Катя резко вскочила, вздрогнув всем телом.
Старый диван жалобно скрипнул, протестуя против внезапного движения. Девушка бросила на него встревоженный взгляд — только бы не развалился окончательно. Потом оглядела стены. Зима неумолимо приближалась, а у неё не было ни малейшего понятия, что делать дальше.
Родной посёлок она покинула по настоянию отчима. По его словам, Катя стала «пятном» на репутации семьи, потому что после маминой смерти потеряла способность говорить. Он заявил:
— Не мне же теперь объяснять всем, что ты не родилась немой? А я ещё троих дочек должен замуж выдать. Подумаешь, род гнилой!
Да и сама Катя давно хотела уйти. В доме стало невыносимо. Но в городе её подстерегла новая беда: вместе с документами и деньгами пропали и все шансы начать новую жизнь. Она дошла до отделения — объяснить, попросить помощи. Но из горла вырывались лишь хрипы. Её приняли за пьяницу. Вытолкали без предупреждения.
Первый месяц стал настоящей борьбой за выживание. Катя не умела просить. Стыд держал её спину прямо даже тогда, когда ноги уже подкашивались. Было время — просто опустилась у чужого забора, прижавшись лбом к земле, и решила: хватит . Лучше умереть здесь, чем унижаться каждый день.
Именно там её нашла Мальвина.
Эта женщина была легендой района. Настоящей королевой местной улицы. Бомжи слушались её беспрекословно, а тех, кто решался возразить, она без церемоний отправляла в нокаут — размеры позволяли. Она долго молча смотрела на Катю, потом подошла ближе.
— Эй, ты чего расселась? Это моя территория!
Катя молчала, уставившись в землю.
— Чё, немая?
Девушка подняла глаза и кивнула.
— То-то же. Тогда почему лежишь? Думаешь, помрёшь красиво?
Катя снова кивнула.
— Дурочка. Вставай. Пошли со мной.
Она послушно встала и последовала за женщиной. Та привела её в старый подвал. Внутри стояли кровати, пара тумбочек — не богатство, но уютнее, чем ожидалось. Мальвина устроила настоящее угощение. Катя смотрела во все глаза: «Боже, как живут бомжи… да у них тут почти нормально!»
Женщина налила ей горячего чаю, протянула тетрадку и карандаш.
— Ешь. И пиши всё, что знаешь. Раз ты на моей территории — я должна знать про тебя всё. До последней детали.
Катя кивнула. Осталась ночевать. Уставшая, голодная, она почти сразу начала клевать носом. Мальвина сказала, чтобы отдыхала, а утром привела её в маленький домишко.
— Вот, осваивайся. На улице тебе не выжить. Здесь будешь помогать — могилки показывать, ухаживать. Будут платить — немного, но проживёшь. Да и вообще — на кладбище всегда найдётся какая-нибудь работёнка. Если кто полезет — знаешь, где меня найти. Приходи — разберёмся. Ну, бывай.
Мальвина развернулась и ушла, даже не обернувшись.
Прошло уже два месяца с тех пор, как Катя получила этот домик. Раньше он принадлежал сторожу, пока должность не упразднили. Теперь это был её уголок, пусть и полуразрушенный. Местные бабки рассказали, что раньше внутри жили люди, и теперь Катя стала следующей в этой череде.
Она набрала воды из ведра, сделала несколько глотков. Кошмары давно перестали приходить. Но сегодня… они вернулись.
Пять лет назад всё началось в городе. Катя приехала поступать в училище вместе с подругой из деревни — Светкой. После первого экзамена остались в общаге переночевать — как раз, чтобы не опоздать к следующему.
Вечером Света предложила прогуляться:
— Катюш, ну пойдем, а? Просто пройдемся, город посмотрим. Ну что ты как чужая?
— Боюсь…
— Чего бояться? Просто посидим, посмотрим на огни.
Но в тот вечер она чуть не потеряла больше, чем голос.
На набережной их нагнал тройник пьяных мужиков. Светка испугалась первой — и убежала так быстро, что даже не оглянулась. Катю окружили. Она пыталась отстраниться, но её сдавили со всех сторон. Кофту сорвали, а она не смогла закричать. Ни единого звука. Только беззвучное отчаяние.
И тут появился он. Парень. Молодой, уверенный. Влетел в эту свору, как ураган, и начал давать отпор. Катя стояла, окаменев, пока он не протянул ей обратно её одежду.
— Надень, — сказал он просто.
Она натянула кофту, хотя пуговицы давно оторвались. Обидчики стонали рядом, корчась на земле. Он аккуратно взял её под локоть.
— Из текстильного?
Катя кивнула.
— Пошли, провожу.
