь ничего, Артём, — произнесла она тихо, но с непоколебимой твёрдостью. — Ни одной копейки. Ни одного сантиметра. Согласно закону, наследственное имущество не входит в категорию совместно нажитого.
— Это мы ещё посмотрим в зале суда! — вспылил он. — У меня будут самые лучшие, самые дорогие адвокаты! Они докажут, что ты целенаправленно обрабатывала эту старушку, чтобы завладеть её жильём!
— Артём, прекрати немедленно! — вдруг строго сказала Инна Викторовна. Она подошла к столу и устремила на сына тяжёлый, осуждающий взгляд. — Хватит позорить себя и нас.
— Мама, ты о чём? — опешил Артём. — Это ты сама говорила, что нужно бороться за свои права!
— Я говорила, что нужно спокойно обсудить ситуацию, а не устраивать унизительное представление! — резко парировала она. — Я всё это время… София, я знала, как тебе было нелегко. Через знакомых, через старых соседей. Я знаю, как ты работала без отдыха, чтобы поднять нашего Антошку. А ты, — она повернулась к сыну, и в её голосе зазвенела сталь, — ты в это время предавался удовольствиям! Тратил деньги впустую, проводил время в сомнительных компаниях! Ни разу даже не вспомнил о своём сыне!
Артём покраснел от злости.
— Да что ты можешь понимать! Я строил свою жизнь!
— Построил? И где она, эта построенная тобой жизнь? — Инна Викторовна говорила всё громче, и каждая её фраза была наполнена горечью. — Тебя выгнала очередная твоя сожительница, потому что ты не желаешь трудиться, предпочитаешь лежать на диване и проводить время за пустыми занятиями! Ты пришёл ко мне, не имея за душой ни гроша, в потрёпанной одежде! А теперь прибежал делить то, что тебе никогда не принадлежало!
— Это не чужое! Она моя законная супруга! — кричал Артём, теряя самообладание.
— Ты мне не муж! — закричала София, и этот крик вырвался из самых глубин её израненной души, где все эти семь лет копилась невысказанная боль. — Муж не поступает так подло! Муж не бросает свою семью с маленьким ребёнком без средств к существованию! Муж не исчезает на семь долгих лет, чтобы потом явиться и требовать то, чего он абсолютно не заслужил! Ты для меня — никто! И для нашего сына ты — никто!
— Я обращусь в суд! Я отниму у тебя и квартиру, и сына! — уже почти не контролируя себя, выкрикивал Артём.
— Попробуй сделать это! — София рассмеялась ему прямо в лицо, и в её смехе слышались и горечь былых обид, и вновь обретённая внутренняя сила. — Только знай, я тоже подам заявление в судебные органы. О взыскании алиментов за все семь лет! С учётом всех положенных штрафных санкций! А это, между прочим, огромная сумма. Твоё предприятие может просто не выдержать таких финансовых обязательств перед государством! Я соберу всех, кто был свидетелем моей борьбы: соседей, врачей, школьных учителей! Всех, кто видел, как я одна, без чьей-либо помощи, поднимала нашего сына, пока ты предавался праздному времяпрепровождению! И тогда мы посмотрим, на чью сторону встанет правосудие!
Артём словно сдулся. Он никак не ожидал такого яростного и уверенного отпора. Он привык видеть Софию тихой, уступчивой, готовой терпеть. А сейчас перед ним стояла разгневанная львица, готовая защищать своего детёныша до последнего.
— Мама, ну скажи же ей что-нибудь! — жалобно простонал он, ища поддержки у матери.
Инна Викторовна посмотрела на него с нескрываемым презрением и глубоким разочарованием.
— София абсолютно права, — твёрдо заявила она. — Ты не заслужил ни прощения, ни материальной компенсации. Уходи, Артём. Уходи сейчас же.
— И ты тоже? Ты против своего родного сына? — заскулил он, пытаясь сыграть на последних струнах её души.
