— Серьёзно? — Антон откинулся в глубоком кожаном кресле, с сомнением оглядывая друга. — Саша, ты же знаешь, что я думаю обо всём этом… шоу. Белое платье, пьяные тёщи, клятвы, которые к следующему году станут пылью. Зачем мне это смотреть?
Саша, сидевший напротив, был измотан предсвадебной суетой, но глаза его светились. Он выглядел уставшим — и счастливым.
— Тоха, это моя свадьба. Не «шоу», а самый важный день в моей жизни. Я хочу, чтобы рядом был мой лучший друг.
Антон фыркнул. Владелец сети бутиков модной одежды, закоренелый циник и убеждённый холостяк, он считал брак пережитком прошлого — социальной ловушкой, где двое людей годами изображают счастье ради приличий.
— Ладно, уговорил, — процедил он, отхлебнув дорогого виски. — Приду. Посижу в углу, выпью за твоё здоровье — с минимальным энтузиазмом — и исчезну до начала танцев с тостами.
— Не выйдет, — покачал головой Саша. — У меня одно условие: ты приходишь с девушкой.
Антон поперхнулся.
— С кем? Ты совсем?
— Совершенно. У моей невесты полно одиноких подруг, у меня — одиноких друзей. Я не хочу, чтобы свадьба превратилась в охоту за партнёрами. Все — парами. Это не обсуждается. Найди себе кого-то хотя бы на один вечер. Для тебя это же пустяк.
Когда Саша ушёл, оставив на столе глянцевое приглашение, Антон сжал кулаки. Пустяк? Да это катастрофа! Он избегал серьёзных отношений как чумы. Его романы были короткими, страстными и заканчивались по его звонку — как только появлялся намёк на обязательства. Он не переносил сцен, слёз, драм. Поэтому всё пресекал на корню.
А теперь ему нужно было найти девушку, которая согласится сыграть роль его спутницы на один вечер и исчезнет без сцен и упрёков. Задача казалась невозможной. В голове всплыли воспоминания о родителях — богатых, успешных, презирающих друг друга. Их дом был полем хронической холодной войны, где оружием были молчание и сарказм. Он впервые увидел на их лицах облегчение только в день развода. Именно тогда, в юности, он поклялся себе, что никогда не повторит их путь. Что брак — это не любовь, а узаконенное рабство.
Голос отца, лениво бросавшего: «Сынок, запомни: совместная жизнь — это отказ от себя. Твоё время, деньги, выборы — всё становится предметом торга», — звучал в памяти. А мать, холодная и элегантная, добавляла: «Брак — самая несправедливая сделка для мужчины с деньгами и самая унизительная — для женщины с гордостью». Эти слова вросли в душу, как ядовитые корни.
А потом была Соня. Единственная, кого он подпустил близко. Его первая и последняя любовь. Они познакомились в университете. Она была умной, свободной, казалось, разделяла его взгляды. Договорились: никаких обязательств, свобода и уважение. Впервые Антон почувствовал, что теряет контроль. Он уже мечтал о совместной жизни, о предложении руки и сердца…
Но однажды он застал её с другим — в их квартире. Без сцен, без оправданий. Она лишь посмотрела на него и сказала: «Мы же договаривались. Никаких обязательств». Эти слова, сказанные с ледяным спокойствием, оставили в душе пустоту, которую он так и не смог заполнить. Эта боль стала его щитом.
Антон очнулся от воспоминаний. За окном уже стемнело. Огни города дрожали в стекле панорамного окна. В кабинете царил полумрак, лишь настольная лампа отбрасывала тёплый свет. Он сидел один, придавленный прошлым и абсурдом настоящего. В дверь тихо постучали.
— Можно? — в кабинет заглянула девушка в униформе клининговой службы. — Антон Кириллович, можно убрать? Или лучше утром? Мне завтра на первую пару.
Он поднял взгляд. Девушка была симпатичной — с большими серьёзными глазами и каштановыми волосами, выбившимися из-под косынки. Но не внешность его поразила. А её речь — чистая, спокойная, без раболепия. И взгляд — прямой, умный.
