«Откройте, умоляю, откройте!» — пронзительный женский голос, полный отчаяния, разорвал тишину за входной дверью, перекрывая слабые всхлипы ребенка. Вадим, 35-летний хирург из небольшого городка под Киевом, сидел в своей уютной гостиной на старом диване, держа в руках чашку давно остывшего травяного чая. За окнами выла февральская вьюга, такая сильная, что казалось, будто кто-то нарочно швыряет снег в стекла. Ему уже мерещились странные звуки — то ли шаги под окнами, то ли чей-то приглушенный зов, но он списывал это на усталость после смены в больнице. Однако теперь сомнений не было: кто-то отчаянно стучал в дверь, прося помощи.
Вадим вскочил, чуть не опрокинув чашку на выцветший ковер, и бросился к двери. Мысли вихрем закружились в голове: кто мог оказаться на улице в такую погоду? Может, авария на трассе? Или кто-то заблудился в снежной мгле? А вдруг человеку срочно нужна помощь врача? «Иду, держитесь!» — крикнул он, нашаривая ключ в кармане халата. Распахнув дверь, он едва устоял от порыва ледяного ветра, ворвавшегося в теплый дом. На пороге стояла молодая женщина, закутанная в потрепанное одеяло, из-под которого торчали мокрые края длинной юбки. У ее ног лежала промокшая сумка, а в руках она сжимала крохотного ребенка, чей плач был похож на жалобный писк котенка.
«Простите, ради Бога, пустите нас переночевать!» — выдохнула она, задыхаясь от холода. — «Мы застряли на дороге, никто не берет, умоляю, помогите!» Вадим заметил, как дрожат ее руки, как ветер хлещет снегом ей в лицо. Он знал, что в их краях к цыганам, а судя по браслетам на запястьях и акценту, она была именно из них, относятся с подозрением. Но он, врач с десятилетним стажем, привык спасать людей, не разбирая, кто они и откуда. Да и просто по-человечески — как можно захлопнуть дверь перед женщиной с младенцем в такую бурю?
«Заходите быстрее!» — скомандовал он, отступая в сторону и придерживая дверь. — «Осторожно, тут порог высокий, не споткнитесь». Женщина, шатаясь от усталости, благодарно кивнула и шагнула внутрь, подхватив сумку. Вадим захлопнул дверь, отрезая вой ветра, и щелкнул замком. Потом сорвал с вешалки свое старое пальто и набросил ей на плечи. «Давайте я помогу, сейчас найду что-то сухое», — сказал он, глядя на ребенка, который все еще хныкал, уткнувшись в материнскую грудь. — «Как малыш?»
«Замерз сильно, всю дорогу плакал», — прошептала она, укутывая его в пальто. — «Спасибо вам, вы не представляете, что это значит для нас». Ее голос дрожал, а в глазах, больших и темных, читались страх и изнеможение. Вадиму хватило одного взгляда, чтобы понять: она молода, лет двадцати с небольшим, но жизнь уже оставила на ее лице следы тревог. Под юбкой виднелись старые сапоги, заледеневшие от снега, а на руках — простые деревянные бусы, какие часто носят цыганки.
«Проходите в комнату, там тепло», — указал он на гостиную, где горела лампа с абажуром. — «Я поставлю чайник, вам обоим нужно согреться». Женщина нерешительно двинулась вперед, крепко прижимая ребенка. Вадим заметил, что это мальчик — крохотное личико мелькнуло из-под одеяла, бледное, с посиневшими губками. Внутри у врача екнуло: младенец не должен так мерзнуть, это опасно.
Вадим жестом указал на диван: «Садитесь сюда, я принесу одеяло и полотенца». Женщина, которую, как он позже узнает, зовут Зоряна, осторожно опустилась на краешек, словно боялась занять слишком много места. Она выглядела так, будто вот-вот рухнет от усталости, но всё ещё пыталась держать спину прямо. Вадим метнулся в кладовку, где хранил старые вещи и аптечку. По пути услышал, как сверху, из комнаты сына, раздался хриплый кашель. Его Денис, двенадцатилетний мальчик, последние дни мучился от бронхита, и Вадиму приходилось разрываться между больницей и домом. «Не разбудил ли я его этим шумом?» — мелькнула мысль. Он замер, прислушиваясь, но кашель стих, и Вадим решил, что сын снова уснул.
Вернувшись в гостиную с охапкой полотенец и шерстяным одеялом, он протянул их Зоряне. Она молча приняла помощь, благодарно кивнув, но слов у неё не хватало — слишком вымоталась. Вадим включил газовую плиту, поставил чайник и бросил взгляд на ребёнка. «Надо его согреть, дайте я посмотрю», — сказал он, присаживаясь рядом. — «Я врач, не бойтесь, просто проверю, как он дышит». Зоряна, хоть и с тревожным блеском в глазах, передала малыша. Вадим аккуратно развернул одеяло, положил ладонь на крохотную грудку. Дыхание было слабым, но ровным, лоб холодный, как лёд. «Переохладился, но если согреть и дать тёплого, должно наладиться», — произнёс он, стараясь успокоить и её, и себя. — «Как его зовут?»
«Мирон», — тихо ответила она, вытирая сыну лицо полотенцем. — «Завтра ему годик будет». В её голосе промелькнула грусть, будто она вспомнила, что такой день мог бы стать праздником, а не борьбой за выживание. Вадим кивнул, пододвинул таз с тёплой водой, чтобы она могла растереть ребёнка. Малыш то закрывал глаза, то открывал их, глядя на незнакомца с испуганным любопытством. Кожа у него была бледной, губы слегка синели — явные признаки переохлаждения.
«Давайте я принесу что-то сухое для него», — предложил Вадим, поднимаясь. — «У меня остались вещи Дениса с детства, великоваты, конечно, но лучше, чем мокрая одежда». Он поднялся по скрипучей лестнице в спальню сына. Денис спал, но лоб его блестел от пота, дыхание было неровным. Вадим нахмурился, потрогал его голову — жар не спадал. «Чёрт, опять температура», — подумал он, доставая из шкафа старую пижаму и тёплый свитер для Зоряны. Хотелось задержаться, проверить сына тщательнее, но внизу ждали замёрзшие гости. «Потом вернусь к тебе, Денис», — шепнул он, укрывая мальчика одеялом.
