Мечтал прожить с молодой женой долгую и счастливую жизнь, а теперь, в возрасте, мучаюсь от горького раскаяния
— Ещё кофе? — спросила официантка, постучав ногтем по опустевшей чашке.
Виктор Николаевич вздрогнул. В полутёмном зале вокзального кафе «Транзит» всё плыло перед глазами. Он уже просидел здесь три часа четырнадцать минут.
— Что? А… да, пожалуйста. Только без сахара.
Девушка хмыкнула и забрала посуду. На бейджике — имя: Алёна. Такая же юная, как Ксюша десять лет назад. Те же насмешливые глаза, та же привычка облизывать губы, когда слушает.
Жизнь будто застыла За окном лил мелкий октябрьский дождь. Холодный, нудный, как его собственная жизнь в пятьдесят пять лет. Капли стекались на стекле и медленно ползли вниз, оставляя влажные следы — будто морщины, которые со временем покрыли лицо Виктора Николаевича.
Телефон снова задрожал в руках — уже в шестой раз за полчаса. Не Ксюша. Опять работа. Он молча сбросил вызов.
— Счет принести? — Алёна поставила новую кружку на стол. — У нас скоро смена.
— Нет, я подожду…
Он осёкся. Слово «жену» почему-то не вышло изо рта. Жена ли она ему теперь? После тех голосовых сообщений, после её молчания, после нового статуса в соцсетях с хэштегом #мужикдолжен?
— Тогда ждите, — равнодушно сказала официантка и ушла к другому столику.
Виктор достал телефон, открыл переписку с Ксюшей. Последнее сообщение было отправлено им в 9:08 утра:
«Встретимся в кафе у вокзала в 14:00. Нам нужно поговорить. Люблю».
Ответа так и не было. Только две синие галочки.
Виктор невесело усмехнулся. «Люблю». Какое простое и в то же время пустое слово. Десять лет назад оно звучало как клятва, как начало вечности. Теперь — как приговор.
Рядом пара продолжала спорить. Мужчина лет тридцати пытался что-то доказать девушке в красном:
— Ты просто не понимаешь! Это мой шанс! Москва, карьера, нормальные деньги…
— А я? — девушка вертела ложку в руках. — Мне тоже всё бросить?
Виктор невольно прислушался. Раньше ему казалось, что чужие ссоры — это почти комедия. Но теперь он понимал: его собственная жизнь давно стала пьесой абсурда.
«Мужчины тоже имеют право на счастье». Эти слова он бросил Марине десять лет назад, собирая чемодан. Как глупо они звучали сейчас. Право на счастье. Будто счастье можно купить или найти рядом с молоденькой женой.
Зазвонил телефон. Сообщение:
«Прости, не смогу приехать. Давай в другой раз. Завтра улетаю на Бали. С девочками. На две недели».
Виктор положил аппарат экраном вниз, потер виски. Кофе остывал, как и надежда, что сегодня что-то изменится.
К автобусу у вокзала подошла женщина с ребёнком. Мальчик лет пяти в синей куртке с динозаврами. Женщина наклонилась к нему и засмеялась. Этот смех, даже сквозь дождь и стекло, показался Виктору Николаевичу до боли знакомым.
Он вздрогнул. Нет, это не Марина. Просто похожая. У Марины, наверное, совсем другая жизнь теперь. А у него? У него — остывший кофе и чувство, будто его существование поставили на паузу. Как старый фильм, который никто больше не хочет смотреть.
Он заплатил за кофе и вышел из «Транзита». Дождь усилился, холодные капли били по лицу. Подняв воротник пальто — подарок Ксюши на день рождения — Виктор почувствовал, как те слова возвращаются к нему: «Тебе идёт этот цвет. Ты в нём такой… солидный». Сейчас они звучали как издёвка.
Асфальт блестел под фонарями, отражая размытое сияние. Воздух был пропитан ноябрьской сыростью. Виктор остановился под козырьком киоска, достал сигареты — курил он редко, только когда нервничал.
— Прикурить? — попросил тощий парень в кепке-восьмиклинке.
Виктор молча дал огонька.
— Спасибо. Отличное пальто. «Бербери»?
— «Максмара».
— Круто. Моя жена мечтает о таком. Говорит — возьмём в кредит. Я ей: ты с ума сошла? У нас ипотека на двадцать лет, какое пальто?
Виктор поморщился. Ипотека. Когда-то у него с Мариной была такая же — квартира в новостройке на Преображенской, вид на парк. Выплачивали пятнадцать лет, копейка за копейкой. А потом он всё бросил.
— А ваша жена разбирается в брендах? — спросил парень, не замечая подавленного состояния Виктора Николаевича.
— Моя… — тот задержался на мгновение, подбирая нужное слово. — Да, понимает.
