В уютной, но отстраненной гостиной, где воздух казался вечно застывшим от аромата дорогих свечей и выглаженного белья, прозвучал голос, острый и холодный, как лезвие. Его эхо болезненно отозвалось в стенах, привыкших к тихим ссорам и приглушённым упрёкам.
— Лидия, ты опять оставила за собой грязную посуду! — Звонкий, но без единой нотки тепла голос Виктории Дмитриевны разрезал вечернюю тишину, пробирая до самых костей и заставляя сжиматься сердце от знакомой, липкой тревоги.
Лида, сидевшая за своим письменным столом и пытавшаяся вникнуть в сложные правила подготовки к предстоящему экзамену по литературе, непроизвольно поморщилась, будто услышала скрежет металла по стеклу. Этот звук она узнавала с полуслова, с полувздоха. Она медленно, почти церемониально захлопнула тяжелый учебник, ощущая, как груз очередного беспочвенного обвинения ложится на её плечи. Девушка глубоко вздохнула, пытаясь собраться с духом, и отодвинула стул. Скрип дерева о паркет прозвучал оглушительно громко, разрывая искусственную, натянутую тишину дома. Спускаясь по лестнице, она уже знала — любые оправдания здесь тщетны, они разобьются о каменную стену её уверенности.
Виктория Дмитриевна стояла посреди сияющей чистотой кухни, подобно изваянию — прекрасному, но бездушному. Её руки были крепко скрещены на груди, а дорогой шелковый халат мягко облегал стройную фигуру. С идеальной укладкой и безупречным макияжем она напоминала картинку из глянцевого журнала о жизни успешных женщин. Но её взгляд, холодный и оценивающий, выдавал её истинную суть — в нём не было ни капли материнской теплоты, лишь стальная решимость и непререкаемый авторитет.
— Я прошу не повышать на меня голос, — произнесла она тихо, но в этой тишине заключалась куда большая угроза, чем в любом крике. — Ты же прекрасно знаешь, как твой отец не выносит, когда в нашем доме устраивают неприятные… сцены.
Лидия молча подошла к раковине. Там горделиво возвышалась небольшая, но очень показательная пирамида из грязной посуды: три тарелки, несколько вилок, кружка с засохшими следами какао и крошечная десертная ложка, вся перепачканная засохшим шоколадным пудингом.
— Это не моя посуда, — спокойно, глядя прямо на тарелку с остатками пудинга, сказала Лида. — Я его не ела уже больше месяца. Это Кирилл. Он после школы перекусил.
— А почему ты, будучи взрослой и сознательной, не проследила и не помыла за своим младшим братом? — Голос мачехи оставался ровным, но в нём, словно игла, проскользнула язвительная насмешка. — У тебя, если я не ошибаюсь, нет никаких особо важных дел, кроме помощи по хозяйству. Или я в чём-то заблуждаюсь?
В этот самый момент в дверном проёме возникла светлая, взъерошенная макушка Кирилла. Он замер на пороге, прижимая к груди альбом для рисования и зажав в другой руке растрепанную коробку с карандашами. Мальчик ощутил напряжение, витавшее в воздухе, и его большие, доверчивые глаза наполнились беспокойством.
— Что… что такое? — робко спросил он, опасливо переводя взгляд с сестры на мачеху.
— Абсолютно ничего страшного, мой хороший, — моментально преобразилась Виктория, её губы расплылись в ласковой, сахарной улыбке. — Мы с сестрой просто решаем небольшие бытовые вопросы. Иди, занимайся своим творчеством, а потом обязательно покажешь мне свои новые шедевры.
Кирилл нерешительно переступил с ноги на ногу, но Лида мягко кивнула ему, стараясь придать своему взгляду как можно больше уверенности:
— Иди, Кирилл, всё действительно в порядке. Я сейчас.
Когда мальчик, бросив на них ещё один неуверенный взгляд, удалился, Виктория Дмитриевна плавно, почти бесшумно подошла к Лиде вплотную и понизила голос до опасного, ядовитого шёпота:
— Ты снова своими выходками расстраиваешь брата. И меня. И представь, как огорчится твой отец, если ему станет известно…
— Что именно должно стать мне известно, Вика? — раздался спокойный, но уставший мужской голос со стороны входной двери.