Спустившись, он застал Зоряну за растиранием Мирона. Она сняла с себя мокрую кофту, и от таза поднимался лёгкий пар. На столе уже стояла чашка с чаем — видимо, она нашла заварку на кухне, пока он ходил. «Вот, примерьте это», — сказал Вадим, протягивая одежду. — «А для Мирона вот пижама, хоть и большая, но тёплая». Зоряна благодарно улыбнулась: «Спасибо, вы такой добрый. Я всё верну, как только смогу». Вадим отмахнулся: «Главное — согреться. Не думайте о другом».
Он помог ей надеть на Мирона пижаму, слишком просторную, но уютную. Мальчик уже плакал тише, глядя на Вадима с удивлением. Врач подогрел воду, смешал её с детским чаем из старых запасов и протянул бутылочку. «Пусть пьёт понемногу», — посоветовал он. Зоряна кивнула, её усталые глаза наконец-то чуть посветлели.
Вадим прошёл на кухню, где ещё тлела газовая конфорка, и достал из холодильника вчерашний борщ. Подумал, что Зоряне и малышу нужно не только согреться, но и поесть. Поставил кастрюлю на плиту, кинул туда пару лавровых листьев для аромата и нарезал чёрный хлеб, который сам покупал на рынке в прошлые выходные. Пока борщ грелся, он вернулся в гостиную. Зоряна сидела на диване, баюкая Мирона, который уже посапывал в пижаме, уткнувшись в её плечо. Она подняла на Вадима взгляд, полный благодарности, но всё ещё напряжённый, словно ждала, что её вот-вот попросят уйти.
«Ешьте, пока горячее», — сказал он, ставя перед ней тарелку с борщом и хлебом. — «А я схожу проверю сына, потом поговорим, что делать дальше. Вам ведь завтра куда-то ехать?» Зоряна замялась, ложка дрогнула в её руке. «Да, мы хотели в Киев, к родственникам. Но я не знаю, там ли они ещё», — призналась она, опустив глаза. — «Мы не созванивались давно». Вадим кивнул, не стал расспрашивать — видел, что ей и так тяжело. «Не волнуйтесь, ночуйте здесь. Утром разберёмся, если надо — отвезу вас в город на своей “Ладе”», — пообещал он, поднимаясь по лестнице.
В комнате Дениса было тихо, только слабое дыхание нарушало тишину. Вадим присел на край кровати, потрогал лоб сына — горячий, как печка. «Папа», — простонал мальчик, приоткрыв глаза. — «Что за шум внизу?» — «У нас гости, сынок», — мягко ответил Вадим. — «Спи, завтра расскажу. Выпей лекарство». Денис, морщась, проглотил сироп, который отец достал из аптечки. Вадим измерил температуру — 38,2. Высокая, но не критично. «К утру спадёт», — подумал он, поправляя подушку. Погладил сына по голове и вышел, оставив ночник гореть.
Спустившись, он увидел, что Зоряна доела борщ, а Мирон спал у неё на коленях. Чашка чая стояла пустая, а женщина выглядела чуть живее, хотя волосы её, длинные и тёмные, всё ещё были влажными. «Спасибо», — тихо сказала она, глядя на сына. — «Мирону лучше, он не плачет». Вадим кивнул: «Хорошо. Я постелю вам в кабинете, там раскладной диван. С ребёнком рядом будете, ему так спокойнее». Зоряна встала, взяла малыша на руки. «Простите, если я нагло влезла в ваш дом», — прошептала она. — «Просто некуда было идти, никто не открывал».
«Ничего страшного», — отозвался Вадим, стараясь говорить мягко. — «Я рад помочь. Пойдёмте, покажу, где спать». Он провёл её в небольшую комнату на первом этаже, где обычно работал за ноутбуком или отдыхал после ночных смен. Разложил диван, бросил чистые простыни и тёплое одеяло, притащил подушку с верхнего этажа. «Устраивайтесь», — сказал он. — «Если что, я наверху. Мой сын — Денис, ему двенадцать, болеет сейчас, так что не пугайтесь, если услышите кашель. Утром куплю еды для вас и малыша».
Зоряна уложила Мирона, тот во сне вздохнул, будто почувствовал тепло. Она прижала руки к груди, посмотрела вверх, словно благодаря судьбу за этого человека. Вадим смущённо улыбнулся — к такой благодарности он не привык. Пожелав ей спокойной ночи, он вышел, прикрыв дверь. В гостиной прислушался к вою вьюги за окнами. Снег стучал в стёкла, ветер гудел в трубах. «Как же хрупка жизнь», — подумал он. Только вчера он оперировал пациента с аппендицитом, а сегодня спасает женщину с ребёнком от холода. Обычное дело для врача, но каждый раз — как удар током.
Вадим поднялся к себе, заглянул к Денису ещё раз. Мальчик спал, дышал ровнее, но лоб всё ещё пылал. Врач присел рядом, послушал его дыхание, подумал, что утром, если жар не спадёт, придётся везти сына к терапевту в райцентр. Самому отдохнуть тоже бы не помешало — завтра выходной, и в больницу не надо. Но голова гудела от мыслей: о Денисе, о Зоряне с Мироном, о том, как помочь им утром. Он прилёг на краешек своей кровати и незаметно провалился в сон. Ему привиделось странное: длинный коридор больницы, Зоряна идёт навстречу с Мироном на руках, рядом Денис, все улыбаются, а он хочет что-то сказать, но голос пропадает. Потом мелькнула Ольга, его покойная жена, шепчет что-то, но слов не разобрать. Сквозь сон доносился вой ветра и далёкий детский смех.
Утро началось с шума. Вадим подскочил от звука — то ли вскрик, то ли стук, а затем тихий голос Зоряны: «Ой, Мирон, стой, не лезь туда!» Он глянул на часы — почти девять. Снизу доносился детский лепет и шаги. Потирая глаза, Вадим спустился в гостиную и замер от умильной картины. Маленький Мирон, уже освоившийся, ковылял по ковру на своих шатких ножках, явно наслаждаясь простором. Зоряна пыталась поймать его, чтобы не дать забраться к лестнице. Увидев Вадима, она замерла: «Доброе утро». — «Доброе», — хрипло отозвался он, голос ещё не проснулся. — «Извините, что разбудили, Мирон рано встал».