— Как вас зовут?
— Настя.
— На кого учитесь, если пары?
— На инженера-мостостроителя, — ответила она просто.
Мостостроитель?
В его мире гламура, брендов и циничных сделок это прозвучало как из параллельной реальности. Уборщица, которая проектирует мосты. Контраст был настолько резким, что в голове Антона вспыхнула безумная идея. Он представит её своей девушкой — простую студентку, «поломойку», как говорят в его кругу. Пусть все увидят: он может быть с кем угодно. Это будет его месть светским условностям.
— Настя, не хотите выпить со мной кофе после работы? — на следующий день он поджидал её у выхода. Он действовал по плану, изображая галантного кавалера. Он был уверен: после свадьбы всё закончится. Она поймёт, примет отступные — и исчезнет. Без драм, без боли.
Они сидели в дорогом ресторане. Антон говорил о бизнесе, моде, путешествиях. Настя слушала, помешивая капучино. Когда принесли счёт, она посмотрела на него прямо.
— Антон Кириллович, не обижайтесь, но это было… скучно, — сказала она без тени смущения. — Все эти разговоры о брендах — не жизнь, а каталог. Давайте я покажу, что такое настоящее свидание?
На следующий вечер они оказались в парке аттракционов. Настя в джинсах и футболке уверенно повела его к кассе.
— Сначала катамаран, потом американские горки, на ужин — хот-доги у входа. Согласен?
Антон чувствовал себя не в своей тарелке. Он, привыкший к дорогим костюмам и лимузинам, стоял в толпе в джинсах, купленных по её настоянию. Без водителя, без статуса. Он мысленно проклинал Сашу и его свадьбу. «Потерпи, — говорил он себе, — это часть плана. Один вечер — и ты победил».
Но спустя час, когда их катамаран дрейфовал по золотистой глади пруда, Антон вдруг понял, что чувствует… лёгкость. По-настоящему хорошо. Настя с жаром рассказывала о вантовых мостах, а он — к своему удивлению — слушал с интересом. Она смеялась над его попытками грести, и её смех был таким искренним, что он невольно улыбался в ответ.
— Давай на «ты»? — предложила она, щурясь от солнца. — «Антон Кириллович» звучит, будто я на зачёте.
Он кивнул, не в силах вымолвить слово. В этот момент его цинизм, броня, весь его выстроенный мир — всё показалось фальшивым. Он впервые за годы просто жил.
Они начали встречаться всё чаще. Парки, кинотеатры, прогулки по набережной, кофейни с неудобными стульями и вкусным какао. Антон твердил себе, что это лишь подготовка к спектаклю, но ловил себя на том, что с нетерпением ждёт каждого свидания — больше, чем когда-либо ждал встреч с Соней. День свадьбы приближался, как неумолимый срок.
Однажды вечером, сидя в маленьком сквере, он наконец сказал:
— У моего друга скоро свадьба… Хочешь пойти со мной?
Настя удивлённо посмотрела на него. Ни восторга, ни трепета — только искреннее недоумение.
— Со мной? Ты уверен? У тебя же наверняка есть кто-то… из твоего мира. Зачем ты приглашаешь меня?
Её слова задели его. Словно она сама подчёркивала разницу между ними — ту самую пропасть, которую он собирался использовать. Но в этот момент он почувствовал, что хочет её приблизить, а не оттолкнуть.
— Я ни с кем больше не провожу время, — сказал он. Это была правда. Только ложь была в намерениях: после свадьбы он планировал уволить её — тихо, без объяснений. Стереть, как случайность. И посмеяться над друзьями.
Но Настя приняла приглашение всерьёз. Она мучила его вопросами о подарке, писала и переписывала речь, трепетала перед чужим счастьем. Её искренность резала его циничный план. Иногда он чувствовал вину — но гнал её прочь. Игра должна быть доведена до конца.
В день свадьбы он приехал за ней. Дверь открылась — и Антон замер.
