Алёна стояла перед зеркалом в номере отеля, поправляя складки свадебного платья, и чувствовала, как знакомая тревога сжимает горло. Платье было по-настоящему красивым — из шёлка, с тонкими кружевными вставками и лёгкими рюшами на юбке. Оно обошлось ей и Саше недешёво, но Алёна была уверена в своём выборе. До тех пор, пока не услышала мнение будущей свекрови.
— Вульгарно, — резко бросила Валентина Григорьевна неделю назад, когда они пришли показать платье. Она оглядела невестку с головы до ног так, словно оценивала товар на рынке. — И безвкусно. Что с тебя взять — провинциалка…
Алёна почувствовала, как лицо заливает жар стыда и гнева.
— А что именно вам не нравится? — попыталась она возразить.
— Всё, дорогуша! — женщина раздражённо махнула рукой, унизанной кольцами. — Эти ваши оборочки… В мои времена невесты выбирали что-то более благородное. А у вас тут какой-то цыганский наряд.
Саша сидел на диване, уткнувшись в телефон, и делал вид, что не слышит происходящего.
— Саш, а тебе нравится моё платье? — спросила Алёна прямо.
Он поднял глаза, бросил короткий взгляд на маму, потом на неё.
— Да, нормальное… — выдавил он. — Главное, чтобы тебе было комфортно.
— Александр, — строго произнесла мать, — нельзя потакать всем капризам. Девочке нужно объяснить, где есть где. Свадьба — дело серьёзное, а не дискотека какая-то.
— Мам, ну перестань уже, — пробормотал Саша, но никак не проявил решимости.
— Может, Валентина Григорьевна, вы хоть раз подумали, что у людей разный вкус может быть? — тихо спросила Алёна.
Свекровь пронизала её холодным взглядом.
— Вкус формируется воспитанием, милая. А воспитание… ну, сами понимаете. Откуда ему взяться у девушки с периферии, которая ещё вчера картошку собирала?
Это стало последней каплей. Алёна встала.
— Я пойду.
— Лён, подожди, — наконец отреагировал Саша. — Мам, зачем ты так?
— А что я такого сказала? — развела руками Валентина Григорьевна. — Просто правду говорю. Лучше пусть сейчас поймёт, чем потом стыдно будет.
Алёна ничего не ответила и ушла. Что она могла сказать? Что четыре года училась в московском вузе? Что работает в крупном рекламном агентстве? Что родители дали ей хорошее воспитание? Всё это звучало бы как оправдания. А оправдываться перед этой женщиной Алёна не собиралась.
Вечером Саша пришёл с цветами.
— Прости её, — сказал он, целуя Алёну в лоб. — Она просто переживает. Ты ведь знаешь — я у неё единственный сын.
— А моё достоинство для тебя вообще что-нибудь значит? Или важнее мамины капризы?
— Лён, не драматизируй. Через неделю свадьба, всё уляжется. Она к тебе привыкнет.
— А если не привыкнет?
Саша крепче обнял её.
— Привыкнет. Некуда ей деваться. Ты же такая хорошая.
Но тогда Алёна уже поняла: в конфликте между матерью и женой Саша всегда будет выбирать нейтралитет. Улыбаться, переводить тему, надеяться, что всё само собой рассосётся.
И вот теперь она стояла перед зеркалом в день свадьбы, рассматривала своё отражение и думала: «Может, и правда что-то не так с платьем?» Но нет — оно идеально облегало фигуру, не вульгарно, не вызывающе. Макияж был сдержанным, причёска — элегантной. Никакой «цыганщины».
— Лёнка, ты готова? — раздался голос Саши за дверью.
— Да, иду!
Церемония в загсе прошла быстро. Валентина Григорьевна сидела в первом ряду в тёмно-синем итальянском костюме, который, наверное, стоил больше половины Алёниной зарплаты, и смотрела на происходящее с выражением человека, которому всё это глубоко чуждо. Когда молодожёнам предложили поцеловаться, она демонстративно стала разглядывать свои ногти.
— Мам, ну ты как маленькая, — шепнул ей Саша после церемонии.
— Не понимаю, что ты в ней нашёл, — так же тихо ответила женщина. — Такая простенькая. А мог бы жениться на Лизе Соболевой. Папа у неё генерал, образование в Лондоне…
— Мам, я люблю Алёну.
— Любовь пройдёт, — сухо отрезала Валентина Григорьевна. — А дети останутся. Какое воспитание получат от этой провинциалки?
Алёна стояла рядом и всё слышала. Притворяться, что не слышишь, она давно научилась.
Ресторан встретил их музыкой и цветами. Стол был богато накрыт — Валентина Григорьевна настояла на самом дорогом меню, намекнув, что «семья должна выглядеть достойно». Алёна знала, что платят за это её родители и Сашины сбережения, но промолчала.
— Красивый ресторан, — сказала мама Алёны, осматривая зал.
— Ничего особенного, — пожала плечами свекровь. — Недавно была здесь на свадьбе у Марины Петровны. Её сын женился на настоящей леди из хорошей семьи. Вот там был размах! И невеста — такая воспитанная, элегантная…
— Наша Алёночка тоже очень воспитанная, — натянуто улыбнулась мама.