— Я на стороне справедливости, — без тени сомнения ответила Инна Викторовна. — Я слишком долго закрывала глаза на твоё недостойное поведение. С меня достаточно. Я воспитала не настоящего мужчину, а законченного эгоиста и потребителя. И это моя величайшая ошибка. Но я хотя бы попытаюсь её исправить.
Она подошла к своей объёмной сумке, достала оттуда толстую папку с документами и положила её на стол перед Артёмом.
— Вот, — сказала она с ледяным спокойствием. — Это твоё наследство.
Артём с недоумением раскрыл папку. Внутри лежали старые, пожелтевшие от времени бумаги. Договор купли-продажи на ветхий, полуразрушенный домик в заброшенной деревне за много километров от города, который когда-то принадлежал матери Инны Викторовны. Технический паспорт на проржавевший автомобиль древней модели, который уже несколько десятилетий стоял без движения в старом сарае. И пачка сберегательных книжек старого образца, на которых хранились обесценившиеся за годы тысячи рублей.
— Что это такое? — пролепетал Артём, не в силах скрыть своё разочарование.
— Это всё, что у меня есть. Всё, что я могла бы оставить тебе в наследство, — невозмутимо пояснила Инна Викторовна. — Я оформила все эти документы на твоё имя. Вчера. В нотариальной конторе. Так что, когда меня не станет, ты станешь полноправным владельцем именно этого имущества. Дома, в который нужно вложить целое состояние, чтобы он не развалился окончательно. Автомобиля, который годится только для сдачи в металлолом. И денежных средств, на которые нельзя приобрести даже буханку хлеба. Вот твоя доля. Вот твоё настоящее наследство. А теперь убирайся. И из этой квартиры, и из моей жизни. Пока я не произнесла слова, которых потом не смогу забыть.
Артём смотрел то на папку с никчёмными бумагами, то на мать, то на Софию. Он наконец-то осознал, что потерпел полное и безоговорочное поражение. Он проиграл эту битву по всем фронтам. Его покинули все, на кого он надеялся. Не говоря более ни слова, он схватил папку и стремительно выбежал из квартиры, громко хлопнув дверью.
На маленькой кухне воцарилась звенящая тишина. София и Инна Викторовна молча смотрели друг на друга. Две женщины, которых так жестоко и глубоко ранил один и тот же человек.
— Прости меня, София, — тихо, почти шёпотом, произнесла бывшая свекровь. — Прости за всё. За то, что я воспитала такого сына. За то, что не протянула тебе руку помощи, когда ты так в ней нуждалась.
София медленно подошла и обняла её. Впервые за много долгих и трудных лет.
— Не нужно извинений, Инна Викторовна. Всё это осталось в прошлом.
— Знаешь, я ведь не просто так поступила таким образом, — сказала свекровь, смахивая слёзы с лица. — Я ведь тоже не являюсь образцом добродетели. Я долго злилась на тебя, считала тебя виновной в наших семейных неурядицах. А потом мне открылась простая, но суровая правда… Он ведь поступал так же и по отношению ко мне. Постоянно просил деньги, обманывал меня без зазрения совести. Сердце матери часто бывает слепо. Но существует одна древняя мудрость, которую мне когда-то рассказала моя собственная бабушка: «Нельзя выстроить своё собственное благополучие на руинах чужой жизни. Рано или поздно наступит момент расплаты». Вот для моего Артёма и настал этот момент.
Они провели ещё много времени на маленькой кухне Софии, пили ароматный чай и разговаривали. Обо всём на свете. Об Антошке, о работе, о планах на будущее. София делилась своими мечтами о том, как сделает ремонт в московской квартире и переедет туда вместе с сыном. Инна Викторовна рассказывала секреты приготовления своих фирменных пирогов и забавные случаи из своей многолетней бухгалтерской практики.
И в тот самый момент София осознала, что вместо доли в желанной квартире, Артём получил нечто гораздо более ценное. Он получил суровый жизненный урок. Жестокий, но абсолютно справедливый. А она… она обрела не просто недвижимость. Она обрела долгожданную свободу от груза прошлого, от незаживающих обид, от токсичных отношений, которые годами отравляли её существование. Она обрела неожиданного союзника в лице бывшей свекрови. И самое главное — она обрела непоколебимую уверенность в том, что бороться за своё достоинство и счастье своего ребёнка — это не просто право, это необходимость. Всегда. Даже в те минуты, когда кажется, что все силы уже на исходе.