Они почти дошли до общежития, когда её начало трясти. Сначала мелкая дрожь, потом сильнее, сильнее… Слёзы сами потекли по щекам. Тело содрогалось, словно в лихорадке. Мужчина тяжело вздохнул.
— Ну вот и всё, — про себя подумала Катя. — А я всё ждала, когда начнётся истерика.
Но слёзы уже давно высохли. После двадцати минут безудержного плача внутри будто что-то отпустило, как будто весь накопившийся страх вышел наружу.
Мужчина внимательно посмотрел на неё и спросил:
— Как тебя зовут?
Катя открыла рот… но вместо слов из горла вырвалось лишь невнятное мычание. Она с ужасом посмотрела на него, попыталась сказать хоть что-то — снова ничего. Только хрип. Ещё одна стена между ней и миром.
— Понятно… — задумчиво произнёс он. — Ладно, давай. Иди отдыхай. Думаю, к утру пройдёт. Если нет — сразу к врачу. Поняла?
Катя кивнула. Он улыбнулся, стараясь её успокоить:
— Всё будет хорошо. Не переживай.
Он развернулся и быстро скрылся в темноте. Катя вошла в общагу. Света уже была в комнате. Увидев её, она бросила короткий, почти равнодушный взгляд.
— Почему ты не побежала за мной?
Катя молча посмотрела ей в глаза. Света отвела взгляд:
— Что бы изменилось? Они бы справились с нами вдвоём. Так хотя бы ты цела осталась.
Девушка медленно направилась к своей кровати и уткнулась лицом в стену.
Утро принесло не то, чего она ждала. Голос так и не вернулся. Экзамен был провален, её попросили покинуть аудиторию. Из общежития тоже дали понять: чемоданы собирать. Никаких объяснений. Просто — порядок такой .
Сквозь полусонное забытьё Катя смотрела на светлеющее небо. Она знала эту закономерность: если во сне её снова окружали трое мужчин, значит — беда рядом. Иногда не с ней, но обязательно где-то совсем близко.
Как только взошло солнце, Катя взяла ведро, тяпку, маленькую лопату и мешки для мусора. Пошла туда, где вчера закончила уборку. Она убирала всё — могилы, аллеи, даже те, о которых никто не просил. Считала, что раз судьба занесла её сюда, то здесь должно быть чисто и красиво. Не зря же её жизнь свернула именно сюда.
Старушки, которые часто приходили к могилам родных, заметили перемены. Приносили еду, иногда деньги, а однажды даже целый пакет с тёплой одеждой. Это было бесценно — ночи становились холодными.
Катя подошла к одной из свежих оградок. Там почти нечего было убирать — явно родные были здесь недавно. Только сухие цветы остались, их она аккуратно собирала.
— Вы не будете это есть?
Катя вздрогнула и резко обернулась. На лице пацана лет восьми читалась живая надежда. Он с интересом пялился на конфеты и печенье на могиле.
Сначала Катя хотела напугать его, как положено сторожу, — суровым взглядом и предостерегающим жестом. Но мальчик лишь вздохнул:
— Да я знаю, что нельзя… просто очень хочется есть.
Катя махнула рукой и жестом показала, чтобы шёл за ней. Мальчишка закивал и потрусил следом, болтая без умолку:
— Я не попрошайка! Просто сбежал. Батя эту свою новую подругу домой привёл. Я ему: «Если жениться собрался — я ухожу». А он: «Не твоё дело». Вот я и ушёл. Целых пять дней гуляю!
Катя остановилась, посмотрела на него с осуждением, достала свою потёртую тетрадь и карандашный огрызок. Написала:
«Ты хоть понимаешь, как за тебя переживает отец?»
Пацан насупился:
— Плевать. Теперь ему она важнее.
Катя опять записала:
«Он сам тебе так сказал?»
— А зачем говорить? Всё и так ясно, — упрямо ответил он.
Катя только головой покачала. Открыла дверь своего домика. Мишка заглянул внутрь с любопытством:
— А вы что, немая?
Катя беспомощно развела руками, потом достала еду: батон, котлеты, овощи — всё, что дали добрые люди. Мальчишка набросился на еду, как голодный щенок.
Катя наблюдала, как он ест, и написала:
«Как звать?»
— Мишка.
«А номер отца помнишь?»
Он настороженно замер:
— Помню… Зачем?
Катя быстро нацарапала:
«Я не скажу ему ничего. Сама-то не могу. Но если ты хочешь, чтобы он тебя нашёл — я помогу» .
Мишка расплылся в улыбке:
— Точно! Ты ведь не можешь говорить. Здорово придумала!
Катя протянула ему телефон и жестом показала, чтобы он диктовал номер. Она набрала сообщение, отправила. Потом указала на диван и написала:
«Хочешь, поспи. А я пока уберусь» .
— А отцу-то звонить будешь?