В проёме кухни стоял Антон — всё ещё в своём белом медицинском халате, с глубокими тенями под глазами, говорящими о только что закончившемся долгом дежурстве. Его поза выдавала крайнюю усталость, но в глазах, как всегда, теплилось доброе, знакомое с детства тепло.
Виктория тут же изменилась, будто по мановению волшебной палочки. Она порхнула к мужу, обвила его шею руками и нежно поцеловала в щёку:
— Антош, ты так рано! Я ещё даже не успела начать готовить ужин, сегодня был просто ужасный день в салоне, опять эти ненадёжные поставщики подвели, пришлось самой всё разгребать…
— Ничего страшного, родная, — Антон устало погладил её по плечу, с любовью глядя на жену. — А тут что у вас происходит?
— Да так, мелочи, обычные женские шуточки, — Виктория сделала вид, что только сейчас заметила присутствие падчерицы. — Лидочка, будь умницей, помоги мне, пожалуйста, накрыть на стол. Я сейчас быстренько что-нибудь приготовлю.
Лидия молча кивнула. Спорить и пытаться что-то доказать отцу в такие моменты не имело ни малейшего смысла. Он либо действительно не замечал, либо сознательно отказывался видеть истинное лицо женщины, которая стала его спасательным кругом после ухода из жизни первой жены, когда он остался один с двумя маленькими детьми на руках.
— Я правда не понимаю, почему ты так её невзлюбила, — говорила Алина, лучшая подруга Лиды, удобно устроившись на широком подоконнике в её комнате. Лучи заходящего солнца пробивались сквозь ажурные занавески, отбрасывая на пол причудливые кружевные узоры. — Со стороны она выглядит вполне нормальной, даже успешной. Её салон красоты всегда полон клиентов, все её хвалят.
Лида, лежавшая на кровати и нервно наматывавшая на палец прядь своих тёмных волос, горько усмехнулась:
— В салоне — да, это её личный театр одного актёра, где она — блистательная прима. С клиентами — она само очарование и гостеприимство, с подчинёнными — мудрая и справедливая наставница. Но дома… дома она становится совершенно другой. Особенно, когда папы нет рядом.
Алина нахмурила свои тонкие брови:
— Ты считаешь, она намеренно носит маску?
— Я не считаю. Я это знаю, — Лида резко поднялась и села на кровати. — Она мастерски манипулирует. И особенно — Кириллом. Представь: он приходит из школы расстроенный, потому что над ним снова смеялись одноклассники. А она ему: «Солнышко, ты же очень любишь маму Вику? Тогда сделай так, чтобы папа думал, что тебе нравится в новой школе». И он молчал о своей боли, боясь её расстроить или ослушаться.
В дверь постучали, и в комнату осторожно заглянула тётя Ира — родная младшая сестра покойной мамы Лиды. Её лицо было удивительно похоже на материнское, но с более резкими, волевыми чертами, а короткая стрижка придавала ей деловой и решительный вид.
— Привет, девочки, — улыбнулась Ира. — Лидусь, можно тебя на пару минут?
Выйдя в коридор, Лида крепко обняла тётю. Та прижала племянницу к себе так сильно, словно пыталась через это объятие передать ей частичку своей стойкости и силы.
— Как ты, малышка? — тихо, по-матерински спросила Ира, внимательно вглядываясь в глаза девушки.
— Держусь, — Лида безнадёжно пожала плечами. — Как всегда.
— Я разговаривала с Антоном насчёт лета, — сообщила тётя, — очень хочу, чтобы вы с Кириллом приехали ко мне, на море. Солнце, воздух, полная смена обстановки…
— И что он сказал? — в голосе Лиды пробилась слабая надежда.
— Сказал, что обязательно подумает. — Тётя Ира тяжело вздохнула. — Но потом мне перезвонила сама Виктория Дмитриевна и вежливо, но очень твёрдо сообщила, что у вас уже есть планы — семейный тур в Турцию, всё включено.
Лида удивлённо всплеснула руками:
— Какой ещё тур? Я первый раз об этом слышу!
— Вот и я удивилась, — кивнула Ира. — Слушай… Я уже подала документы на расширение жилплощади. Если всё утвердят, будет трёхкомнатная. Я вот думала…
— Тётя, — мягко перебила её Лида, — я в этом году заканчиваю школу и поступаю. Я всё равно уеду.