За окном совсем стемнело, и на тёмном небе одна за другой зажглись яркие звёзды. Инна Викторовна начала собираться домой.
— Ты, Софиюшка, если что-то понадобится, сразу звони мне, без колебаний, — сказала она, надевая своё поношенное пальто. — Отныне я всегда буду на твоей стороне. Мы с Антошкой испечём пирогов, самых вкусных.
София улыбнулась. Впервые за много лет её улыбка была по-настоящему счастливой и безмятежной, идущей от самого сердца. Она закрыла дверь за бывшей свекровью и подошла к окну. Внизу, на тёмной улице, медпенно удалялась сгорбленная фигура её бывшего мужа, который прижимал к груди папку со своим бесполезным «наследством». Он получил именно то, что заслужил. А её ждала новая, наполненная светом и надеждой жизнь, в которой больше не оставалось места для предательства и лжи.
— Да, всё идёт строго по намеченному плану. Теперь она доверяет мне, как самой близкой родственнице, — звучал в телефонной трубке знакомый, но почему-то чужой и ледяной голос. — Наивная простушка, она действительно верит, что я её поддерживаю. Скоро эта московская наследница поймёт, что значит противостоять нашей семье. Мой сын получит всё, что ему причитается, до последней копейки. А она останется там, где ей и надлежит быть — у разбитого корыта…
Этот случайно подслушанный соседкой разговор, стал лишь первым, едва уловимым предвестником надвигающейся бури, которая готовилась обрушиться на голову Софии. Но она пока ничего не ведала о надвигающейся опасности. Её сердце, израненное годами борьбы и одиночества, наконец-то начало оттаивать. Ей казалось, что в её жизни наступила долгожданная светлая полоса, полная надежд и новых начинаний.
После того памятного визита, когда Артём был с позором изгнан, Инна Викторовна стала практически членом их маленькой семьи. Она регулярно приходила в гости, приносила Антошке его любимые пироги с яблочной начинкой, помогала Софии с домашними хлопотами, делилась забавными историями из своей бухгалтерской молодости. Она больше не напоминала ту язвительную и непримиримую свекровь, а стала… почти что подругой, близким человеком.
— Софиюшка, ты только, пожалуйста, не думай, что я делаю это для того, чтобы заслужить прощение, — часто говорила она, поправляя скатерть на столе. — Я делаю это ради нашего внука. Я хочу, чтобы он знал, что у него есть бабушка, которая его любит. Я потеряла так много лет… Мой Артёмка, глупец, совсем отбился от рук. После той истории он даже не звонит. Что ж, пусть будет так. Высшие силы рассудят его по справедливости.
София слушала её и всем сердцем верила каждому слову. Ей так отчаянно хотелось верить, что в людях есть доброта, что даже самые очерствевшие сердца способны смягчиться и измениться. Она делилась с Инной Викторовной своими самыми сокровенными планами: вот она продаст свою маленькую квартирку, добавит вырученные средства, сделает качественный ремонт в московской квартире и переедет туда вместе с Антошкой. Сын будет ходить в хорошую столичную школу, у него будет всё, о чём она могла только мечтать для него.
— Правильно, милая, всё правильно, — одобрительно кивала Инна Викторовна, а в глубине её глаз на мгновение мелькал странный, необъяснимый огонёк. — Бороться за своё счастье нужно до самого конца. Ты у меня умница, ты сильная духом женщина.
Эта идиллическая картина семейного благополучия рухнула в одно мгновение. Холодным декабрьским утром почтальон принёс Софии официальное заказное письмо. Дрожащими от волнения руками она вскрыла конверт. Внутри лежала повестка в суд. Её бывший муж, Артём, подавал исковое заявление о разделе совместно нажитого имущества, а именно — трёхкомнатной квартиры в Москве.