— Ну конечно, конечно, — кивнула Валентина Григорьевна, но в интонации явственно читалось: «Откуда вам знать, что такое настоящее воспитание».
Первые тосты были традиционными. Алёнин папа желал молодым счастья, Сашин дядя — долгой жизни. Алёна начала немного расслабляться, даже улыбнулась, когда её школьная подруга Катя рассказала забавную историю из их юности.
— Помнишь, Лён, как вы с Димкой всю ночь готовились к экзамену по литературе, а потом проспали его? — смеялась Катя.
— Помню, — улыбалась Алёна. — Он потом две недели со мной не разговаривал.
— А где он сейчас? — спросил кто-то из гостей.
— Кандидат наук, в Питере работает, — ответила Катя.
— Интересно, интересно, — протянула Валентина Григорьевна, и Алёна поняла — сейчас начнётся. — А специальность какая?
— Филология. Преподаватель университета.
— Ах, филология! — закатила глаза свекровь. — А рекламщик? Это же просто развлечение.
— Валентина Григорьевна, — вмешался Алёнин папа, — наша дочь — арт-директор в крупном агентстве.
— Арт-директор! — театрально воскликнула та. — Как у внучки Веры Михайловны. Та тоже себя так называет. Только живёт в однушке и получает копейки. Зато звучит красиво — арт-директор!
Гости переглянулись. В воздухе повисло напряжение.
Затем микрофон взяла Валентина Григорьевна.
— Дорогие гости! — начала она с довольной улыбкой. — Хочу сказать пару слов о нашей невесте.
Алёна почувствовала, как внутри всё замерзает. Саша сидел рядом, напряжённо улыбаясь, но не собирался вмешиваться.
— Конечно, она молода и многому ещё должна научиться, — продолжала женщина. — Современные девушки почему-то считают, что главное — карьера. А женщина должна уметь создавать уют в доме, готовить, принимать гостей…
Пауза. Зал замер.
— Надеюсь, мой сын будет терпелив. Ведь переучивать взрослого человека сложно. Особенно если изначальное воспитание… как бы помягче… оставляет желать лучшего.
Алёнина мама побледнела. Папа сжал кулаки.
— Но мы постараемся, — продолжала Валентина Григорьевна с медовым голосом. — Я, как свекровь, помогу Алёне освоить все женские премудрости: как правильно готовить, как принимать гостей, как одеваться со вкусом…
Гости заёрзали. Кто-то смущённо отвёл взгляд.
— А вот и платье, — голос стал особенно сладким. — Посмотрите на него! Рюшечки, оборочки… Это не свадебное платье, это костюм для карнавала!
Тишина. Все понимали — происходит что-то неправильное, но никто не знал, как реагировать.
— Что с неё взять — девочка из провинции, — добавила свекровь, покачивая головой. — У них там, наверное, это считается верхом моды.
И она сделала шаг вперёд — к Алёне.
— Видите, дорогие гости? — голос Валентины Григорьевны звучал уверенно, а микрофон она держала так, будто выступала на телевидении. — Посмотрите на эти рюши!
Её пальцы, липкие от закусок, принялись щупать ткань платья.
— Несуразные, неуместные! Что это за стиль? На свадьбу-то! Это же не торжество, а какой-то карнавал! А этот вырез — куда смотрит мой сын?
Алёна сидела как в заморозке, чувствуя, как сотни глаз устремились на неё. Свекровь стояла рядом, продолжая мясть юбку, оставляя жирные следы на белом шёлке.
— И ткань! — её голос становился всё пронзительнее. — Дешёвая синтетика! Да я бы и не подумала в таком выходить в люди!
Что-то внутри Алёны внезапно оборвалось.
Она резко встала, взяла свекровь за плечи — та даже не успела понять, что происходит — и одним движением придавила её лицо прямо в центр трёхъярусного свадебного торта.
Зал застыл. Валентина Григорьевна медленно подняла голову, и с её лица потекли крем, ягодный сироп и обломки шоколадных декораций. Микрофон глухо ударился о пол.
— Мне надоели ваши нравоучения, — спокойно, но чётко произнесла Алёна. — И надоело молчать.
Она подняла микрофон, стряхнула с него крошки и снова включила его:
— Дорогие гости! Это наш день, и мы будем веселиться! Музыканты — играйте!
И она пошла танцевать. Просто развернулась и направилась в центр зала, двигаясь под ритм живой музыки. Её платье — то самое, с «вульгарными» рюшами — развевалось вокруг, и в этом было что-то дерзкое, свободное и прекрасное.
— Лёнка, молодчина! — первой закричала Катя и бросилась к подруге.
— Пора было! — добавил Алёнин брат.
Постепенно к ним присоединились остальные. Сначала молодёжь, потом родители, потом и все без исключения. Через несколько минут уже весь зал танцевал, а Алёна стояла в центре, смеялась и звала:
— А теперь конкурс! Кто лучше всех исполнит лезгинку?