Перед ним стояла не уборщица и не студентка. Перед ним была женщина в изысканном тёмно-синем платье, с высокой прической и сдержанным макияжем. Её глаза казались глубже, чем океан. Она выглядела дороже и благороднее всех светских дам, которых он знал.
В голове вспыхнула гордая мысль: «Друзья, готовьтесь. Сегодня вы увидите, кого я выбрал».
Но в этот момент он впервые не думал о победе. Он думал только о том, как сильно боится всё испортить.
Его расчет оправдался. Как только они с Настей переступили порог роскошного загородного клуба, все взгляды тут же обратились к ним. Саша, увидев их, присвистнул и, оттащив Антона в сторону, хлопнул его по плечу:
— Тоха, я в шоке! Где ты её откопал? Она же потрясающая!
Антон с достоинством принимал комплименты, по-хозяйски обнимая Настю за талию, наслаждаясь эффектом, который они произвели. Его план работал без сбоев. Он чувствовал себя победителем.
Но самое удивительное было в том, что Настя не просто красовалась рядом — она покоряла. Её искренность, естественность и остроумие мгновенно располагали к себе. Она не играла роль, не кокетничала, не старалась понравиться. Она была собой — живой, открытой, тёплой. Она легко заводила разговоры с серьёзными бизнесменами, смеялась с подружками невесты, шутила с ведущим. Даже Антона, вечного скептика и сторонника дистанции, она втянула в танцевальный конкурс — и, к всеобщему восторгу, они выиграли, вызвав овации зала.
Кульминацией стало бросание букета. Ведущий, заметив, что Настя стоит в стороне, буквально втащил её в круг девушек. И — будто в насмешку над самим Антоном — именно она поймала букет. Зал взорвался аплодисментами.
— Тоха! Пора! — закричал кто-то.
— Когда свадьба? — подхватил другой. — Такую девушку не отпускают!
Давление нарастало. Шутки, одобрительные крики, ожидание — всё это сливались в единый гул, в котором вдруг всплыли голоса из прошлого: отец, мать, Соня. Старые страхи, на время заглушённые смехом и лёгкостью этого вечера, ворвались в сознание с новой силой. Сердце сжалось. Паника охватила его.
— Хватит! — резко выкрикнул он, перекрывая шум. Все замолчали. — Я не женюсь! Никогда! — его голос дрожал от ярости. — Настя — уборщица в моём офисе. Я привёл её сюда, чтобы посмеяться над вами! Вы всерьёз думали, что я свяжусь с поломойкой?!
Тишина, повисшая в зале, была оглушающей. Антон, тяжело дыша, огляделся. Он искал Сашу, но его взгляд наткнулся на Настю.
В её глазах, ещё минуту назад сиявших радостью, теперь была боль — глубокая, немая, вселенская. Она не плакала. Не кричала. Молча подошла, вложила ему в руки букет и, не сказав ни слова, развернулась и вышла. Дверь за ней закрылась тихо, но для Антона это прозвучало как выстрел.
Саша подошёл, его лицо было искажено разочарованием.
— Ну и дурак же ты, Тоха, — сказал он тихо. — Просто дурак. — И ушёл к своей невесте, оставив Антона стоять одного посреди застывшего зала.
Он стоял, сжимая в руках чужой, нелепый букет. Ожидал триумфа, облегчения, хотя бы гордости. Вместо этого — пустота. Ледяная, бездонная. Ни капли удовлетворения. Только одна мысль: «Побежать. Вернуть. Всё объяснить». Но что он мог сказать? Что он урод, который использовал её? Он не сдвинулся с места.
Выходные прошли в тумане. Он не брал трубку у Саши. В понедельник, придя в офис, машинально открыл почту. Среди деловых писем — одно от клининговой компании. Тема: «Заявление на увольнение. Анастасия Волкова».
Прикреплённый скан был написан её аккуратным почерком. Один лист. Одно предложение. И — конец. Она вычеркнула его из своей жизни. Без драм, без сцен. Окончательно.