Катя отвела взгляд и добавила:
«Позже. Сейчас мне нужно поработать» .
— Ну тогда я посплю! — радостно согласился мальчишка, заваливаясь на диван.
Катя укрыла его старым пледом, который ей когда-то передали местные бабушки, и вышла на улицу.
Она вернулась через пару часов. Мишка ещё спал. Но вскоре раздался резкий звук тормозов у входа, и буквально через секунду в дверь постучали.
Катя открыла. На пороге стоял мужчина. Высокий, с запавшими щеками, растрёпанный, но в глазах — боль и облегчение одновременно.
Он посмотрел на неё. Замер. Потом тихо сказал:
— Это ты…
Катя кивнула и указала на диван, где мирно храпел Мишка.
Мужчина присел на край табуретки, глубоко вздохнул:
— Он всё ещё не говорит? — спросил он, глядя на Катю.
Она покачала головой. Когда он спросил, была ли она у врача, она только беспомощно развела руками. Мужчина оглядел домишко, кивнул себе, как будто понял: до врачей ли сейчас?
— Ты не думай, что я его не люблю, — сказал он тихо. — Просто после ухода матери он стал слишком ранимым. Часто принимает всё на свой счёт. А тут эта девушка приезжала — специалист с фермы. Мы много времени провели вместе, и он, видимо, всё неправильно понял.
Катя кивнула, чувствуя, как в сердце теплеет от этих слов.
— Пап, правда не собирался жениться? — вдруг раздался голос Мишки, проснувшегося от разговора.
— Ни капельки, сынок. Я бы с тобой всё обсудил. Всё решил вместе.
Мальчик бросился к отцу, крепко обнял его.
— Поехали домой!
— Поехали, — улыбнулся мужчина, но не торопился уходить. Он посмотрел на Катю:
— А тебя как зовут?
Катя взяла тетрадь и написала
Катя.
— А меня Кирилл. Держи, — он протянул ей визитку. — Приходи завтра ко мне в офис. Я сам отвезу тебя к врачу. И даже не думай отказываться!
Катя улыбнулась и кивнула. Какими же они оказались добрыми — и отец, и сын. Перед уходом Мишка тоже крепко её обнял.
— Ты приходи! Если папа сказал, что поможет — значит, точно поможет!
Она снова кивнула. Отказываться и не собиралась. Впервые за долгое время в груди теплилась надежда — маленькая, хрупкая, но настоящая.
Доктор осматривал Катю долго: изучал записки, которые она делала в тетради, светил в глаза, горло, проверял рефлексы. Потом повернулся к Кириллу:
— Оставишь её у нас?
— Надеюсь, что смогу, — ответил тот.
— Хорошо. Попробуем. Скорее всего, это последствия сильного стресса. Связки будто окаменели. Психосоматика. Будем работать — гипноз, терапия, восстановление речи.
Кирилл кивнул:
— Конечно. Заберу её сейчас, сходим по магазинам, а через пару часов вернёмся.
— Отлично.
Когда они уже выходили, врач легонько толкнул Кирилла локтём:
— Симпатичная девчонка… Может, пусть лучше помалкивает?
— Ну ты, Михалыч, даёшь… — покачал головой Кирилл, хотя в уголке губ сам не заметил намёк на улыбку.
— Идеальная невеста бы вышла…
Через две недели с Кати сорвалось первое слово. Совершенно случайно. Она споткнулась, ударилась пальцем ноги и, не сдержавшись, выкрикнула:
— Ай!
Медсестра рассмеялась:
— Обычно первое слово «мама» или «папа». А у тебя сразу — «ай»!
Кирилл и Мишка примчались буквально через полчаса. Катя ещё стеснялась, слова давались с трудом, но она говорила. Говорила! После стольких лет молчания голос наконец вернулся к ней.
— Теперь ты будешь жить с нами, — решил Кирилл. — Мишка тебя разговорит до конца. Он у нас мастер болтать без умолку. А потом подумаем, куда поступать. Учиться тебе нужно обязательно.
Когда Катя всё-таки поступила — правда, не туда, о чём мечтала в юности, — Мишка серьёзно подошёл к разговору с отцом:
— Пап, знаешь, если бы ты на Кате женился, я бы точно не против был.
Кирилл чуть улыбнулся, приподняв бровь:
— Это почему же так?
— Да потому что она нормальная! Не строит из себя принцессу, не выпендривается. И если чего не может — не притворяется, говорит прямо. Вот и вся причина.
Кирилл засмеялся:
— Ладно, Мишаня, учту твой совет.
Но пацан уже убежал, довольный собой. А через месяц он весело крутился вокруг свадебного торта на шумном, радостном празднике — там, где его отец и Катя, рука об руку, стояли перед гостями как молодожёны.