— Не то! — раздражённо воскликнула Маргарита Петровна, бросая вилку рядом с недоешенной лазаньей. — Кира, тебя, видимо, нужно учить всему с нуля. Это не еда, это кошмар. Прости, но Владу бы лучше жениться на женщине, которая умеет готовить и вести дом. А ты… так, между прочим и сытым не будешь.
Её лицо, измождённое и напряжённое, как после тяжёлого дня в поле, исказилось от досады. Кира следила за тем, как свекровь решительно направляется к мусорному ведру, больше горюя о своей лазанье, чем о происходящем. Вместе с кожурой и обёртками в мусор полетела и её попытка угодить.
— Вот так встречают гостей. Приезжаешь к сыну — а тут чуть не голодом морят, — театрально вздохнула Маргарита Петровна.
Кира опустила плечи и медленно выдохнула. За окном хлестал холодный осенний дождь, деревья за стеклом расплывались в серых пятнах — погода будто отражала её внутреннюю усталость.
— Вы же только что съели целую тарелку супа, — тихо напомнила она.
— Еле доела. Такое только в хлев подавать. Нормальному человеку — нет, — резко ответила свекровь, швырнув тарелку в раковину. Как всегда, даже не потрудившись налить воды — будто посуда должна была сама очиститься.
— Переделай всё это, — бросила она напоследок. — Я своего Антона таким не накормлю! — И, звеня браслетами, ушла.
Кира осталась стоять, ухватившись за край стола. Всё, что она делала — готовила, убирала, старалась — при Маргарите Петровне превращалось в прах. Каждый жест вызывал новую порцию упрёков — беспочвенных и болезненных.
Утро того дня началось почти так же.
— Посуду не помыла! Этот сервиз я покупала, а ты с ним обращаешься, как ребёнок с игрушками. Неблагодарная!
Свекровь не отставала, пока Кира, проспавшая после бессонной ночи, лихорадочно собиралась на работу.
— Это Антон оставил, а не я, — наконец резко обернулась она. — И кстати, этот сервиз был свадебным подарком. Твоим и твоим внукам, которых вы притащили прямо к алтарю, чуть не испортив нам праздник.
Маргарита Петровна уже готовилась начать истерику, но Кира успела выскользнуть за дверь, не дослушав. Весь день она держалась на кофе и раздражении.
Вечером, склонившись над раковиной, Кира мыла посуду. За окном ветер колыхал ветви, а в отдалении мерцали уличные фонари сквозь туман. Слова свекрови снова и снова всплывали в голове, будто занозы.
Когда она вошла в спальню, Антон уже лежал под одеялом.
— Нужно поговорить, — начала она.
Он лениво перевернулся:
— Опять?
— Твоя мама меня просто изводит. Я не могу больше так. Устала.
— Не преувеличивай. У неё характер такой. И, честно, в чём-то она права. Если прислушаешься, будет легче для всех.
Кира замерла:
— Тебе — легче. Мне — нет.
— Не принимай близко к сердцу. Давай спать, — он отвернулся к стене.
Она долго сидела на краю кровати, слушая свои мысли: почему он никогда не встанет на её сторону? Почему не видит, как она старается, как одиноко себя чувствует на этом «поле боя»?
Утро принесло с собой тишину и серое небо. Пасмурно, туманно. Но именно резкий телефонный звонок, а не будильник, вырвал Киру из сна.
— Кира? — голос в трубке дрожал.
— Лена? Что случилось?
— Он меня выгнал. Просто выставил…
Кира вскочила:
— Жди, я еду.
Антон не стал возражать, когда она торопливо собиралась. Он понял. Даже сказал, чтобы она передала её сестре: «везёт пусть удачи».
Прохладный ветер ударил по щекам, когда она вышла из дома. Листья кружились в воздухе, словно её мысли.
Дома Антон сидел один, пил чай. На кухне витали запахи хлеба и горьковатого настоя. Мать проснулась вскоре после него.