— А Кирилл? — Ира посмотрела племяннице прямо в глаза, и в её взгляде читалась тревога.
Лида опустила голову:
— Не знаю… Он очень привязан к папе. И… кажется, к ней тоже.
Ира крепко сжала руки девушки:
— Если что-то случится — что угодно — звони мне немедленно. Днём, ночью, неважно. Обещаешь?
Лида молча кивнула, чувствуя, как на глаза наворачиваются предательские слёзы.
За вечерним ужином Виктория сияла, как новогодняя ёлка. Она с упоением рассказывала об успехах салона, о новом массажисте, о восторженных отзывах на её фирменную антицеллюлитную программу, о грандиозных планах по открытию второго филиала. Антон слушал с мягкой улыбкой, время от времени с любовью поглядывая на детей.
— А как у вас, мои зайчата, дела? — обратился он к детям.
— Всё нормально, — буркнула Лида, неохотно ковыряя вилкой в овощном рагу.
— У Лидочки небольшие сложности с алгеброй, — сладким голосом вставила Виктория, изображая на лице маску заботы. — Я предлагала свою помощь, нанять репетитора, но она, к сожалению…
— У меня всё в полном порядке с алгеброй, — резко оборвала её Лида.
— А у тебя, Кирилл? — Антон повернулся к сыну.
— Я… сегодня нарисовал… — начал было мальчик.
— Кириллушка получил пятёрку по чтению, — моментально перехватила инициативу Виктория, нежно положив руку ему на плечо. — Правда же, солнышко?
Мальчик молча кивнул, уставившись в свою тарелку.
— Молодец, сынок, — похвалил отец. — Я вами горжусь. Я бесконечно рад, что у нас теперь такая крепкая, настоящая семья.
Лида резко отодвинула от себя тарелку:
— Можно я пойду? Мне ещё к контрольной готовиться.
— Конечно, дорогая, — Виктория ослепительно улыбнулась. — Только не забудь потом за собой посуду помыть, хорошо?
Поздним вечером Лида тихо постучала в дверь комнаты брата. Мальчик лежал на кровати, уткнувшись носом в свой альбом. Стены его комнаты были увешаны рисунками — яркие пейзажи, attempts портретов, даже смешные комиксы с собственными персонажами. Их мама всегда говорила, что у него настоящий дар, и Лида была с ней полностью согласна.
— Не спишь? — она присела на край его кровати.
— Не-а, — Кирилл поднял на сестру свои большие глаза. — Лид… а мама Вика правда хочет, чтобы я пошёл в художественную школу?
Лида удивлённо подняла брови:
— Она тебе это сказала?
— Ага. Сказала, что если я буду хорошо себя вести и учиться на одни пятёрки, то в следующем году мы обязательно запишемся. Только папе пока говорить не велела — это типа сюрприз такой.
Лида нахмурилась, внутри зашевелилось неприятное, тревожное чувство:
— А почему папе нельзя говорить?
Кирилл лишь пожал худенькими плечами:
— Она сказала, что он может быть против, потому что это очень дорого. Но она потихоньку накопит нужную сумму.
Лида с силой прикусила губу. В груди поднялась знакомая волна — смесь гнева, обиды и беспомощности.
В этот момент в коридоре чётко прозвучали шаги, и в дверном проёме возникла силуэт Виктории.
— Уже поздно, Кириллушечке давно пора спать, — произнесла она, бросая на Лиду холодный, предупреждающий взгляд. — А тебе, Лидочка, разве не нужно готовиться к своей важной контрольной?
— Я уже всё сделала, — сухо ответила Лида.
— Тогда иди отдыхай. Завтра рано вставать, — Виктория подошла к Кириллу, нежно поцеловала его в лоб и поправила одеяло. — Спи крепко, мой хороший.
Они вышли в коридор, и Виктория, тихо прикрыв за собой дверь, развернулась к падчерице:
— И чтобы я больше не видела, как ты настраиваешь брата против меня. Помни, ты здесь не навсегда, скоро уедешь, а ему здесь жить и жить.
Лида гордо подняла подбородок, стараясь не выдать своего волнения:
— При чём тут художественная школа? Почему это должно быть секретом от папы?