Телефон в кармане вдруг завибрировал. Виктор вздрогнул, как школьник, пойманный на списывании. Ксюша? Нет — всего лишь уведомление от банка: «Списание средств».
Он открыл приложение. Пятьдесят восемь тысяч триста рублей. Авиабилеты Москва—Денпасар, бизнес-класс, «Аэрофлот».
Сердце сжалось. Не «с девочками». С кем-то ещё. С тем самым, наверное, из сторис с хештегом #мужикдолжен. Ксюша никогда раньше не летала бизнес-классом ради подруг. «Зачем переплачивать? Лучше в отеле шампанское», всегда говорила она.
Парень затушил окурок, коротко кивнул и исчез в темноте. А Виктор всё стоял, глядя на экран. Затем механически открыл галерею. Пролистывал фото, будто во сне — совместная поездка в Стамбул, ужин на крыше отеля «Маммара», прогулка вдоль Босфора.
Ксюша на этих снимках улыбалась безупречно — так, как учат профессиональные фотографы. Точёный угол лица, выверенный взгляд… И только сейчас он заметил, что её глаза почти всегда смотрели чуть мимо него.
Последние кадры — сентябрь, дача подруги в Истринском районе. Он тогда даже обрадовался, что его позвали. Обычно такие встречи проходили без мужей. Теперь стало ясно — это была проверка. Как он поведёт себя среди новых друзей Ксюши. Молодых, амбициозных ребят лет тридцати, у которых впереди ещё вся жизнь.
Виктор не вписался. Ему было скучно слушать про криптовалюту, он не знал, что сказать о новом треке Фейса или Моргенштерна, и вообще не хотелось обсуждать, как «Роснефть подвела миноритариев». Вечером он уехал, сославшись на головную боль. Ксюша осталась.
Он закрыл галерею и решительно набрал номер. Гудки. Много. На восьмом — голосовая почта:
«Привет, это я. Если не беру трубку, значит, занята чем-то интересным. Оставь сообщение, перезвоню, когда смогу».
Раньше там было: «…перезвоню, как только освобожусь, зайка». Когда она сменила запись?
— Ксюш, это я, — хрипло произнёс он. — Я видел билеты. И всё понял. Не нужно притворяться. Я не стану мешать. Давай просто поговорим. Один раз. По-человечески.
Нажал отбой. Посмотрел на часы: 18:47. Электричка до Москвы через двенадцать минут. Успеет.
Он убрал телефон и зашагал к кассе. В голове неожиданно стало пусто и спокойно. Как перед операцией год назад, когда сделали первый укол наркоза и мир начал терять объёмность.
Тогда, в больнице, он провёл почти месяц. Ксюша заглядывала дважды: принесла фрукты, журналы, один раз поцеловала в щёку и ушла на встречу. А Марина… та бы точно знала, что делать. Но он не сказал дочерям, а значит, и до неё не дошло. Виктор представил, как она могла бы прийти — с контейнером еды из «Фикс Прайса», с книгами, с простыми разговорами. Она умела сделать палату домом. Раньше, много лет назад, когда он сломал ногу на корпоративе, она просиживала ночи рядом. Меняла компрессы, когда он горел от температуры.
Виктор встряхнул головой. Прошлое не вернуть. Да и нужно ли? Десять лет — срок немалый. Он сам выбрал этот путь.
— Билет до Москвы, пожалуйста.
— Триста сорок.
Он протянул пятисотку. В этот момент телефон снова завибрировал. Виктор резко выхватил его из кармана.
Но это была не Ксюша. Это звонила старшая дочь — Катя. Первый раз за три года.
Виктор Николаевич застыл: в одной руке билет, в другой — телефон. Имя на экране казалось призраком былой жизни.
— Катя?
Пауза. Затем глубокий вдох.
— Привет, пап.
Голос. Взрослый, немного хриплый. Не тот, что раньше, когда она бежала на учебу, звеня ключами. Три года назад он пытался поздравить её с днём рождения. Трубка молчала.
— Что случилось? — Виктор отошёл от кассы.
— Ничего серьёзного… То есть, мама в больнице. Желчный. Завтра операция. Не пугайся.
Желчный. У Марины были проблемы с ним давно. Врач в клинике «МедСи» советовал диету, лекарства. Она кивала, но потом всё равно ела жирное, острое — готовила для всех, кроме себя. «Да ладно, я потом таблетку приму», говорила она.
— В какой больнице?
— В шестьдесят седьмой. Сейчас туда нельзя, только с утра, с девяти. Просто подумала — ты должен знать.
Электронное табло над головой мигнуло. Электричка на Москву через семь минут.
— Спасибо, что позвонила, — Виктор Николаевич с трудом проглотил ком в горле. — Как ты? Как Лена?