— Где Кира? — спросила Маргарита Петровна, входя и поправляя на плечах шаль — в доме было прохладно, несмотря на майское солнце, пробивавшееся сквозь плотные облака.
— У сестры. У Лены проблемы, она поехала помочь, — ответил Антон, не отрывая взгляда от плиты, где шкворчала яичница. — И доброе утро, мам.
Маргарита Петровна приподняла бровь:
— Проблемы? Какие такие срочные, что просьбы свекрови вдруг теряют значение?
— Что ты имеешь в виду? — он удивлённо обернулся.
— Вчера вечером я попросила её заправить мою кровать. А она, как назло, решила, что есть дела поважнее. Между прочим, это обязанность невестки — каждый день убирать у меня и застилать постель.
Она уселась за стол, сложив руки. В воздухе смешались аромат жареного масла и свежей мяты — Кира сушила траву на подоконнике.
— Мам, у неё действительно важнее дело. Если тебе нужно — я сам могу заправить. Никакой трагедии.
— «Реально важнее» — передразнила она его, пристально глядя в глаза. — Мои просьбы должны быть в приоритете! Она обязана заботиться обо мне.
— Мам, у Лены серьёзная ситуация. Кира не могла остаться только ради того, чтобы застелить кровать. Она поехала помогать.
Антон говорил спокойно, но чувствовал, как внутри накапливается напряжение. Он не хотел, чтобы Кира вернулась в дом, полный недовольства и обвинений.
Маргарита Петровна всплеснула руками:
— Она постоянно игнорирует меня! Словно я не заслужила внимания на старости лет!
Антон покачал головой:
— Ты же знаешь, она никогда не отказывает без причины. Просто у неё много дел. И, извини, иногда возникает то, что нельзя отложить.
Свекровь внезапно переменила тон:
— Теперь ей ты доверяешь больше, чем матери?
Он глубоко вздохнул, ощущая в груди усталость. Решение далось легко:
— Собери вещи, пожалуйста. Успеешь на утренний поезд.
— Что?! — она резко встала, взгляд метнулся к окну, за которым ветер срывал последние цветы с черёмухи. — Ты выгоняешь меня из-за какой-то женщины?
— Кира — моя жена. Мы живём вместе. Это наш дом. И мы здесь — семья.
— Твоя жена должна убираться в моей комнате каждый день! — не сдавалась Маргарита Петровна.
Антон опустил руки.
— Это наш дом. Мы сами решаем, кто кому должен. Прости, мам, но если ты будешь так настроена — больше не приезжай.
Хлопнула дверь в гостевую. Затем — входная. Ни слова, ни прощания.
Антон остался на кухне, стоя в тишине. Сквозняк колыхал занавеску. Ему было горько — не за себя, а за мать. Он до последнего надеялся, что она примет его выбор. Но получилось иначе.
Поздно вечером, когда небо стало розовым от заката, Кира вернулась. Она была уставшей — красные глаза, следы от маски на лице.
— Где Маргарита Петровна? — спросила она тихо, снимая куртку.
Антон подошёл, обнял, вдохнул знакомый аромат её волос.
— Прости. Я не сразу понял, как тебе тяжело. Я попросил маму уехать. Надеюсь, ты не против?
Кира улыбнулась, почувствовав облегчение:
— Не против. Я благодарна. А что так вкусно пахнет?
Он кивнул на духовку:
— Запёк курицу с розмарином. Правда, долго ворчал, но вдохновился.
— Вдохновился? — рассмеялась она. — А выглядело больше как старость: кряхтел, как мой дед.
— Тогда готовься терпеть двух стариков — я никуда не уйду.
Они засмеялись вместе. За окном вечер опускался мягко, небо темнело, но в доме становилось светлее. Потому что снова воцарилось спокойствие.
За окном ветер срывал последние листья с деревьев. Осень — такая же строгая и непримиримая, как Маргарита Петровна. Но Кира верила: когда-нибудь придёт весна. В доме. В сердце. В их семье.