— Это не твоё дело, — отрезала Виктория. — Тебе бы лучше своими оценками заняться, если хочешь в приличный институт поступить.
Лида сжала кулаки, но промолчала, понимая всю бесполезность слов.
Прошла неделя. Как-то вечером, когда Антон снова задержался на работе, в дверь неожиданно позвонили. На пороге стоял дядя Миша, старый друг отца, его одноклассник и коллега. В руках он держал бутылку дорогого вина и огромную плитку шоколада «Алёнка» — любимого с детства Лиды.
— Привет, Лидок! — он широко улыбнулся и крепко, по-медвежьи обнял её. — Как поживаешь, студентка?
— Дядя Миша! — Лида искренне обрадовалась. — Заходите, папы нет, но…
— Знаю, знаю, — он подмигнул. — Я ко всем вам приехал, соскучился по своей второй семье.
В гостиной его встретила Виктория — в элегантном домашнем костюме, выглядевшем так, будто она только что сошла с подиума.
— Михаил, какой приятный сюрприз! — её улыбка была безупречной, но глаза оставались холодными. — Антона нет, он на дежурстве…
— Я в курсе, но я ведь не только к нему, — рассеянно ответил дядя Миша, устраиваясь в кресле. — Как вы тут? Как детки? Салон процветает?
— Всё просто замечательно, — Виктория грациозно присела на край дивана, выпрямив спину. — Кирюша делает уроки, а Лидочка… Лидочка, будь душой, приготовь нам, пожалуйста, чайку.
Лида вышла на кухню, но намеренно оставила дверь приоткрытой, чтобы слышать разговор.
— А как насчёт переезда? — спросил дядя Миша. — Антон как-то обмолвился, что ты присматриваешь варианты домов за городом, думаешь продать эту квартиру?
Лида замерла с чайником в руках. Переезд? О каком переезде идёт речь?
— Мы лишь в самых общих чертах обсуждали такую возможность, — уклончиво ответила Виктория. — Пока ничего конкретного. Дети очень привязаны к району, к своей школе…
— Ну, Лида-то в этом году заканчивает, уедет, — согласился Михаил.
— Именно! Лида в любом случае скоро уедет получать образование, — в голосе Виктории прозвучали металлические нотки. — А вот Кириллу…
Лида с грохотом поставила на стол поднос с чайником и чашками, давая понять, что разговор подслушан.
Позже, когда дядя Миша ушёл, Лида тут же набрала номер тёти Иры. Она заперлась в ванной и говорила шёпотом, боясь, что каждое её слово может быть услышано.
— Она планирует продать нашу квартиру! Увезти нас куда-то за город! — горячо, задыхаясь, шептала она в трубку. — Папа наверняка согласится, он же ей верит!
— Тихо, тихо, дыши, — успокаивающе говорила тётя. — Может, это просто пустые разговоры, планы на отдалённое будущее. Не накручивай себя раньше времени.
— Ты не понимаешь! — Лида сжала телефон так, что костяшки пальцев побелели. — Она всё делает тихо, исподволь, но очень целеустремлённо. Папа её не видит! Он слеп!
— Значит, нужно ему открыть глаза, — твёрдо сказала Ира. — Поговори с ним. Начистоту.
Лида горько рассмеялась:
— Он мне не поверит. Для него она — идеал.
— Ладно… Держись крепче. Я в выходные приеду и сама попробую с ним поговорить.
— Хорошо. И, тётя… — голос Лиды дрогнул. — Я очень боюсь за Кирилла. Она с ним что-то затевает.
— Всё, родная, не волнуйся, — смягчилась Ира. — Я во всём разберусь.
В субботу утром Лида проснулась от странного шума на кухне. Виктория возилась с бумагами, явно чем-то раздражённая и взволнованная.
— Что-то случилось? — спросила Лида, спускаясь вниз.
Виктория вздрогнула и инстинктивно прикрыла бумаги рукой:
— Всё в порядке. Просто документы по салону, нужно в налоговую отнести.
Но Лида успела заметить на верхнем листе логотип известного риэлторского агентства.
— При чём тут налоговая, если это… — начала она, но Виктория резко, срываясь на крик, перебила её:
— Не лезь не в своё дело! — и тут же, взяв себя в руки, смягчилась. — Прости, я просто очень устала и нервничаю. В салоне опять форс-мажор.