Земля поплыла у неё под ногами. София схватила телефон и набрала номер Инны Викторовны.
— Инна Викторовна, здравствуйте… Мне только что… пришла повестка из суда, — пролепетала она, с трудом сдерживая подступающие слёзы. — Артём… он подал на меня в суд. Требует разделить квартиру.
— Да не может этого быть! — искренне ахнула в трубку бывшая свекровь. Её голос звучал так естественно, так полон возмущения, что у Софии не возникло ни малейшего сомнения в её честности. — Ах он, негодяй! Совсем забыл о чести и совести! Ничего, Софиюшка, не волнуйся! Я сама с ним поговорю! Я заставлю его забрать этот иск обратно! Это какое-то ужасное недоразумение!
София почувствовала небольшое облегчение. Но чувство тревоги, словно ядовитый червь, уже начало точить её изнутри. Она позвонила своей подруге-юристу, Карине.
— Карина, привет. Это снова я, — устало произнесла она. — Он всё-таки подал иск в суд.
— Я предполагала, что он не отступит так просто, — спокойно ответила Карина. — Такие люди редко сдаются без боя. Что ж, придётся готовиться к судебному разбирательству. Привози мне, пожалуйста, копию иска, будем готовить обоснованное возражение. И вот что, София… Я бы не советовала тебе слишком доверять твоей бывшей свекрови. Меня настораживает её столь внезапное превращение в добрую и заботливую фею.
— Да что ты, Карина! Она полностью на моей стороне! Она была так возмущена поступком Артёма, даже обещала поговорить с ним!
— Обещать и сделать — это две большие разницы, — вздохнула Карина. — В юридической практике, София, как и в твоей медицине, нельзя доверять лишь внешним симптомам, необходимо искать первопричину заболевания. Её неприязнь к тебе не могла испариться в одночасье. Будь, пожалуйста, предельно осторожна.
Слова подруги заставили Софию серьёзно задуматься. Но она всеми силами отгоняла от себя дурные предчувствия. Неужели человек способен настолько искусно притворяться?
Инна Викторовна перезвонила ей спустя пару дней.
— София, я не могу до него дозвониться, — сообщила она расстроенным голосом. — Его телефон не отвечает. Наверное, скрывается от меня, негодник. Но ты не переживай, я буду выступать в суде в качестве свидетеля! Я расскажу суду всю правду, как он тебя бросил, как ты одна растила нашего Антошку! Судья обязательно поймёт, на чьей стороне правда!
Эти слова окончательно успокоили Софию. С таким свидетельством у неё были все шансы выиграть это дело.
Тем временем, Инна Викторовна и Артём разыгрывали тщательно спланированный спектакль. После того памятного «конфликта» на кухне у Софии, они встретились в тот же вечер в уединённом месте — в небольшой закусочной на окраине города.
— Ну что, мамаша, довольна результатом? — злобно прошипел Артём, запивая дешёвые пельмени крепким алкоголем. — Устроила целое представление! Чуть не оставила меня без наследства!
— Тише! — резко оборвала его Инна Викторовна, бросая настороженные взгляды по сторонам. — Всё идёт точно по нашему плану. Я всё записала. Каждое её слово, каждую фразу.
Она с выражением глубокого удовлетворения похлопала по своей объёмной сумке, где лежал маленький, но мощный цифровой диктофон.
— И что же там такого ценного? — оживился Артём.
— А то! Она там тебя всячески поносит, представляет себя несчастной жертвой, а тебя — законченным негодяем. А я, соответственно, её всячески поддерживаю, выражаю своё сочувствие. Мы предъявим эту запись в суде. Наш адвокат заявит, что эта хитрая женщина обработала меня, пожилую и больную женщину, настроила против родного сына! Она — манипулятор! Давила на жалость, чтобы я перешла на её сторону! Судья — тоже женщина, она обязательно поймёт мои чувства. Пожалеет меня, «обманутую и одинокую мать», и обязательно присудит тебе твою законную долю. Мы ведь защищаем честь нашей семьи! Негоже, чтобы какая-то простая медсестра распоряжалась миллионами, а мой родной сын продолжал работать на заводе!