— Я! — отозвался Артём, Сашин друг.
— А кто споёт песню про любовь?
— Мы! — радостно закричали её подруги.
Неловкость минувшей сцены рассеялась. Гости поняли: скучный представление кончилось, а настоящий праздник только начинается. Зазвучали новые тосты — живые, тёплые, искренние.
— За невесту! — выкрикивали из разных углов.
— За смелость!
— За женщину, которая умеет сказать своё слово!
Люди ели, пили, смеялись, участвовали в конкурсах. Кто-то рассказывал анекдоты, кто-то пел, кто-то просто обнимался.
— Лён, давайте «Угадай мелодию»! — предложила тётя Зина.
— Конечно! Только сначала пусть каждый попробует придумать свой лучший тост!
Саша подошёл к жене, когда она немного отдышалась после танца.
— Лён… — начал он неуверенно.
— Что? — она посмотрела с вызовом, ожидая очередного упрёка.
— Ничего, — он улыбнулся. — Просто я тебя люблю. И… прости, что раньше не остановил маму.
— Ничего страшного, — Алёна взяла его за руку. — Теперь она знает, с кем имеет дело.
— А если больше не заговорит с нами?
— Заговорит. Но уже иначе.
Валентина Григорьевна покинула ресторан до окончания основного блюда. Алёна заметила это почти случайно — она была слишком занята, принимая поздравления и организуя следующий конкурс.
— А где твоя мама? — спросила одна из гостей, оглядываясь.
— Уехала домой, — коротко ответил Саша.
— Жаль, — покачала головой женщина. — Пропустит самое вкусное.
Когда к концу вечера один из гостей, немного перебравший дядя Вова, попытался высказаться о том, что «нынешняя молодёжь слишком распустилась», его быстро заткнули.
— Дядя Вова, ты что! — возмутилась Алёнина кузина. — Она права сделала!
— И платье красивое, — добавила соседка. — Элегантное. А рюшечки — модно сейчас.
— Не важно, модно или нет, — вступил Алёнин отец. — Ни у кого не должно быть права унижать других.
— Точно! — поддержал его Сашин дядя. — Раньше тоже свекрови разные бывали, но чтобы так — прилюдно оскорблять — такого не было.
Домой они вернулись под утро — счастливые, уставшие, наполненные впечатлениями.
— Хорошая получилась свадьба, — сказал Саша, стягивая галстук.
— Да, — согласилась Алёна, аккуратно снимая платье. — Особенно концовка.
Через месяц после свадьбы, пока Алёна убиралась дома, телефонная трубка неожиданно оживилась.
— Алло?
— Это Валентина Григорьевна. Саша дома?
Голос был другим — менее самоуверенным, более сдержанно-нейтральным.
— Нет, он ещё на работе.
— Понятно. Передайте ему, что я звонила.
— Хорошо.
Обычно на этом разговор бы закончился. Но свекровь неожиданно добавила:
— И ещё… передайте, что в субботу не приду. У меня дела.
Алёна поняла — это первый раз, когда Валентина Григорьевна не сделала замечания, не дала совета, не намекнула на недостатки. Впервые говорила как равный человек.
— Хорошо, передам.
— Спасибо, — неожиданно мягко сказала женщина и повесила трубку.
Вечером Саша вернулся домой, и Алёна передала его материн звонок.
— Понятно, наверное, обижена.
— Нет. Просто думает.
— О чём?
— О том, что мир изменился. И невестки теперь другие.
Валентина Григорьевна действительно перестала приходить. Она звонила раз в неделю, разговаривала с сыном десять минут, и на этом их общение ограничивалось.
— Как дела? — спрашивала она.
— Нормально. А у тебя?
— То же самое. Жива-здорова.
— Алёна привет передаёт.
— Передавай и ты.
Короткие, сдержанные разговоры. Без претензий, без наставлений, без вмешательства.
Саша пытался восстановить отношения:
— Может, съездим к ней? Или пригласим?
Но Алёна остановила его:
— Не надо. Пусть будет так. Мы с твоей мамой поняли друг друга.
— Что поняли?
— Она узнала, что я не терплю унижений ради семейного спокойствия. А я поняла, что иногда нужно сделать решительный шаг, чтобы показать, кто есть кто.
Иногда Алёна вспоминала тот день. Как долго молчала, как накапливала в себе боль и злость. Как страшно было встать и сделать то, что сделала. И как легко стало потом.
Их брак оказался крепким. Возможно, именно потому, что Алёна с самого начала показала: она не собирается быть слабой женой, готовой прогибаться под каждого. Она боролась за себя, за своё достоинство, за своё счастье.
— Знаешь, — сказала она Саше через год, отмечая годовщину свадьбы, — я благодарна твоей маме.
— За что?
— За то, что научила меня не молчать. Не все уроки приятны, но все важны.
А свадебное платье Алёна сохранила. Иногда доставала его из шкафа, рассматривала пятнышки от торта на подоле и улыбалась. Это были отметины её первой победы. И никто больше не осмеливался называть рюши «вульгарными».