В этот момент на кухню вошёл Антон, потягиваясь и потирая затекшую шею:
— Что это за шум, девчата?
Лида, не раздумывая, посмотрела прямо на него:
— Пап, она продаёт нашу квартиру.
Виктория резко побледнела, но тут же подскочила к мужу, обвила его руками:
— Антош, я хотела сделать тебе сюрприз, обсудить это в другой обстановке…
— Какой сюрприз? — нахмурился Антон. — Вика, мы же с тобой договаривались, что все крупные решения будем принимать вместе.
— Я всего лишь изучала рынок, присматривала варианты, — заговорила она мягко, заглядывая ему в глаза. — Ты же сам говорил, что детям нужен свежий воздух, больше пространства для игр.
Лида сделала шаг вперёд, её голос дрожал от сдерживаемых эмоций:
— Это мамина квартира! Наша с Кириллом! Ты не имеешь права!
— Лидия! — строго сказал отец. — Прошу тебя, не начинай.
— Почему? Потому что правда режет слух? Она всё решает за нас! За тебя! А ты ничего не замечаешь!
— Прекрати! — голос Антона прозвучал громко и властно. — Виктория заботится о нас, о нашем будущем! Она — часть этой семьи!
Лида лишь горько усмехнулась, чувствуя, как предательские слёзы подступают к глазам.
В дверях замер испуганный Кирилл. Он смотрел на всех широко раскрытыми глазами, полными страха и непонимания.
Лида наклонилась к нему и прошептала так, чтобы слышал только он:
— Не верь ей, Кирилл. Никогда не верь.
Весь тот день Лида просидела взаперти в своей комнате, отказываясь выходить к ужину. Она смотрела на старые фотографии на стенах — она с мамой в саду, на море, в первый школьный день с огромными белыми бантами. Она гладила их пальцами, и слёзы текли по её щекам сами собой. «Мам, если бы ты знала, как сильно ты нам нужна…» — шептала она в тишину.
Под вечер в дверь постучали.
— Уходи! — крикнула она, решив, что это отец пришёл её читать мораль.
— Лидусь, это я, — раздался хрипловатый, но такой родной голос. — Открой, я тебе чайку принесла. С мёдом и мятой, как ты любишь.
Лида вскочила и распахнула дверь. На пороге стояла баба Нина, их соседка с первого этажа — низенькая, сухонькая, в огромном вязаном кардигане и с неизменным пучком седых волос на затылке. В её натруженных руках дымилась чашка и лежал маленький узелок с домашними сушками.
— Бабушка Нина, откуда вы? — удивилась Лида.
— Да уж, детка, — старушка тяжело вздохнула, входя в комнату. — Стены в нашем доме, сами знаете, тонкие. Всё слышно. Да и вижу я многое. Обычно молчу — не моё это дело, чужие семьи не судят. Но сегодня… перешла ты мою тихую границу.
Она поставила чай на тумбочку и неожиданно достала из глубокого кармана кардигана потрёпанный, пожелтевший от времени конверт.
— На, возьми. Это твоя мама просила передать тебе, когда восемнадцать стукнет. Но, по-моему, ждать уже не стоит. Самое время.
Лида замерла. Сердце забилось так сильно и громко, что, казалось, его стон слышен по всему дому.
— Что это? — едва выдохнула она.
— Прочтёшь — узнаешь, — сказала баба Нина и ласково потрепала её по плечу. — А мне пора. И запомни, детка: не вини отца. Он ослеп, но глаза ему открыть можно.
Когда дверь закрылась, Лида дрожащими руками вскрыла конверт. Внутри лежало письмо, написанное знакомым, любимым почерком, и сложенный в несколько раз официальный документ.
Она развернула листок. Каждая строчка, каждое слово отзывалось в её сердце острой, сладкой болью.
«Моя родная, моя ненаглядная Лидусь. Если ты читаешь эти строки, значит, меня больше нет рядом с тобой. Я верю, что ты выросла настоящей, сильной и доброй, как я всегда и мечтала.