Их план был циничным до мозга костей и дьявольски продуманным. Инна Викторовна, опытный бухгалтер, привыкла просчитывать все ходы и риски наперёд. Оставалась лишь одна небольшая, но важная деталь — перевести аудиозапись в текстовый формат, чтобы приобщить её к материалам дела. Сама она не умела пользоваться компьютером, поэтому решила обратиться в небольшой частный офис, предоставляющий подобные услуги, который находился в соседнем доме.
За стойкой сидел молодой человек лет двадцати пяти, с умными и проницательными глазами. Его звали Игорь. Он был студентом факультета журналистики и подрабатывал здесь, а в свободное время писал статьи для местного новостного портала.
— Мне необходимо распечатать текст с этой аудиозаписи, — властным тоном сказала Инна Викторовна, протягивая ему диктофон. — Дословно, без каких-либо изменений. Это для судебного разбирательства.
— Хорошо, — кивнул Игорь. — Будет готово завтра к концу дня.
Оставшись один, Игорь вставил наушники и запустил запись. Сначала он слушал не особенно внимательно, механически печатая текст. Но постепенно его пальцы начали замирать над клавиатурой. Он перематывал запись снова и снова, и его лицо становилось всё более мрачным и озабоченным. История, которая разворачивалась в этих голосах — полный боли и отчаяния крик одной женщины, наглые и циничные требования её бывшего мужа и лицемерный, вкрадчивый голос его матери — поразила его до глубины души. Он сам вырос без отца, его мать работала не покладая рук на двух работах, чтобы поднять его и дать ему образование. Эта история была ему до боли знакома и близка.
Он понял, какое чудовищное, низкое предательство готовится. И он не мог просто остаться в стороне, не попытавшись помочь. Закончив работу, он скопировал аудиофайл на свой личный носитель. На следующий день, когда Инна Викторовна пришла за готовой распечаткой, он отдал ей стопку бумаг с абсолютно невозмутимым лицом. Она, даже не утруждая себя проверкой, сунула документы в сумку, расплатилась и удалилась, излучая полное удовлетворение.
Игорь разыскал в общей базе данных контактный телефон Софии. Звонить было непросто. Он не знал, как она отреагирует на его звонок. Но голос совести не позволял ему молчать и оставаться в стороне.
— София Михайловна? — вежливо спросил он, когда она подняла трубку. — Меня зовут Игорь. Я журналист. У меня есть информация, которая напрямую касается вашего судебного дела. Это чрезвычайно важно. Мы можем встретиться?
София насторожилась. Какой ещё журналист? Откуда он знает о её судебных тяжбах? Но что-то в его голосе, в его манере речи внушало необъяснимое доверие. Она согласилась встретиться с ним в небольшом уютном кафе неподалёку от её работы.
Игорь пришёл со своим ноутбуком. Он не стал ходить вокруг да около и сразу перешёл к сути дела.
— София Михайловна, я стал невольным свидетелем… одного очень неприятного разговора. Я считаю, что вы обязаны это услышать.
Он включил запись, сделанную самой Инной Викторовной на её диктофон, — ту самую, которую она принесла ему для распечатки.
Из динамиков ноутбука полился до боли знакомый голос бывшей свекрови, который выражал Софии своё сочувствие и осуждал поведение сына. А потом… потом София услышала тот самый телефонный разговор, который случайно подслушала её соседка. И затем — откровенный разговор в закусочной. Весь их грязный, отвратительный план предстал перед ней во всей своей уродливой наготе.
Мир Софии рухнул во второй раз. Но на этот раз боль была острее и глубже. Предательство человека, которому она только начала доверять, которому открыла свою душу, было похоже на удар отточенного кинжала в самое сердце. Слёзы текли по её лицу ручьями, и она даже не пыталась их сдерживать. Это были слёзы не слабости, а страшной, всепоглощающей боли от чудовищного обмана.
— За что? — прошептала она, глядя на Игоря глазами, полными недоумения и скорби. — За что они так со мной?