— Нормально. Лена вышла замуж три месяца назад. За программиста из своего офиса. А я… — Катя снова замялась. — Я беременна. Шесть месяцев.
Шесть месяцев. Он станет дедом. И никто ему не сказал. Если бы не Марина, он бы так и не узнал.
— Поздравляю, — наконец выговорил Виктор. — Мальчик или девочка?
— Девочка. Назовём Соней.
Соней. В честь бабушки по маминой линии.
Голос из динамика объявил посадку на электричку до Москвы. Виктор крепче сжал билет в руке.
— Катя, я приеду. Утром. К больнице.
Пауза. Затем тихо:
— Зачем, пап?
Этот вопрос ударил сильнее любого ответа. Зачем? Что он скажет Марине? «Привет, как ты? Слышал, у тебя операция»? Или: «Извини, я был глупцом»? Или: «Я оставил молодую жену, может, возьмёшь меня обратно?»
— Я просто хочу… быть рядом, — неловко начал он, подбирая слова. — Если понадоблюсь.
Катя вздохнула:
— У неё есть Илья. Он всегда рядом. Мы с Леной тоже. Нам… не нужно твоё участие.
«Нам не нужно твоё участие ». Фраза повисла между ними, горькая и окончательная, как приговор.
— Понимаю, — Виктор опустился на ближайшую скамью. — Просто сообщи, как пройдёт операция, хорошо?
— Хорошо. Сообщу.
Тишина. Но никто не спешил завершить разговор.
— Пап, а как Ксения Андреевна? Все такая же красавица? — голос Кати звучал спокойно, без злости — будто спрашивала о случайной знакомой.
— Не знаю, — честно ответил Виктор. — Мы расстались.
Катя помолчала.
— Понятно. Бывает.
«Бывает ». Десять лет жизни, десять лет отсутствия, десять лет молчания — всё уместилось в это короткое слово.
— А ты где сейчас? — неожиданно спросила она.
— На вокзале. В Мытищах.
— В Мытищах? Почему именно там? Что ты там делаешь?
Виктор посмотрел на мокрый билет в руке. Что он здесь делает? Ждёт поезд, который увезёт его в пустую квартиру? Просто сбежал?
— Сам не знаю, — тихо признался он. — Просто сбежал.
Электричка подошла, двери с шипением открылись. Люди потянулись внутрь — уставшие, замёрзшие, спешащие домой.
Катя молчала так долго, что Виктор уже решил — связь оборвалась. Но потом произнесла неожиданное:
— У Лены день рождения через неделю, в первое воскресенье. Мы соберемся у неё дома, на Бауманской. Если хочешь… можешь прийти. Часам к пяти.
Поезд тронулся, унося в ночь множество судеб. А Виктор всё ещё сидел на скамье, сжимая в руках бесполезный билет. В горле застрял ком, который никак не хотел исчезать.
— Я приду, — хрипло сказал он. — Спасибо, Катя.
Воскресенье выдалось неожиданно тёплым для ноября. Виктор Николаевич стоял у подъезда старого кирпичного дома на Бауманской с букетом белых хризантем и подарочной коробкой в синей обёртке. Внутри — керамический сервиз. Продавщица уверяла, что это самый актуальный подарок. Виктор не стал спорить — он давно перестал понимать, что дарят взрослым дочерям.
Лифт не работал. Конечно. Четвёртый этаж. Одышка на втором пролёте. Пятьдесят пять — возраст, когда уже не скачишь по лестницам, как раньше.
За дверью слышались смех, разговоры, звон посуды. Виктор стоял, не решаясь нажать на звонок. Три года прошло с тех пор, как он видел Лену. Какой она стала? Что скажет, увидев его на пороге?
Дверь внезапно распахнулась сама. На пороге стоял невысокий мужчина в клетчатой рубашке и джинсах, с очками и рыжеватой бородкой.
— Вы Виктор Николаевич? Я Андрей, муж Лены. Проходите, вас ждут.
В прихожей пахло ванилью и корицей. Виктор разулся, аккуратно поставил ботинки рядом с другими. Сколько же людей здесь собралось? Мысль о предстоящих знакомствах вызывала лёгкий приступ тревоги.
— Пап? — из комнаты выглянула Катя. Беременный живот, волосы собраны в небрежный пучок, в руках — блюдо с закусками. — Ты пришёл.
Не вопрос, а констатация. Будто она не была уверена, что он действительно придёт.
— Обещал же, — неловко улыбнулся Виктор. — С днём рождения Лену… Где она?
— На кухне, — Катя кивнула. — Иди, она знает, что ты придёшь.
Кухня оказалась просторной, с фартуком из синей плитки и барной стойкой. У плиты стояла Лена — в мужской рубашке поверх футболки, с короткой стрижкой вместо прежних длинных волос. Рядом суетился парень в фартуке с надписью «Шеф отдыхает».