Когда мы с папой покупали эту квартиру, мы оформили её на моё имя. Теперь она принадлежит тебе и Кириллу — это моё главное наследство вам, моим самым дорогим людям. По закону, никто не может распоряжаться ею до твоего совершеннолетия без разрешения опеки.
Я не знаю, как сложится ваша жизнь без меня, но я хочу, чтобы у вас всегда был свой угол, свой дом. Дом, где живёт память обо мне, где пахнет моими пирогами и где вас всегда ждёт любовь.
Я люблю тебя, моя девочка. Бесконечно. Помни это. Всегда твоя мама.»
Лида прижала письмо к груди и разрыдалась — тихо, горько, по-взрослому. Воспоминания нахлынули на неё волной: мама смеётся на кухне, мама гладит её по голове перед сном, мама крепко держит её за руку в первый школьный день.
Документ полностью подтверждал слова матери: право собственности на квартиру было зарегистрировано на неё, а после её смерти переходило в равных долях детям. Никто, никакая мачеха, не имела права ею распоряжаться.
Лида просидела почти до утра, перечитывая письмо снова и снова, и ей казалось, что мама где-то совсем рядом и обнимает её.
Утром, за завтраком, Лида набралась смелости. Она молча положила перед отцом на стол документ.
— Что это? — нахмурился Антон.
— Документы на квартиру, — абсолютно спокойно ответила Лида. — На нашу с Кириллом квартиру. На мамину квартиру.
Лицо Виктории исказилось — рука, в которой она держала кофейник, дрогнула, и на скатерть брызнуло несколько капель.
— Откуда у тебя это? — начал Антон, но Лида мягко перебила его:
— Это не столь важно. Важно то, что никто не вправе продать эту квартиру без моего и Кирилла согласия. И без разрешения органов опеки.
Виктория с грохотом поставила кофейник на стол и попыталась изобразить на лице обычную, мягкую улыбку, но губы её предательски подрагивали:
— Никто и не собирался ничего продавать без вашего ведома, дорогая. Я просто изучала ситуацию на рынке, Антон, просто смотрела…
Антон нахмурился, его взгляд стал тяжёлым и подозрительным:
— Это правда? Ты готовила документы на продажу? Без моего ведома?
— Я… — Виктория запнулась, но быстро опомнилась и подошла к мужу, пытаясь обвить его шею руками. — Я хотела как лучше! Для детей! Для Кирилла! Ему нужен свой двор, свежий воздух, своя комната, наконец!
— А как же художественная школа? — вдруг тихо, но очень чётко спросил Кирилл, который всё это время молча ковырял ложкой в тарелке с кашей. — Ты же обещала, что я пойду в художественную школу здесь, в городе…
— Какая ещё школа? — удивлённо поднял брови Антон, переводя взгляд с сына на жену. — Мы это с тобой обсуждали?
— Нет… — Виктория резко обернулась к мальчику и с неестественной сладостью в голосе произнесла: — Это должен был быть сюрприз, моё солнышко.
— Но ты сказала, что папа будет против, — упрямо стоял на своём Кирилл, и в его глазах впервые появилось не детское, а взрослое недоверие. — Что он скажет, что это дорого и бесполезно.
— Что?! — Антон резко отодвинул стул и встал. — Вика, что он говорит?
— Он всё перепутал, неправильно меня понял! — затараторила она, и в её голосе впервые послышалась паника. — Дети ведь всегда всё по-своемуinterpretруют…
В этот момент в дверь снова позвонили.
Лида вскочила:
— Это тётя Ира, я открою.
На пороге действительно стояла Ира, но не одна. Рядом с ней был немолодой, представительного вида мужчина в строгом костюме и с деловой кожаной папкой в руках.
— Доброе утро, Антон, — абсолютно спокойно произнесла Ира. — Это Александр Викторович, наш семейный юрист. Нам необходимо с тобой серьёзно поговорить.
— О чём? — настороженно спросил Антон.
— О попытках незаконного отчуждения имущества, принадлежащего несовершеннолетним детям, — твёрдо, глядя ему прямо в глаза, сказала Ира, проходя в гостиную.
— Что за бред?! — всплеснула руками Виктория. — Она всегда меня ненавидела, Антон! Не верь ей!
— У нас на руках есть определённые документы, — невозмутимо вмешался юрист. — Касающиеся попытки через подставное лицо оформить доверенность на право распоряжения квартирой, собственниками которой являются эти дети. Без санкции органов опеки и попечительства.