Игорь не нашёл, что ответить. Он просто молча протянул ей бумажную салфетку.
— Я не знаю. Но я точно знаю, что с этим можно и нужно бороться. Они планируют использовать эту запись против вас в суде. А мы можем использовать её как наше главное оружие против них.
София вернулась домой совершенно разбитой морально и физически. Она сидела на кухне в полной темноте, и перед её глазами проносились все эти семь лет борьбы и лишений. Как она, рыдая от бессилия, укачивала заболевшего Антошку. Как считала каждую копейку, чтобы купить ему немного свежих фруктов. Как засыпала на ходу после изматывающих ночных дежурств. И как, вопреки всему, поверила в искренность и доброту той, что всё это время готовила ей удар в спину.
В этот момент в комнату вошёл Антошка. Он был уже не маленьким мальчиком, а почти взрослым подростком, выше её на полголовы.
— Мам, почему ты не спишь? — он подошёл и обнял её за плечи. — Опять из-за него… из-за папы?
София посмотрела в его серьёзные, взрослые глаза, так похожие на её собственные. И в тот же миг она поняла, что не имеет ни малейшего права сдаваться или показывать свою слабость. Ради него, ради их общего будущего.
— Нет, сынок, — твёрдо сказала она, вытирая остатки слёз. — Из-за него я не пророню больше ни одной слезинки. Всё будет хорошо. Мы обязательно со всем справимся. Вместе.
На следующий день она встретилась с Кариной и Игорем. Втроём они разработали чёткий и продуманный план ответных действий.
Судебное заседание было назначено на конец января. Артём и Инна Викторовна вошли в зал суда с видом полных победителей. Их сопровождал дорого одетый, ухоженный адвокат. Они с откровенным презрением посмотрели на Софию и её скромно выглядевшую подругу-защитницу.
— Суд приступает к рассмотрению гражданского дела по иску гражданина Соколова к гражданке Соколовой о разделе имущества, — монотонно объявила судья.
Адвокат Артёма начал свою пламенную речь. Он говорил красиво, гладко и очень убедительно. О том, что его доверитель был введён в заблуждение, что его бывшая супруга всегда отличалась меркантильностью, и что она, вступив в сговор с пожилой и больной родственницей, пыталась незаконно лишить его законного имущества.
— А в качестве неопровержимого доказательства того, что гражданка Соколова является искусной манипуляторшей, прошу приобщить к материалам дела аудиозапись и её дословную расшифровку, — пафосно закончил он свою речь. — На этой записи зафиксирован разговор, в ходе которого она целенаправленно настраивает мать моего доверителя, Инну Викторовну, против её родного сына!
Он с победоносным видом посмотрел на Софию. Инна Викторовна самодовольно улыбалась, не скрывая своего торжества.
— Ваша честь, — спокойно поднялась со своего места Карина. — Мы не имеем никаких возражений против приобщения данной аудиозаписи к материалам дела. Более того, мы настаиваем на её полном и гласном прослушивании в зале судебного заседания. А также просим разрешения на проведение видеосъёмки процесса, поскольку на данном заседании присутствуют представители средств массовой информации.
В этот самый момент дверь в зал суда распахнулась, и внутрь вошли несколько человек с профессиональными телекамерами во главе с Игорем.
Лица Артёма, его матери и их адвоката вытянулись и побледнели. Они явно не ожидали такого развития событий.
— Какие ещё представители прессы? На каком основании? — закричал адвокат, теряя самообладание.
— На том основании, что данное судебное дело вызвало значительный общественный резонанс, — невозмутимо ответил Игорь, демонстрируя своё официальное удостоверение.
Судья, опытная и строгая женщина, нахмурилась, но после короткого раздумья дала разрешение на съёмку.
В зале включили аудиозапись. Сначала зазвучал голос Софии, полный неподдельной боли и отчаяния. Затем — вкрадчивый, полный фальшивого сочувствия голос Инны Викторовны. Артём и его мать начали нервно переглядываться, чувствуя нарастающую тревогу. А потом… потом в зале прозвучал их собственный разговор в закусочной. Циничный, беспринципный, раскрывающий всю их грязную, подлую схему.