Вадим улыбнулся: «Ничего, дети такие». Тут в дверях появился Денис, завёрнутый в одеяло, с растрёпанными волосами. Он смотрел на гостей с лёгким недоумением, щёки чуть розовели, глаза блестели — температура, похоже, спадала. «Пап, кто это?» — спросил он шёпотом, будто не верил глазам. «Наши гости», — ответил Вадим. — «Знакомься: Зоряна и её сын Мирон. Они ночевали у нас, попали в метель». Денис кашлянул, но улыбнулся и шагнул ближе. Мирон, заметив нового человека, плюхнулся на пол, показал пару зубов и весело замахал ручками. «Привет, ты чего такой маленький?» — подмигнул Денис, стараясь не спугнуть малыша.
Зоряна смотрела на мальчика с теплом, но в её взгляде мелькнула тревога — вдруг их присутствие напрягает семью? Но Денис явно заинтересовался. «Я приготовлю завтрак», — предложил Вадим. — «Денис, посиди с Мироном, если хочешь. Зоряна, поможете на кухне?» — «Да, конечно», — кивнула она. — «Только уложу Мирона, чтобы не бегал». — «Оставь его тут», — вмешался Денис, присев к малышу. — «Я присмотрю, пусть бегает». Зоряна заколебалась, но согласилась. Мирон тут же принялся теребить край ковра, поглядывая на Дениса, словно приглашая поиграть.
На кухне Вадим достал яйца, картошку и остатки домашней колбасы. Зоряна неуверенно взялась помогать, то и дело оглядываясь в гостиную. Он показал, где кастрюли, включил плиту, и они начали готовить. Вадим заметил, что она уже спокойнее, чем ночью, но в её движениях чувствовалась привычная настороженность — будто она всегда ждёт подвоха. За окном ветер утих, снег почти перестал идти, оставив только сугробы вдоль забора. «Можете не торопиться», — сказал Вадим, нарезая колбасу. — «Если некуда идти, оставайтесь, пока не решите, что дальше. А если надо в город, я отвезу после завтрака».
Зоряна кивнула, но промолчала, словно боялась раскрыть свои планы. Вадим не давил — понимал, как трудно довериться чужаку в такой ситуации.
Когда завтрак был почти готов — яичница с колбасой шипела на сковороде, а картошка уже зарумянилась в старой чугунной сковородке, — Вадим поставил чайник и пошёл звать Дениса с Мироном к столу. В гостиной его ждала забавная сцена: Денис сидел на полу, а Мирон, пыхтя от усердия, карабкался ему на колени, словно на горку. Мальчик подставлял руки, чтобы малыш не свалился, и улыбался, несмотря на слабость после болезни. Вдруг Мирон громко вскрикнул, размахивая ручонками, и ухватился за футболку Дениса, чуть не стащив её с плеча. «Эй, осторожнее, мелкий!» — засмеялся Денис, придерживая его. — «Чуть не уронил тебя!»
Вадим смотрел на них, и сердце сжалось от тёплого чувства. Денис, который последние месяцы часто хандрил из-за кашля и слабости, сейчас выглядел живее, чем обычно. «Завтрак готов», — позвал Вадим. — «Денис, надевай тапки, пол холодный. И Мирону носки найди». — «Ладно, пап», — отозвался сын, аккуратно передавая малыша отцу. Мирон сначала напрягся в чужих руках, но, узнав Вадима, успокоился и даже улыбнулся, показав крохотные зубки. Они втроём двинулись на кухню, где Зоряна уже разложила тарелки и нарезала хлеб.
Увидев, как Денис несёт чашку чая, она поспешила забрать её: «Дай, я отнесу, вдруг обожжёшься». — «Я не маленький, справлюсь», — пожал плечами Денис, но всё же отдал чашку, чуть смутившись. — «Вы нас не стесняете», — добавил он, глянув на Мирона, который уже сидел в старом детском стульчике, вытащенном из кладовки. Зоряна улыбнулась: «Спасибо, что так говорите». После еды она вызвалась помыть посуду. Вадим хотел отказаться, но уступил, видя, что ей спокойнее, когда она чем-то занята.
Он отвёл Дениса в сторону, измерил температуру — 37,2. «Лучше, чем ночью», — отметил про себя Вадим. — «Сынок, полежи в гостиной, а я съезжу в аптеку за лекарствами. Телевизор включить?» — «Можно», — кивнул Денис. — «А с Мироном посижу, если он не против». — «Только не переутомляйся», — предупредил Вадим. Тут подошла Зоряна, вытирая руки полотенцем: «Вадим, вы говорили, что поедете в город. Можно попросить отвезти нас куда-нибудь?» Она спросила это нерешительно, будто боялась отказа.
«Конечно», — ответил он. — «После аптеки могу свозить вас по делам. Только Дениса надолго одного не оставлю, но пару часов он продержится. Попрошу соседку заглянуть, если что». — «Спасибо», — выдохнула Зоряна. — «Нам надо на автовокзал или к родственникам. Но я не уверена, где они сейчас». Её голос дрогнул, в глазах мелькнула растерянность. «Придумаем что-нибудь», — заверил Вадим. — «Денис, тебе что-то привезти?» — «Сок и что-нибудь вкусное», — улыбнулся сын. — «Только не бегай много, кашель ещё есть».
Зоряна, услышав про кашель, участливо глянула на мальчика: «Может, травяного чая привезти? Я знаю сборы от кашля». — «Да нормально уже», — отмахнулся Денис, но было видно, что ему приятна забота. Вадим подумал, что для сына это полезно — видеть, как кто-то ещё в доме искренне о нём печётся. Через час они с Зоряной и Мироном уже ехали по заснеженной дороге в райцентр. Ветер стих, но сугробы вдоль трассы блестели под утренним солнцем. Вадим осторожно вёл машину, объезжая наледь, а Зоряна сидела впереди, прижимая к себе Мирона, который то дремал, то лепетал что-то своё.
Машина медленно катила по разбитой дороге в сторону райцентра, где была аптека и автовокзал. За окнами мелькали занесённые снегом поля и редкие дома с дымящими трубами. Зоряна сидела молча, прижимая Мирона, который то засыпал, то просыпался от толчков на ухабах, издавая тихие недовольные звуки. Вадим краем глаза поглядывал на неё, думая, как тяжело ей одной с ребёнком скитаться в такой неопределённости. «Могу спросить, куда вы ехали изначально?» — осторожно начал он, когда дорога стала ровнее.
