Полуденное светило палило безжалостно, раскаляя покрытие дороги и запуская невидимые потоки горячего воздуха над земной поверхностью. Я возвращался к себе домой после изматывающей смены на работе, предвкушая прохладу жилища и встречу со своими овчарками — Грозой и Ураганом. Звук шороха гравия под колесами авто обычно провоцировал их радостный лай, но сегодня встречала лишь тревожная тишина.
Помню, как замерло сердце, когда открыл калитку. Вольер был пуст. Ни следа моих пушистых товарищей. Паника холодным потоком прокатилась по спине.
«Гроза! Ураган!» — мой голос отражался эхом от стен дома и терялся среди зелени сада.
Летний сезон в этом году выдался особенным — наш дом практически преобразился в семейный курорт. Тёща с тестем, словно перелетные птицы, прибыли к нам с внуками и племянниками моей супруги едва расцвели первые бутоны. У Марины Петровны, моей тёщи, и у детей серьезнейшая аллергия на собачью шерсть, поэтому мы с женой, скрепя сердце, переместили наших овчарок в просторный вольер на период пребывания родственников.
Я бросился к компьютеру, чтобы просмотреть записи с камер видеонаблюдения. Мои руки тряслись, когда я перематывал видео. Вот оно! Время — 11:23. На экране я заметил своего тестя, Виктора Ивановича, который уверенно открывает вольер, ласково подзывает собак и ведёт их к своей машине. Мои преданные друзья, доверчиво виляя хвостами, забрались в багажник его старенькой Лады. Авто тронулось и исчезло за воротами.
Следующая запись продемонстрировала, как спустя три часа Виктор Иванович вернулся, быстро собрал вещи, помог разместить тёщу и детей в машину, и они все поспешно покинули наш дом.
Я ощутил, как кровь стучит в висках. В голове проносились ужасающие картины. Куда он увез моих собак? Что с ними произошло? Почему они уехали так стремительно, не дождавшись нашего возвращения?
Трясущимися руками я набрал номер тестя. Гудки казались вечностью.
— Алло, — его голос звучал напряжённо.
— Виктор Иванович, где мои собаки? — я старался говорить спокойно, но каждое слово давалось с трудом.
Тишина на другом конце провода заставила моё сердце сжаться.
— Послушай, Андрей, — наконец произнёс он. — Я должен тебе кое-что поведать. Приезжай на дачу к моему приятелю Михаилу, записывай адрес.
Я несся по загородному шоссе, нарушая все допустимые скорости. Супруга сидела рядом, бледная, как полотно. Когда я рассказал ей о случившемся, она тут же позвонила матери. Разговор был коротким и напряжённым. После него Катя долго молчала, а потом тихо произнесла:
— Они хотели их усыпить. Мама, брат с женой… Они уговаривали отца отвезти собак в ветеринарную клинику, чтобы мы наконец завели детей и они могли приезжать к нам без опасений. Говорили, что это нам же на пользу будет.
Я ударил по рулю так, что пальцы заныли от боли. Моя супруга заплакала, прикрывая лицо руками.
— Катя, я клянусь, если с собаками что-то случилось…
— Папа не стал этого делать, — перебила она меня. — Он отвёз их к своему приятелю Михаилу.
Первое, что я заметил, подъезжая к старенькому деревянному дому на окраине садового товарищества, были мои овчарки. Они носились по участку, играя с садовым шлангом. Целые и невредимые. Тесть сидел на крыльце, ссутулившись и глядя в землю. Когда мы подъехали, он медленно поднялся, всем своим видом показывая готовность принять любую реакцию.
— Прости, сынок, — произнёс он, когда я подошёл. — Я не мог этого сделать. Они же часть вашей семьи.
Виктор Иванович рассказал, как на семейном совете его супруга, сын и невестка решили, что пора избавиться от «проблемы». Они долго его обрабатывали, говорили о будущих внуках, о том, что собаки — это всего лишь животные, а мы эгоисты, раз выбираем их вместо полноценной семейной жизни. Тесть согласился отвезти собак, но вместо ветеринарной клиники привёз их к своему другу-охотнику, который обожал собак и имел опыт обращения с овчарками.
— Не мог я их на смерть везти, понимаешь? — его голос дрогнул. — Смотрю в эти умные глаза, и как я потом жить буду, зная, что своими руками их…
Я молча обнял тестя. Гнев во мне боролся с благодарностью. Катя стояла рядом, слёзы текли по её щекам.
Собаки, заметив нас, с радостным лаем бросились навстречу. Они прыгали вокруг, лизали руки, скулили от счастья, словно понимали, что едва избежали страшной участи. Я присел на корточки, обнимая своих преданных друзей, уткнулся лицом в густую шерсть.