В зале суда повисла гробовая, звенящая тишина. Было слышно лишь тихое жужжание телекамер. Адвокат Артёма сначала побагровел, затем резко побледнел и начал что-то лихорадочно шептать своему клиенту. Инна Викторовна съёжилась на своей скамье, словно пытаясь стать меньше, и казалось, что она вот-вот провалится сквозь землю от стыда и позора.
— Это… это отвратительная подделка! — выкрикнул Артём, пытаясь найти хоть какое-то оправдание. — Это провокация!
— У нас имеется оригинальная аудиозапись на диктофоне, — твёрдо заявил Игорь. — Мы готовы предоставить её для проведения независимой экспертизы.
Судья сняла свои очки и устремила на истцов тяжёлый, испепеляющий взгляд.
— У вас есть что-либо добавить к уже сказанному?
Ответом ей была лишь оглушительная, унизительная тишина.
Решение суда было быстрым, законным и абсолютно предсказуемым. В исковых требованиях Артёму было отказано в полном объёме. Более того, судья вынесла частное определение в адрес органов прокуратуры о проведении тщательной проверки по факту возможного мошенничества и преступного сговора.
София выходила из здания суда под вспышки фотокамер и под пристальными взглядами журналистов. Она не чувствовала ни радости, ни торжества победы. Лишь огромную, всепоглощающую усталость, идущую из самых глубин её души. У входа её поджидали Артём и Инна Викторовна.
— Ты… ты ещё сильно пожалеешь о содеянном! — прошипел Артём, пытаясь прорваться к ней сквозь небольшую толпу.
— Просто оставьте меня, — тихо, но с непоколебимой твёрдостью сказала София. — Просто исчезните из моей жизни. Я не хочу вам мстить. Я просто хочу, чтобы вы навсегда оставили в покое меня и моего сына.
На следующий день телевизионные новости и интернет-издания взорвались сюжетами о «непрошеном наследстве». Разразился грандиозный общественный скандал. Артёма с позором уволили с колбасного завода. Инна Викторовна заперлась в своей квартире и перестала выходить на улицу, боясь встречи с соседями. Они получили своё справедливое наказание. Возможно, не в виде тюремного заключения, но в виде нечто гораздо более страшного — всеобщего публичного презрения и неизгладимого позора.
Спустя несколько месяцев София вместе с Антошкой переехали в Москву. Стоя посреди огромной, наполненной светом квартиры с высокими потолками, она снова плакала. Но на этот раз слёзы были совсем другими — это были слёзы очищения, счастья и долгожданного освобождения.
Однажды вечером, разбирая старые вещи перед окончательным переездом, Антошка нашёл пожелтевшую фотографию. На ней были запечатлены молодые София и Артём в день их бракосочетания.
— Мам, а ты его действительно любила? — тихо, почти шёпотом, спросил он.
София внимательно посмотрела на счастливые, сияющие лица на старой фотографии, и в её сердце не осталось ни капли ненависти или обиды. Лишь лёгкая, светлая грусть о несбывшихся надеждах.
— Любила, сынок. Любила всем сердцем. Но знаешь, какой самый важный урок я извлекла за все эти годы? Любовь — это не слабость и не бесконечное всепрощение. Настоящая, зрелая любовь, прежде всего, — это уважение к самому себе. И никто, абсолютно никто не имеет права отнимать у тебя это уважение. Нужно уметь не только любить всем сердцем, но и иметь силы вовремя отпускать. Отпускать тех людей, которые приносят в твою жизнь лишь боль и разочарование. И нужно всегда бороться. Бороться за своё законное право быть счастливым человеком.
Она нежно обняла своего повзрослевшего сына. Впереди их ждала новая, возможно, не всегда простая, но совершенно иная, светлая жизнь. И теперь София точно знала — они обязательно со всем справятся. Вместе. Потому что они были настоящей, неразменной монетой в бурном потоке жизни.