Зоряна помедлила, глядя в окно. «К дяде в Киев», — наконец ответила она. — «Он обещал помочь с работой. Одной с малышом трудно, сами понимаете». Вадим кивнул: «Конечно, понимаю. И этот дядя сейчас в Киеве?» — «Он торговал на рынках — ткани, украшения. Ездил по городам, но вроде осел в столице. Только я давно с ним не говорила, телефон молчит», — призналась она, теребя край рукава. — «Сказал приезжать, когда смогу. А денег на жильё не было, вот и собралась как получилось».
Вадим сжал руль чуть сильнее. «А как вы вообще…» — он замялся, не зная, как спросить про семью. Зоряна уловила его мысль: «Мирона я ращу одна. Отец уехал ещё до его рождения, в Одессу, кажется. Не хотел нас знать». Она опустила глаза, голос стал тише. Вадим промолчал, чувствуя, как знакома эта история — сколько раз он видел таких женщин в больнице, брошенных с детьми и без копейки. «Тяжело вам», — сказал он наконец. — «Привыкла», — горько усмехнулась Зоряна. — «Нас часто гонят, как вчера. “Цыгане, цыгане”, — передразнила она чей-то грубый тон. — Но что мне делать?»
Он только кивнул, не находя слов. В голове уже крутилась мысль: может, ей нужна не просто ночлег, а помощь посерьёзнее? Но предлагать не решился — слишком мало знал её. Доехав до аптеки, Вадим припарковался, оставив мотор работать, чтобы салон не остыл. Купил для Дениса сироп от кашля, жаропонижающее и антибиотики на всякий случай. Зоряна ждала в машине, глядя ему вслед с благодарностью и лёгкой тенью зависти — у него есть работа, дом, а у неё лишь пара сотен гривен в кармане да сумка с детскими вещами.
Потом заехали в магазинчик у дороги. Вадим взял хлеба, молока, крупы, пару банок детского питания и овощей. Зоряна напряглась, думая, что это для неё, но он пояснил: «У меня сын, вы с Мироном — всем пригодится. Дома холодильник пустой, я вечно на сменах». Она чуть расслабилась. «Спасибо», — тихо сказала Зоряна, когда они загрузили пакеты в багажник. — «Мне неловко, вы даже еду купили». — «А вы мне вареников налепите, и договоримся», — улыбнулся Вадим, разряжая обстановку. Она впервые весело хмыкнула: «Вареники не умею, но могу лепёшки с мясом — у нас их зовут плацинды». — «Отлично, научите», — подмигнул он, заводя мотор.
Дорога до автовокзала заняла ещё полчаса. Зоряна несколько раз набирала дядин номер, но в трубке — тишина. Вадим видел, как она кусает губы, и пожалел её. «Давайте проверим», — предложил он, паркуясь у вокзала. — «Адрес есть?» — «Говорил, что живёт на улице Леси Украинки, дом 17», — ответила она. — «Но там, кажется, чужие люди». Они поехали туда, но вместо дома нашли стройку — котлован под новый торговый центр. Охранник у забора буркнул: «Тут два года как снесли всё». Зоряна побледнела: «Значит, его нет».
Зоряна сидела в машине, уставившись в пустоту, пока Вадим заглушил мотор у стройки. Мирон заворочался у неё на коленях, захныкал, будто почувствовал мамину тревогу. «Надо возвращаться», — прошептала она, смахнув слезу. Вадим видел, как в её глазах плещется отчаяние, и представил, что будет, если она снова окажется на улице — без денег, с малышом, в холоде. «Зоряна», — начал он осторожно, поворачиваясь к ней, — «поживите у меня пока. Дом у нас не маленький, место найдётся. Денису даже в радость будет, что в доме малыш. Я не настаиваю, просто предлагаю, чтобы вы не мёрзли».
Она покачала головой, словно не веря: «Как я могу так пользоваться вашей добротой? Вы и так сделали слишком много». — «Никакого “слишком”», — возразил Вадим. — «Мне спокойнее, если вы будете в безопасности. А там работу поищете, я поспрашиваю знакомых». Зоряна посмотрела на Мирона, который тянул ручки к её лицу, и тихо сказала: «Если не найду работу, не знаю, что дальше. Скитаться с ним не могу, он слишком мал». — «Вот поэтому и останьтесь», — кивнул Вадим. — «Платы не прошу, помогайте по дому, а там решим».
Её глаза заблестели от слёз, она судорожно сжала его руку на руле: «Спасибо, я не знаю, как вас благодарить». Вадим смутился, отвернулся: «Не надо об этом. Поехали, Денис, наверное, проголодался, да и лекарства ему пора». Они развернулись и поехали обратно. Денис ждал их у окна, завернувшись в плед, и, увидев машину, выбежал на крыльцо, кашляя, но с улыбкой. Заметив, что Зоряна с Мироном тоже вернулись, он обрадовался: «Пап, вы надолго?» — «Извини, сынок, задержались», — ответил Вадим, выгружая пакеты. — «Ездили искать дядю Зоряны, но не нашли. Они поживут у нас пока. Не против?»
«Не против», — пожал плечами Денис, глядя на Мирона, который гримасничал ему в ответ. — «Может, научусь с малышами управляться?» — «Я покажу», — вставила Зоряна. — «Он уже ходит, не совсем младенец». — «А говорит?» — с любопытством спросил Денис. — «Пока “мама” и “дай”, но скоро разболтается», — с гордостью ответила она. Так в доме Вадима началась новая жизнь. Утром он ушёл на смену в поликлинику, вернулся поздно, а Зоряна уже прибрала гостиную и кухню, встретив его тарелкой горячего супа. «Ух ты!» — присвистнул Вадим. — «Я не просил платы, но это приятно, спасибо!»
Она потупилась: «Надеюсь, вам вкусно, старалась». — «А Денис ел?» — «Да», — донёсся голос сына из гостиной. — «Я резал овощи, пап, я не бездельник!» — «Верю», — улыбнулся Вадим. Пока он ел, Зоряна уложила Мирона, а Денис рассказал, как они весь день играли с конструктором и чинили порванную занавеску. «Она шить умеет», — добавил он. — «Говорит, в таборе научилась, может на заказ работать». Вадим кивнул: «Отлично, поспрашиваю у знакомых, вдруг кто-то ищет швею». Зоряна и Мирон постепенно прижились. Мирон топал по дому, Денис возился с ним, катал на старой деревянной машинке, и смех детей стал привычным фоном.