Он вскочил, начал ходить по кабинету. В голове зазвучал знакомый, ядовитый голос: «Ну и что ты хотел? Ты сам планировал её уволить. Ты хотел, чтобы она исчезла. Поздравляю — всё получилось».
И в этот момент его накрыл страх. Не страх перед браком, не страх перед обязательствами. А страх больше никогда не увидеть её. Не услышать её смех. Не поспорить о мостах. Не почувствовать, как она смотрит на него — просто, без масок.
Он остановился у окна. Впервые за много лет он позволил себе представить своё будущее. Не абстрактное, а конкретное. С ней. Вот они завтракают в тесной кухне. Вот он выбирает обои, а она смеётся: «Ты же ничего не смыслишь в интерьере!» Вот он встречает её с учёбы, и она, уставшая, кладёт голову ему на плечо.
Раньше он смеялся над такими картинами. Теперь они казались единственным, чего он действительно хочет.
Он понял: он не просто влюбился. Он живёт только рядом с ней. Весь его цинизм, его броня, его игра — всё это было попыткой спрятаться от чувств, которые он так боялся назвать.
И в этот момент он осознал: он не боится брака. Он боится её потерять.
Не раздумывая, он бросился к столу, открыл базу подрядчиков, нашёл её личные данные. Адрес.
Через минуту он уже мчался вниз, крикнув секретарше отменить всё. По дороге он не думал о том, что скажет. Он знал только одно: он должен попытаться.
В цветочном магазине он купил все синие ирисы — они напоминали цвет её платья, её глаза. Он был готов к отказу, к слезам, к двери, захлопнувшейся перед носом. Но он должен был попробовать.
Он стоял перед дверью старой панельной девятиэтажки на окраине. Здесь было так тихо, так далеко от его мира. Он звонил, потом стучал — сначала вежливо, потом всё настойчивее, отчаяннее.
— Настя! Открой, пожалуйста! Я знаю, что ты дома! Если не откроешь — я выбью дверь, клянусь!
Щелкнул замок. Дверь открылась.
Она стояла в простой футболке, с опухшими от слёз глазами, но взгляд — всё такой же прямой, холодный.
— Что тебе нужно?
— Шанс, — выдохнул он, протягивая ей огромный букет. — Один шанс. Прошу.
Она смотрела на него долго. Потом на цветы. Потом снова на него. В глазах — не прощение, но и не ненависть. Только усталость. После долгой паузы она молча отступила, пропуская его внутрь.
Они сидели на её маленькой, безупречно чистой кухне. Он — в дорогом костюме, будто из другого мира. И он говорил. Говорил о родителях, о детстве, о Соне. О страхе, о броне, о плане, который превратился в ловушку для самого себя. Он не просил прощения. Он просто сказал правду. Всю.
Настя долго молчала, глядя в окно. Потом повернулась к нему:
— И ты готов всю жизнь бояться? Прятаться? Умереть один?
— Я думал, что да, — честно ответил он. — До тех пор, пока не увидел твоё заявление. Тогда я понял — я не могу. Без тебя — не могу. Я не знаю, как это называется, не знаю, как всё исправить. Но я знаю, что хочу, чтобы ты была рядом. Навсегда.
Через два месяца телефон Антона зазвонил.
— Алло, Саш, привет.
— О, живой! — раздался в трубке насмешливый голос. — Я уже думал, ты сбежал в Антарктиду после того позора.
— Почти, — усмехнулся Антон. — Слушай, я звоню не просто так. Нужен ты. Свидетелем.
В трубке повисла тишина.
— Ты… серьёзно?
— Абсолютно. Мы с Настей подали заявление. Готовься.
— Ну и дурак же ты был, Тоха, — сказал Саша, уже без злости.
— Был, — согласился Антон, глядя на Настю, которая вошла в кабинет, улыбнулась и обняла его. — Был полным дураком. И если бы не ты — я бы до сих пор был им. Спасибо, что заставил меня прийти с парой. Иногда самые тяжёлые условия — это шанс на всё самое важное.