— Если бы не эти собаки, я бы, может, и не женился на твоей дочери, — сказал я тестю. — Помнишь, как она их первый раз увидела? Сказала, что мужчина, который так заботится о своих собаках, будет хорошим мужем.
Виктор Иванович кивнул, слабо улыбнувшись.
— А дети… — я посмотрел на жену. — Мы никогда не отказывались от детей. Просто всему своё время.
Пока мы говорили, из дома вышел Михаил, крепкий мужчина лет шестидесяти с обветренным лицом. Я поднялся и протянул ему руку.
— Спасибо вам, что приютили наших собак, — голос предательски дрогнул.
— Да чего уж там, — отмахнулся Михаил. — Хорошие псы, умные. С такими не пропадёшь. Заходите в дом, чаю попьём.
На веранде, за старым деревянным столом, покрытым клеёнкой с выцветшим цветочным узором, Михаил рассказал, как появился у него Виктор Иванович с двумя растерянными овчарками.
— Вижу, сам не свой человек. Собаки чувствуют, что что-то не так, жмутся к нему. А он мне и говорит: «Миша, выручай. Хотят, чтобы я их усыпил, а я не могу». Ну, я и говорю — оставляй, разберёмся.
Михаил налил нам крепкого чая из большого термоса. Чай пах смородиновым листом и ещё чем-то неуловимо знакомым из детства.
— У меня всегда были собаки, — продолжал он. — Сейчас вот два лабрадора ходят со мной на охоту. Так что ваши овчарки оказались в хорошей компании. Хотя поначалу сторонились, всё на дорогу поглядывали, кого-то ждали. От этих слов у меня защемило сердце. Я представил, как мои преданные псы ожидают нас, не понимая, почему хозяева внезапно исчезли из их жизни.
По пути домой мы с Катей обсуждали случившееся. О предательстве, о чувстве, будто земля ушла из-под ног. О том, что никогда не думали, что близкие люди могут вот так, исподтишка, решать судьбу наших питомцев.
— Они для нас как дети, — тихо произнесла супруга. — А мама этого не понимает. Она всегда считала, что собаки — это просто животные, которых можно завести и выбросить по прихоти.
— Знаешь, что меня больше всего поразило? — я крепче сжал баранку. — То, как они всё спланировали. Это не было спонтанным решением. Они обговаривали это, готовились, выбирали подходящий момент. И твой отец… Он ведь согласился сначала.
— Но не сделал этого, — Катя положила руку мне на плечо. — В последний момент не смог. Потому что увидел в них то, что видим мы — души, а не просто пушистые игрушки.
Дома нас ожидало несколько гневных сообщений от родственников. Нас называли эгоистами, обвиняли в том, что мы ставим собак выше семьи, говорили, что мы неблагодарные и бесчувственные. Тёща написала длинное послание о том, как разочарована в своей дочери и зяте. Брат Кати утверждал, что мы «одержимые собачники», раз не понимаем, что детям нужен безопасный дом без аллергенов.
Я чувствовал, как внутри поднимается волна ярости. Хотелось ворваться в их дом и разнести всё вокруг, кричать, обвинять. Катя, будто читая мои мысли, крепко взяла за руку.
— Не надо, — она покачала головой. — Это бессмысленно. Они не поймут. Просто… давай ограничим общение с ними.
В тот вечер мы долго сидели на веранде с нашими овчарками. Я гладил густую шерсть Грозы, чесал за ухом Урагана и не мог отделаться от мысли, что едва не потерял их навсегда. Что сейчас их могло бы не быть в живых, и всё из-за чужого представления о том, как мы должны жить свою жизнь.
— Знаешь, — сказала Катя, глядя на звёздное небо, — может, они и правы в чём-то. Может, нам действительно пора задуматься о ребёнке. Но не так, не ценой жизни наших собак.
Я кивнул, притягивая её к себе.
— Когда-нибудь у нас будет и ребёнок, и собаки. И мы докажем им всем, что это возможно.
Прошла неделя. Мы постепенно возвращались к обычной жизни. Связь с родственниками жены мы оборвали. Только с тестем поддерживали отношения. Виктор Иванович часто звонил, интересовался, как дела, как собаки. В его голосе слышалась искренняя забота. Как-то вечером он заглянул к нам. Привёз овчаркам особые лакомства, а нам — бутылку качественного коньяка. Мы сидели на веранде, наблюдали, как садится солнце, и беседовали обо всём, кроме того случая.