— Это наглая ложь! — крикнула Виктория, но в её крике уже звучала откровенная слабость и страх.
— Более того, — продолжил Александр Викторович, открывая папку, — у нас есть информация о совершенно идентичном случае в прошлом. До вашего с ней знакомства. В другой семье, где она также появилась в качестве мачехи. И та квартира была успешно продана ровно через полгода после скоропостижной смерти отца тех детей.
Антон побледнел как полотно. Он медленно, будто против своей воли, опустился в ближайшее кресло и долго сидел молча, уставившись в одну точку. Наконец он медленно поднял на жену взгляд, полный боли и разочарования.
— Это… правда?
— Антош… милый… — Виктория сделала к нему шаг, протягивая руки. — Они всё намеренно переврали… Я всё делала только ради нашей семьи, ради нашего общего будущего…
— Ради нашей семьи? — тихо, с невероятной болью в голосе переспросил он. — Или ради себя?
Лида встала рядом с братом, защищающе положив руку ему на плечо:
— Пап, она всё время лгала. И про меня, и про Кирилла. Она специально делала так, чтобы мы выглядели в твоих глазах непослушными и неблагодарными, а она — бедной жертвой.
Виктория обернулась на падчерицу, и её глаза потемнели от ненависти.
— Неблагодарная… — с ненавистью выдохнула она. — После всего, что я для вас сделала!
— А что ты сделала, Виктория? — голос Антона suddenly стал твёрдым и холодным, как лёд. — Ты разрушила моё доверие. Ты пыталась разрушить мою семью. Мою настоящую семью.
Он поднялся с кресла и сказал ровно, без эмоций:
— Вика, собери свои вещи. И уходи.
Она попыталась что-то сказать, что-то возразить, но увидела его глаза и поняла — всё кончено. Её игра закончилась.
Прошёл месяц. Февральское солнце, яркое но холодное, пробивалось в уютную кухню, играя бликами на столешнице. Лида сидела рядом с Кириллом, помогая ему решать сложные задачи по математике. По радио тихо играла лирическая мелодия, а воздух был напоен ароматом только что испечённого яблочного пирога.
Антон вернулся из магазина с огромными сумками:
— Ну что, готовы встречать тётю Иру? Она обещала привезти тебе, Кирюш, целый набор профессиональных красок и новый большой альбом!
— Ура! — мальчик радостно подпрыгнул на стуле. — А мы с Лидкой как раз пирог к её приезду испекли!
Лида с улыбкой смотрела на него. За этот месяц брат словно ожил, сбросил с себя невидимые оковы — он снова много смеялся, стал общительнее, а его рисунки наполнились яркими, сочными красками и светом.
— Пап, — Лида повернулась к отцу. — А ты как?
Он задержал на дочери свой взгляд, и в уголках его глаз залегла глубокая, но добрая грусть.
— Честно? Намного лучше. И знаешь… иногда человеку нужно на время ослепнуть, чтобы в итоге прозреть и увидеть самое главное.
В дверь позвонили. Антон пошёл открывать. На пороге стояла баба Нина, прижимая к груди корзинку с румяными яблоками.
— Для следующего пирога, — подмигнула она. — А то слышала, что у вас тут пироги пошли на ура.
— Бабушка Нина, оставайтесь с нами! — воскликнул Кирилл. — Мы сейчас чай с малиновым вареньем будем пить!
— Ну, раз зовёте, отказываться не буду, — соседка сняла платок и бодро прошла на кухню. — Давненько я в настоящей, дружной семье не бывала.
Лида обняла брата за плечи и подумала, что настоящая семья — это вовсе не идеальная картинка из глянца, не безупречные улыбки за праздничным столом. Это люди, которые остаются рядом, несмотря ни на что, которые говорят друг другу правду, даже когда это очень трудно, и которые любят тебя просто за то, что ты есть.
А за окном тихо падал пушистый снег, укутывая город в белое, чистое покрывало. Впереди их ждало ещё много всего — и хорошего, и не очень. Но впервые за долгое-долгое время Лида была абсолютно уверена, что всё у них будет хорошо. Потому что у них есть друг друга. И их общий, настоящий дом.