Дни текли незаметно, и Зоряна с Мироном всё больше становились частью дома Вадима. Денис поправлялся, кашель почти ушёл, хотя Вадим всё равно следил за его температурой. Зоряна взяла на себя хозяйство: готовила, стирала, даже подшивала старые рубашки Вадима, которые он давно собирался выбросить. Мирон, освоившись, носился по комнатам, иногда роняя игрушки Дениса, но тот только смеялся: «Пусть ломает, мне не жалко». В выходной Вадим решил свозить Зоряну к своей знакомой Тане, которая шила на заказ в соседнем селе. «Она давно ищет помощницу», — объяснил он по дороге. — «Заказы с рынка, надо быстро и аккуратно. Попробуешь?»
Зоряна кивнула, крепче прижимая спящего Мирона: «Если возьмут, будет шанс заработать». Ей явно было неловко жить за чужой счёт, хоть она и благодарила Вадима каждый день. В мастерской Таня дала ей пробное задание — подшить подол юбки. Зоряна ловко справилась, её пальцы мелькали над тканью, строчка вышла ровной. «Молодец», — похвалила Таня. — «Бери заказы домой, плачу за штуку». Зоряна сияла, возвращаясь в машину: «Теперь смогу снять комнатку, чтобы вам не мешать». Вадим глянул на неё через зеркало: «Вы не мешаете. Денису нравится Мирон, да и мне спокойнее, что вы не на улице».
Она опустила взгляд: «Но я не могу вечно у вас жить». — «А я не могу вечно сам справляться с домом», — возразил он. — «С тобой тут уютно стало, я и не знал, что мне этого не хватало. Оставайтесь, пока не найдёте своё». Зоряна грустно улыбнулась: «Вы как спаситель какой-то». Вадим смутился, переключил передачу и промолчал. Внутри шевельнулось что-то новое — он ловил себя на том, что смотрит на неё не просто как на гостью. Она была молодой, потрёпанной судьбой, но в ней была искренняя сила, которая его трогала.
Соседи начали шептаться. Баба Нина с конца улицы как-то поймала Вадима у калитки: «Слышь, доктор, аккуратнее с цыганами, уведут что-нибудь». — «Если уведут, тогда и поговорим», — отшутился он. — «А пока мне помогают». Зоряна слышала эти пересуды и переживала, но Вадим успокаивал: «Люди болтают от скуки, не бери в голову». Она брала заказы у Тани, иногда вышивала салфетки для другой знакомой Вадима, копила гривны, хоть и небольшие. Однажды он вернулся с дежурства измотанным, а дома его ждал сюрприз: на кухне горел свет, в вазе стояли ветки калины — откуда только взяла? — и пахло тушёной курицей с чесноком.
Денис с Мироном играли в гостиной, устроив «аварию» из игрушечных машинок. Зоряна встретила его с улыбкой: «Устали? Я тут рецепт смешала — наш с болгарским». Вадим сел за стол, и его накрыло волной уюта, какого не было с тех пор, как умерла Ольга. Он смотрел на Зоряну — в простом платке, с косой — и думал, как она незаметно стала частью их жизни. Денис подбежал: «Пап, мы с Зоряной сшили зайца для Мирона из лоскутов!» — «Кривой, но ничего», — засмеялся сын, показывая игрушку. Вадим улыбнулся: «Молодцы, рад, что вы поладили».
Прошла ещё неделя, и в доме Вадима установился новый ритм. Денис окончательно окреп, кашель ушёл, и он даже стал чаще смеяться, возясь с Мироном. Зоряна шила заказы, прибирала, готовила — её плацинды с мясом стали любимым блюдом Вадима после смен. Но однажды вечером, когда метель за окном снова завыла, напоминая о той первой ночи, Денис вдруг закашлялся так сильно, что Вадиму пришлось делать ему ингаляцию. Зоряна смотрела встревоженно: «Может, врача вызвать?» — «Я сам справлюсь», — уверенно ответил он, хотя внутри колотилось беспокойство. Ночью Денис задыхался от спазмов, и Вадим колол ему противовоспалительное, держал над паром. Лишь к утру мальчик уснул, а Вадим, вымотанный, прилёг рядом, закрыв глаза на минутку.
Его разбудил крик. «Вадим! Проснитесь!» — голос Зоряны дрожал. Он вскочил, сердце заколотилось. В комнате Дениса она стояла бледная, со слезами: «Что это?» Вадим глянул на кровать — сына там не было, одеяло сброшено, окно приоткрыто. На обоях тянулись странные следы — будто мокрые ладони и коленки прошлись к подоконнику. А рядом — тёмные капли, похожие на кровь. На тумбочке стояла миска с засохшей бурой жидкостью, на полу валялись тряпки в пятнах. «Что за чёрт?» — вырвалось у Вадима. Паника накрыла: неужели Денис в бреду вылез в окно? Или это не его кровь?
Он распахнул окно — снаружи только ветер и снег, следов нет. Вадим метнулся по дому, проверяя комнаты, крича: «Денис!» Зоряна дрожала: «Я зашла спросить, как он, а его нет!» — «Где он мог быть? У соседей?» — пробормотал Вадим. — «Я смотрела внизу, пусто», — ответила она. Он выругался, что с ним бывало редко: «Как он ушёл в таком состоянии?» И тут сзади раздался сонный голос: «Пап, что вы ищете?» Вадим обернулся — у лестницы на чердак стоял Денис с кружкой в руках, растрёпанный, но живой.
«Денис!» — выдохнул Вадим, бросаясь к нему. — «Где ты был?» Мальчик кашлянул: «Не спалось, пошёл на чердак за альбомами, потом воды налил. А вы чего?» — «Твоя кровать пустая, на стене кровь!» — выпалил Вадим, всё ещё задыхаясь от страха. Денис засмеялся, но закашлялся: «Какая кровь?» Вадим вернулся в комнату, ткнул пальцем в миску, понюхал — не кровь, а густая краска, похожая на гуашь. «Пап, это я вчера рисовал», — пояснил Денис, заглянув через плечо. — «Разлил баночку, пытался вытереть, размазал, видно. Потом уснул, не убрал».