Наконец, тесть тяжело вздохнул и сказал:
— Знаешь, Андрей, я должен тебе кое-что поведать. О том дне.
Я молча кивнул, готовясь слушать.
— Когда вёз твоих собак, я уже знал, что не отдам их на усыпление. Но не знал, как поступить дальше. Сначала думал привезти их обратно, когда вы вернётесь. Но потом понял, что Марина никогда не простит мне этого. Поэтому и поехал к Мишке. А когда вернулся домой, сказал, что всё сделано. Они поверили. И знаешь, что меня поразило? Они радовались. Радовались смерти живых существ. Моя собственная жена, с которой я сорок лет прожил, хлопала в ладоши и говорила: «Наконец-то! Теперь они смогут жить нормально!»
Виктор Иванович замолчал, глядя куда-то вдаль. Я видел, как подрагивают его руки, держащие стакан с коньяком.
— В тот момент я понял, что не знаю этого человека. Не знаю свою жену, не знаю своего сына. Они стали чужими для меня.
Он повернулся ко мне, в его глазах стояли слёзы.
— Я виноват перед тобой и перед Катей. Я должен был сразу отказаться, не соглашаться даже на словах. Но я… я не знаю, что на меня нашло. Прости меня, сынок. Я похлопал его рукой по плечу. Не зная, что сказать. Мы сидели молча, каждый погружённый в свои мысли.
С тех пор прошло несколько месяцев. Мы редко виделись. Только на семейных праздниках. Тёща при каждой встрече делала вид, что ничего не произошло. Брат Кати и его жена демонстративно обходили нас стороной. А их дети, раньше с восторгом рассказывавшие о наших «страшных собаках», теперь даже не заговаривали с нами.
Только Виктор Иванович стал ещё ближе. Он часто заглядывал к нам. Помогал с ремонтом в доме. Возился с собаками, которых, кажется, полюбил не меньше нас. Однажды он признался, что их поступок сильно повлиял и на его отношения с женой.
— Сорок лет вместе прожили, а как будто человека не знал. — грустно сказал он. — Не думал, что она на такое способна.
Как-то раз мы с Катей возвращались от врача. Она молчала всю дорогу, а потом вдруг повернулась ко мне и сказала с улыбкой:
— У нас будет ребёнок.
Я чуть не съехал на обочину от неожиданности. Мы обнялись прямо там, посреди дороги, смеясь и плача одновременно.
Через две недели приехала тёща. Без предупреждения, просто позвонила в дверь. Стояла на пороге с большим тортом. — Виктор сообщил мне новость, — она переминалась с ноги на ногу. — Можно войти?
Катя помедлила, но потом открыла дверь шире.
За чаем Марина Петровна говорила много и быстро. О том, как рада за нас, как давно ждала внуков, какие игрушки уже присмотрела. А потом, будто между прочим, сказала:
— Ну вот, теперь-то вы поймёте, что мы были правы насчёт собак. Ребёнку нельзя расти рядом с животными. Вы ведь избавитесь от них, правда? Я услышал эти слова, когда проходил мимо Кати. Она молча нажала на громкую связь и посмотрела на меня. В её глазах читалось столько боли и разочарования, что я сразу понял: прощения не будет.
— Мама, — голос Кати звучал твёрдо. — Наши собаки — члены семьи. И нашему ребёнку повезёт расти с такими преданными друзьями. А вы… вы можете навещать нас, когда научитесь уважать наши решения. И никогда, слышишь, никогда больше не предлагай нам избавиться от собак.
Марина Петровна побледнела, потом покраснела. Её губы сжались в тонкую линию.
— Я не понимаю тебя, дочь. Неужели эти животные важнее здоровья твоего ребёнка? Важнее отношений с матерью? — Дело не в собаках, мама, — Катя покачала головой. — Дело в уважении. Вы пытались убить наших собак за нашей спиной. Вы решили за нас, как нам жить. И сейчас продолжаешь настаивать, будто ничего не произошло.
Тёща стремительно поднялась из-за стола.
— Ладно. Я вижу, что ты определилась со своим выбором. Не звони мне, когда твой малыш начнёт задыхаться от аллергии.
Она удалилась, громко хлопнув дверью. Катя долго рыдала в тот вечер, а я не мог найти слов для её утешения.
На следующий день позвонил тесть. Он оправдывал поведение супруги, говорил, что она просто не осознает, как причиняет боль. Что действовала из лучших намерений. Что она старой закалки и для неё животные — это просто животные.
— Я понимаю, сынок, — его голос звучал измотанно. — Но я на вашей стороне. И буду рядом, что бы ни случилось.