— Лен, я… — начал Виктор, но осёкся, когда она обернулась.
Эти глаза. Точно такие же, как у Марины в юности. Темно-карее с золотыми бликами. Он их помнил. Помнил, как они наполнялись слезами, когда он уходил.
— Привет, пап, — Лена вытерла руки о полотенце. — Всё-таки решился.
Он протянул ей цветы и подарок:
— С днём рождения, доченька.
Лена неловко обняла его. Её духи были свежими, цитрусовыми.
— Спасибо. Проходи в зал, все уже собрались. Мама придёт позже… Она с Ильёй.
Виктор кивнул. Конечно. Не стоило надеяться, что Марина обрадуется его появлению. Три дня назад, когда он звонил узнать о результатах операции, Катя сказала: «Всё прошло хорошо, её выписали». Больше ни слова.
Гостиная была полна людей — не меньше десяти человек. Молодые пары, пожилая женщина в платке, двое детей, носившихся вокруг журнального столика как угорелые. Виктор Николаевич осознал, что ни одного знакомого лица среди них нет. Десять лет — это не просто срок. Это целый этап жизни, который он упустил.
— Виктор Николаевич? — к нему подошёл высокий мужчина с аккуратной бородкой. — Я Илья. Я с Мариной…
— Понял, — перебил Виктор. — Очень приятно.
Рукопожатие оказалось твёрдым, уверенным. В глазах Ильи не было вызова или недоброжелательности — только спокойное достоинство человека, знающего своё место и цену себе.
— Марина скоро будет, — сказал он. — Сейчас за тортом в «Волконский» поехала.
«Волконский ». Любимая кондитерская Марины. Раньше они ходили туда каждую субботу — брали эклеры и чай с бергамотом. Он даже забыл об этом ритуале, ставшем частью их семейной истории.
— Вино? — Катя протянула ему бокал с тёмным напитком.
— Спасибо, — Виктор сделал глоток. Сухое, чуть терпкое. — У вас очень уютная квартира, — обратился он к Лене, которая присоединилась к разговору.
— Да, мы с Андреем её сами выбрали, — ответила она. — Купили два года назад. Ремонт потихоньку доделываем.
— На свои? — вырвалось у Виктора.
Лена усмехнулась:
— Нет, на ипотечные. Как все нормальные люди.
В прихожей раздался звук входящей двери. Разговоры смолкли. Виктор обернулся — и увидел её. Марину. Она вошла в синем платье, с короткой стрижкой, с проседью у висков, с тортом в руках. Она изменилась. Выглядела спокойнее, собраннее, будто наконец-то стала собой до конца.
Их взгляды встретились. Виктор ожидал увидеть в её глазах боль, обиду, раздражение. Но там было лишь лёгкое удивление и что-то вроде принятия.
— Здравствуй, Виктор, — сказала она, передавая торт Илье. — Давно не виделись.
Четыре простых слова. Без обвинений, без слёз, без истерик. Просто факт. Целых десять лет между ними.
— Привет, Марина, — голос Виктора дрогнул. — Как ты после операции?..
— Нормально, — она пожала плечами. — Врачи говорят — всё прошло хорошо.
Пауза повисла плотной стеной. За нею — годы молчания, упущенных моментов, несостоявшихся разговоров.
— Мариш, я отнесу, — сказал Илья, беря пальто и торт. Он понимал — им нужно остаться наедине. Хоть на минуту.
Когда они остались вдвоём в коридоре, Виктор решился:
— Я не приехал, чтобы вернуться. Не ради этого. Просто хотел сказать… — он запнулся, подбирая нужные слова. — Хотел сказать, что ты молодец. Очень сильная. И девочки у тебя замечательные.
Марина долго смотрела на него, словно взвешивая каждое слово.
— Ты знаешь, — наконец произнесла она, — я много раз представляла эту встречу. Думала, что скажу тебе всё, что накопилось. А теперь… — она чуть улыбнулась, — теперь мне кажется, что ничего особенного уже не скажу. Я просто рада, что ты здесь. Хотя бы для девочек.
— Я так много пропустил, — тихо признался он.
— Да, — кивнула Марина. — Но впереди ещё много всего. У них — вся жизнь. И у тебя тоже.
Из кухни донёсся смех, звон бокалов, аромат домашней еды. Жизнь шла своим чередом.
— Пойдём? — спросила Марина.
— Пойдём, — ответил Виктор и шагнул вперёд — не в прошлое, не в иллюзии, а в настоящее, где он больше не был центром вселенной, но уже не был и чужим. Где можно начать заново — не стирая того, что было. Где, может быть, ещё не поздно научиться жить по-настоящему. Даже в пятьдесят пять.