Зоряна выдохнула, утирая слёзы, а Вадим рухнул на стул, чувствуя, как отпускает напряжение. Окно, значит, открывал Денис — проветривал от запаха краски. Следы — от его рук, испачканных гуашью. «Думал, тебя украли», — пробормотал он. Денис виновато потёр глаза: «Прости, пап, не хотел пугать». — «Впредь говори, куда идёшь», — строго сказал Вадим. Зоряна тихо добавила: «Я тоже перепугалась, но хорошо, что всё просто». Вадим кивнул: «Любой бы запаниковал». Этот случай стал поворотным — он понял, как привык к Зоряне, к её заботе о Денисе, к их присутствию в доме.
После той ночи с «кровавой» гуашью жизнь в доме Вадима потекла ещё теплее. Денис окончательно выздоровел, кашель отступил, и он с радостью возился с Мироном, который уже топал по всему дому, гремя старыми машинками Дениса. Зоряна шила заказы для Тани, иногда готовила что-то необычное — вроде лепёшек с картошкой и зеленью, которые Вадим с сыном уплетали за обе щёки. Вадим же всё чаще возвращался с работы не в пустой дом, а в уют, где пахло едой и звучал детский смех. Он замечал, как Зоряна смотрит на него — с благодарностью, но уже и с чем-то большим, хотя сама она молчала об этом.
Однажды вечером, когда Денис вышел погулять во двор, а Мирон уснул на диване, Вадим и Зоряна остались на кухне вдвоём. Она перебирала лоскуты для шитья, он мыл посуду после ужина. Тишина гудела печкой и стуком капель из крана. «Зоряна», — начал Вадим, отставив тарелку, — «я уже не представляю этот дом без вас. Ты принесла сюда тепло, которого мне не хватало». Она подняла глаза, в них мелькнула благодарность: «Вы для нас с Мироном столько сделали. Без вас мы бы пропали». Он вытер руки полотенцем, шагнул ближе: «Может, останетесь подольше? Мне и Денису это в радость».
Зоряна чуть отстранилась, теребя платок: «Я рада, что не в тягость. Но люди болтают». — «Пусть болтают», — пожал плечами Вадим. — «Мне плевать, что думают. А тебе?» Она опустила взгляд: «Боюсь, скажут, что я вас охмурила ради жилья». — «Чушь», — отрезал он. — «Я сам решаю, кого пускать в свой дом. Если хочу, чтобы вы остались, — моё дело». Зоряна грустно улыбнулась: «Вы так говорите… А я думаю, может, вы от боли своей спасаете нас, чтобы пустоту заполнить».
Вадим замер. Она попала в точку. Перед глазами мелькнул образ Ольги — её смех, светлые волосы. Он скучал по ней, хоть время и притупило остроту потери. Зоряна была другой, но её присутствие разбудило в нём что-то давно уснувшее. «Может, и так», — тихо признал он. — «Но вы с Мироном мне дороги сами по себе». Она кивнула, смахнув слезинку: «Я ещё не готова к большему. Мне надо понять, что жизнь может быть другой. Я столько раз доверяла — и всё зря».
Он уважал её честность. Их знакомство началось с бури, страха, нищеты — такие раны быстро не заживают. «Не тороплю», — сказал Вадим. — «Оставайтесь, сколько нужно. Вы теперь часть этого дома». Зоряна улыбнулась, и в этой улыбке было облегчение. Ей больше не надо было бояться, где спать завтра. Она могла работать, растить Мирона, не оглядываясь на дверь. А что дальше — время покажет.
Снег за окнами давно растаял, весна вступила в права. Денис вернулся в школу, Мирон бегал по двору с ведёрком, Зоряна шила вечерами. В доме появились новые занавески, сшитые её руками, и даже баба Нина смягчилась: «Может, и не все цыгане такие уж плохие». Вадим с Зоряной сблизились тихо, без громких слов, но каждый чувствовал — что-то важное между ними растёт.
Весна сменилась летом, и дом Вадима ожил по-новому. Денис закончил учебный год, сдав все контрольные, и теперь целыми днями гонял с Мироном во дворе, строя шалаши из веток и старых простыней. Мирон уже болтал простые слова — «мама», «дай», «Деня» — так он звал Дениса, чем ужасно гордился старший мальчик. Зоряна шила заказы для Тани, а иногда брала вышивку у соседки, копила гривны, мечтая о будущем. Вадим всё чаще замечал, как она улыбается — не робко, как раньше, а открыто, по-детски. Её страх перед неизвестностью таял, и это радовало его больше, чем он готов был признать.
Однажды он предложил съездить на старую дачу под селом, которую не открывал с тех пор, как умерла Ольга. «Там запущено всё, но воздух чистый, детям понравится», — сказал он за ужином. Зоряна оживилась: «Я поля такие только в детстве видела». Утром они загрузились в «Ладу» — Вадим за рулём, Денис с Мироном сзади, Зоряна рядом. По дороге она восхищённо разглядывала леса и луга, а Мирон кричал «папа, папа!», показывая на коров за окном. Денис смеялся: «Это не папа, это коровы, дурень!» Приехав, они нашли дом в пыли, сад зарос сорняками, забор покосился, но вид на речку был всё ещё красивым.
«Тут так здорово!» — выдохнула Зоряна, пока дети носились по траве. Вадим кивнул: «Если летом сюда переберёмся, надо ремонт затеять». Они с Зоряной присели на крыльце, глядя на Дениса и Мирона, которые кидали камешки в воду. Она вдруг прижалась к нему: «Спасибо, что дал мне шанс. И Мирону — нормальную жизнь. Я судьбе благодарна, что той ночью мы к тебе попали». Вадим обнял её, тепло разлилось по груди: «А я благодарен, что вы не прошли мимо». Это был их первый близкий момент, тихий, без слов, но полный смысла.
Вернувшись домой, они продолжали жить в своём уютном ритме. Зоряна переехала с Мироном в комнату на втором этаже, поближе к Вадиму и Денису. Вечерами они собирались вместе — ужинали, болтали, укладывали детей. Иногда Мирон засыпал рядом с Денисом, и тогда Зоряна оставалась с Вадимом в гостиной, где они пили чай и говорили о прошлом. Она рассказывала о таборе, о свадьбе в семнадцать, от которой сбежала, о родителях, которых едва помнила. Он — о студенчестве, о мечте с Ольгой открыть клинику, о том, как тяжело было после её ухода.