Беременность Кати протекала без осложнений. Мы готовились к появлению малыша, обустраивали детскую комнату, читали литературу о воспитании. И параллельно адаптировали собак к прибытию нового члена семьи. Гроза и Ураган с любопытством обследовали детские вещи, которые мы заносили домой, словно чувствовали, что скоро в их жизни произойдут значительные перемены.
Виктор Иванович заглядывал раз в неделю. Он помогал с ремонтом детской, собирал мебель, красил стены. И с каждым посещением всё больше времени проводил с собаками. Однажды я застал его во дворе — он сидел на скамейке, а по обе стороны от него лежали наши овчарки. Тесть что-то тихо рассказывал им, а они внимательно слушали, склонив головы набок.
— О чём вы шепчетесь? — спросил я, подходя ближе.
— Да вот, объясняю им, как важно беречь маленьких, — улыбнулся он. — Говорю, что скоро у них появится ещё один человечек, которого надо будет защищать. Умные псы, всё схватывают. В день, когда у Кати начались схватки, дома были только я и Виктор Иванович. Он приехал исправить подтекающий кран и остался на обед. Когда Катя внезапно схватилась за живот и тихо охнула, мы оба вскочили. Я носился по дому, собирая вещи в роддом, а тесть спокойно вывел дочь на улицу и помог сесть в машину.
— Давай, сынок, я отвезу вас, — сказал он, видя, как трясутся мои руки. — А ты сядь рядом с ней и держи за руку.
В ту ночь родился наш малыш. Маленький, громко кричащий, с пушком тёмных волос на голове. Я стоял у окна родильного дома, прижав ладони к стеклу, и не мог поверить, что стал отцом. Рядом находился Виктор Иванович, и в его глазах светилась радость и гордость.
— Теперь ты понимаешь, что значит быть отцом, — произнёс он тихо. — Это когда готов жизнь отдать за своего ребёнка. И знаешь, что удивительно? Точно так же ты чувствуешь и по отношению к своим собакам. Потому что они тоже твоя семья. Когда мы доставили малыша домой, собаки встретили нас у входа. Они осторожно обнюхали конверт с младенцем, тихо поскуливая от волнения. Гроза лизнула мою руку, как бы говоря: «Не переживай, хозяин, мы всё осознаём».
В первые недели собаки не отходили от кроватки. Они отдыхали по очереди: пока одна дремала, другая сторожила рядом с младенцем. Если малыш начинал плакать, они тут же бежали к нам, тревожно заглядывая в глаза — мол, ребенок требует внимания.
Как-то раз позвонила тёща. Сказала, что желает увидеть внука. Катя колебалась, но потом согласилась на встречу. Марина Петровна приехала с подарками и сладостями. Она вела себя настороженно. Боязливо озиралась. Всё время искала глазами собак.
— Не беспокойся, мама, — устало произнесла Катя. — Они во дворе. Я помню о твоей аллергии.
Тёща с облегчением выдохнула и только тогда решилась подойти к кроватке. Она долго глядела на своего внука. А затем повернулась к нам:
— Он великолепен. Вылитый дедушка.
Марина Петровна старалась держаться естественно. Но то и дело бросала тревожные взгляды на дверь во двор. Словно ожидала, что собаки вот-вот ворвутся в дом. Она задавала обычные вопросы — как малыш спит, сколько ест, не болит ли у него животик. А потом вдруг спросила:
— А как эти… — она запнулась, — собаки относятся к ребёнку? Не опасно ли это?
— Они охраняют его лучше любой сигнализации, — спокойно ответил я. — И учтите, Марина Петровна, мы не будем обсуждать вопрос о том, чтобы избавиться от них.
Тёща поджала губы, но промолчала.
С тех пор она приезжала раз в месяц. Ненадолго. Брат Кати и его семья так и не появились в нашем доме. Для них мы остались эгоистами, которые предпочли собак нормальным отношениям с семьёй.
Сейчас нашему сыну уже три месяца. Он спит в своей кроватке. Рядом на коврике дремлют наши верные овчарки Гроза и Ураган. Они охраняют его сон. Реагируют на каждый писк и зовут нас, если малыш заплачет.
Тесть приезжает каждые выходные. Говорит, что гордится нами. За то, что не поддались давлению и остались верны своим принципам. За то, что наш сын вырастет человеком. Который будет уметь любить и заботиться о других.
Настоящая семья принимает тебя таким, какой ты есть. Со всеми твоими привязанностями и решениями. И порой она состоит не только из людей, связанных кровным родством. Но и из лохматых четвероногих друзей, готовых отдать за тебя жизнь.