Однажды Денис показал Зоряне старый альбом. «Вот папа с мамой», — ткнул он в фото, где Вадим и Ольга улыбались, держась за руки. — «Я тогда был мелкий». — «Ты на отца похож», — заметила Зоряна. Денис вздохнул: «Её голос помню, а лицо уже смутно. Она смеялась, когда я босиком в шишки влезал». Зоряна обняла его: «Добрая была, наверное». — «Теперь ты с нами», — тихо сказал Денис. — «И Мирон. Мне не так грустно». Вадим, услышав это, подошёл, погладил сына по голове, а Зоряну сжал за руку. Они стали семьёй — неофициально, но настоящей.
Весна сменилась летом, и дом Вадима ожил по-новому. Денис закончил учебный год, сдав все контрольные, и теперь целыми днями гонял с Мироном во дворе, строя шалаши из веток и старых простыней. Мирон уже болтал простые слова — «мама», «дай», «Деня» — так он звал Дениса, чем ужасно гордился старший мальчик. Зоряна шила заказы для Тани, а иногда брала вышивку у соседки, копила гривны, мечтая о будущем. Вадим всё чаще замечал, как она улыбается — не робко, как раньше, а открыто, по-детски. Её страх перед неизвестностью таял, и это радовало его больше, чем он готов был признать.
Однажды он предложил съездить на старую дачу под селом, которую не открывал с тех пор, как умерла Ольга. «Там запущено всё, но воздух чистый, детям понравится», — сказал он за ужином. Зоряна оживилась: «Я поля такие только в детстве видела». Утром они загрузились в «Ладу» — Вадим за рулём, Денис с Мироном сзади, Зоряна рядом. По дороге она восхищённо разглядывала леса и луга, а Мирон кричал «папа, папа!», показывая на коров за окном. Денис смеялся: «Это не папа, это коровы, дурень!» Приехав, они нашли дом в пыли, сад зарос сорняками, забор покосился, но вид на речку был всё ещё красивым.
«Тут так здорово!» — выдохнула Зоряна, пока дети носились по траве. Вадим кивнул: «Если летом сюда переберёмся, надо ремонт затеять». Они с Зоряной присели на крыльце, глядя на Дениса и Мирона, которые кидали камешки в воду. Она вдруг прижалась к нему: «Спасибо, что дал мне шанс. И Мирону — нормальную жизнь. Я судьбе благодарна, что той ночью мы к тебе попали». Вадим обнял её, тепло разлилось по груди: «А я благодарен, что вы не прошли мимо». Это был их первый близкий момент, тихий, без слов, но полный смысла.
Вернувшись домой, они продолжали жить в своём уютном ритме. Зоряна переехала с Мироном в комнату на втором этаже, поближе к Вадиму и Денису. Вечерами они собирались вместе — ужинали, болтали, укладывали детей. Иногда Мирон засыпал рядом с Денисом, и тогда Зоряна оставалась с Вадимом в гостиной, где они пили чай и говорили о прошлом. Она рассказывала о таборе, о свадьбе в семнадцать, от которой сбежала, о родителях, которых едва помнила. Он — о студенчестве, о мечте с Ольгой открыть клинику, о том, как тяжело было после её ухода.
Однажды Денис показал Зоряне старый альбом. «Вот папа с мамой», — ткнул он в фото, где Вадим и Ольга улыбались, держась за руки. — «Я тогда был мелкий». — «Ты на отца похож», — заметила Зоряна. Денис вздохнул: «Её голос помню, а лицо уже смутно. Она смеялась, когда я босиком в шишки влезал». Зоряна обняла его: «Добрая была, наверное». — «Теперь ты с нами», — тихо сказал Денис. — «И Мирон. Мне не так грустно». Вадим, услышав это, подошёл, погладил сына по голове, а Зоряну сжал за руку. Они стали семьёй — неофициально, но настоящей.
Лето шло своим чередом, и связь между Вадимом и Зоряной становилась всё глубже. Они не говорили о чувствах прямо, но это читалось в мелочах: в том, как она подавала ему чай после смены, как он приносил ей нитки для шитья, зная, что старые кончились. Денис давно принял Зоряну как часть семьи, хоть и не звал её мамой — просто «Зоряна», но с теплом. Мирон же тянулся к Вадиму, называя его «дядя», и тот покупал малышу игрушки или катал его на санках во дворе, когда выпадал первый снег. Соседи привыкли к их странной компании, и даже баба Нина перестала ворчать, увидев, как Зоряна возится с детьми.
Однажды вечером, когда Денис с Мироном играли во дворе, Вадим отложил газету и посмотрел на Зоряну, которая заканчивала скатерть при свете торшера. «Сколько ты нас ещё будешь терпеть?» — спросила она с лёгкой улыбкой, не отрываясь от иглы. «Сколько угодно», — ответил он. — «Тебе не надоело это всё?» — «Нет, я люблю такую жизнь. Мирон счастлив, у него двор, игрушки, Денис. А ты в безопасности». Она кивнула: «В таборе такого не было. Там вечно шум, ссоры». — «Может, оформим тебе документы?» — предложил Вадим. — «Чтобы официально работать у Тани. Я помогу с бумагами».
Зоряна нахмурилась: «Паспорт потеряла год назад, не успела восстановить. Свидетельство о рождении есть, но у дяди осталось». — «Запросим дубликат через ЗАГС», — успокоил он. — «Всё решаемо». Она выдохнула, будто груз с плеч упал. Ей хотелось самой справляться, не висеть на шее у Вадима, и он это видел. Их разговоры всё чаще уходили в личное. Зоряна делилась, как сбежала от мужа, который бил её, как скиталась по рынкам с цыганским табором. Вадим рассказывал про Ольгу — как они мечтали о детях, но родился только Денис, как её болезнь забрала все их планы.
Как-то он решился: «Зоряна, я давно хотел сказать… Ты мне нравишься. Не просто как человек, которому я помог». Она покраснела, но глаз не отвела: «Я догадывалась. Мне с тобой тоже хорошо, Вадим. Чувствую, что я тут своя». Он коснулся её руки: «Может, попробуем быть семьёй? Настоящей». Она замялась: «Я боюсь спешить. Но если ты готов принять меня и Мирона со всеми нашими бедами…» — «Готов», — отрезал он. Они обнялись — тихо, без страсти, но с теплом, будто два уставших путника нашли друг друга.
Зоряна стала носить простые свитера вместо узорчатых юбок, смеялась громче, ходила за продуктами с лёгкостью. Мать Вадима, приехав в гости, сначала хмурилась: «Сын, не торопись, мало ли что». Но, увидев уют в доме, Мирона на руках и заботу Зоряны, смягчилась: «Может, это твой путь». Они с Зоряной строили быт, хотя она всё ещё робела, называя его «вы» при людях. Он шутил: «Ты шьёшь лучше всех, а я операции делаю — нам есть чему друг у друга учиться». Любовь росла медленно, но крепко, как дуб под их окнами.
Осень пришла незаметно, раскрасив двор золотом и багрянцем. Денис с Мироном собирали листья, строили из них кучи и прыгали, хохоча, пока Зоряна кричала с крыльца: «Не растащите грязь в дом!» Вадим, вернувшись с дежурства, смотрел на эту картину и думал, как далеко они ушли от той метельной ночи. Зоряна всё ещё искала дядю — оставляла объявления на сайтах, расспрашивала знакомых цыган, но следов не было. Она смирилась, что, возможно, он давно уехал в другой регион, и всё чаще говорила: «Может, здесь моё место». Вадим поддерживал её, но не давил — пусть сама решает.
Вечерами они собирались в гостиной. Денис делал уроки, Мирон рисовал каракули карандашами, Зоряна шила, а Вадим читал медицинский журнал или просто смотрел на них, чувствуя покой. Однажды он поймал её взгляд — долгий, тёплый, и понял, что пора говорить. «Зоряна», — начал он, когда дети уснули, — «ты знаешь, что ты мне дорога. Я хочу, чтобы ты осталась не как гостья, а как часть семьи. Навсегда». Она замерла, игла в руках дрогнула: «Вадим, я… Мне страшно. А вдруг я не смогу быть той, кто тебе нужен?»
«Ты уже та», — мягко сказал он, взяв её за руку. — «Смотри, как Денис к тебе тянется, как Мирон ко мне. Мы уже семья». Она вздохнула: «Я боюсь, что люди осудят. Или что ты разочаруешься». — «Люди всегда болтают», — отмахнулся он. — «А я разочаруюсь, только если ты уйдёшь». Зоряна улыбнулась, сжала его пальцы: «Тогда я останусь. Но дай мне время привыкнуть к счастью». Он кивнул, и они сидели так ещё долго, слушая, как ветер шелестит за окном.
Зимой Вадим помог ей восстановить паспорт. Они ездили в райцентр, подавали запросы в ЗАГС, и через месяц документ был готов. Зоряна впервые за годы почувствовала себя не тенью, а человеком с правами. Таня взяла её на постоянную работу в мастерскую, и теперь она зарабатывала достаточно, чтобы платить за продукты и даже откладывать. «Скоро смогу снять жильё», — сказала она как-то за ужином. Вадим нахмурился: «Зачем? Оставайтесь здесь». — «Но я не хочу быть обузой», — возразила она. — «Ты не обуза», — отрезал он. — «Ты мой дом».
Денис, услышав это, добавил: «И мой тоже. С тобой весело, и Мирон как брат». Зоряна растрогалась, глаза заблестели. Она перестала говорить о переезде, а вскоре начала называть Вадима «ты» даже при соседях, что вызывало у него улыбку. Их любовь не кричала о себе — она была в тихих ужинах, в том, как он чинил её швейную машинку, как она варила ему кофе по утрам. Соседи привыкли, баба Нина даже принесла Зоряне пирог: «На, докажи, что не воровка». Зоряна засмеялась и угостила её плациндами. Так они и жили — просто, но счастливо, не думая о формальностях, ведь семья — это не бумага, а тепло, которое они нашли друг в друге.
Зима укутала посёлок снегом, но в доме Вадима было тепло — не только от печки, но и от того, что теперь их было четверо. Денис с Мироном лепили снеговиков во дворе, пока Зоряна готовила глинтвейн по рецепту, подсмотренному у Тани. Вадим, вернувшись с ночной смены, застал их за этим занятием и впервые за долгое время почувствовал, что Новый год будет настоящим праздником. Они нарядили ёлку — старую, искусственную, которую Денис нашёл в кладовке, — украсили её самодельными игрушками из бумаги и шишек. Мирон, смешно топая, пытался повесить конфету повыше, а Денис подсаживал его, хохоча.
За ужином Зоряна поставила на стол миску с варениками и миску с её плациндами, а Вадим достал бутылку домашнего вина, подаренную коллегой. «За нас», — поднял он кружку, глядя на всех троих. Денис кивнул: «За семью». Зоряна смущённо улыбнулась, а Мирон хлопнул ладошками, повторяя: «Семя!» Они засмеялись, и этот вечер стал для Вадима символом того, что жизнь наладилась. Он смотрел на Зоряну — её тёмные волосы выбились из косы, щёки порозовели от тепла, — и понимал, что любит её, хоть пока не говорил этого вслух.
Весной они снова поехали на дачу. Снег сошёл, и Вадим с Денисом взялись за ремонт забора, пока Зоряна с Мироном сажали грядки с укропом и петрушкой. «Тут можно жить всё лето», — сказала она, вытирая руки о фартук. Вадим кивнул: «Если захочешь, переедем». Она задумалась, глядя на речку: «Я бы хотела. Мирону тут раздолье». К лету они привели дом в порядок — покрасили стены, починили крышу, поставили качели для детей. Соседи по даче, увидев Зоряну, сначала косились, но потом привыкли, особенно когда она угостила их лепёшками.
Однажды вечером, когда Денис с Мироном уснули после долгого дня на улице, Вадим и Зоряна сидели на крыльце дачи, слушая сверчков. «Ты помнишь ту ночь, когда я постучалась?» — тихо спросила она. — «Как забудешь», — усмехнулся он. — «Думал, обычная история — приютил и отпустил. А вышло иначе». Она прижалась к его плечу: «Я тогда не верила, что найду дом. А теперь он у меня есть — ты, Денис, Мирон». Вадим обнял её: «И у меня есть вы. Это судьба, наверное».
Они не спешили с ЗАГСом — им хватало того, что было. Зоряна работала у Тани, шила дома, иногда пела цыганские песни, которые Вадим слушал, затаив дыхание. Денис называл её по имени, но в школе как-то обмолвился: «У меня дома теперь как семья». Мирон звал Вадима «дядя», но однажды выдал «папа», и все замерли, а потом рассмеялись. Так и жили — без громких слов, но с глубоким чувством, что каждый нашёл своё место. Метель, что привела Зоряну к порогу Вадима, осталась в прошлом, а впереди их ждал долгий, светлый путь — вместе.