Матвей остановил машину у ворот кладбища и глубоко вздохнул. Господи, сколько раз он собирался сюда приехать? Сколько раз откладывал «на потом»? Когда мать была жива — времени не находилось. После её смерти — как будто и вовсе не осталось места для прошлого.
А ведь давно пора было очнуться. Понять, что весь этот мир, который он так тщательно строил вокруг себя, был лишь фасадом. Ни одно слово, ни один жест не имели под собой реальной основы. Иронично, но он даже благодарен Наташе — уже бывшей жене — за то, что разрушила этот хрупкий замок из карт. Просто бац — и всё рухнуло! Такая идеальная на вид семейная жизнь, такие «настоящие» отношения с друзьями… А на самом деле — его жена, его лучший друг, и все эти друзья, которые знали и молчали. Это был не просто крах. Это был удар, от которого Матвей до сих пор не оправился.
Сразу после развода он уехал в родной город. Восемь лет прошло с тех пор, как похоронил мать. Восемь лет! И ни разу не нашёл времени наведаться на могилу. Только сейчас, когда от жизни ничего хорошего не осталось, он понял одну простую истину: мама была единственным человеком, который никогда бы его не предал.
Женился он поздно — ему было тридцать три, а Наташе всего двадцать пять. Он гордился ею, как трофеем. Она была красивой, элегантной, «светской», как тогда казалось. Теперь же он помнил её лицо, перекошенное яростью, слова, которыми она метала в него: что всю их короткую совместную жизнь ненавидела его, что каждая ночь с ним была для неё мукой. Он до сих пор не понимал, как мог быть таким слепым. Она плакала, просила прощения, говорила, что чувствовала себя одинокой… Но стоило сказать «развод» — и маска спала. Вот она, настоящая.
Матвей вышел из машины, взяв с заднего сиденья большой букет цветов. Шёл медленно, глядя под ноги. Дорожка, должно быть, вся заросла. Он даже не приезжал, когда ставили памятник — всё делал через интернет, дистанционно. Как символ всей его жизни: всё издалека, всё не настоящее.
Ограда оказалась чистой. Памятник тоже. Цветы свежие, земля аккуратно разрыхлена. Кто-то ухаживал за могилой. Наверное, одна из старых подруг матери. Хотя… сыну-то, получается, было не до этого.
Он открыл калитку и прошептал:
— Здравствуй, мам…
Горло сжалось, глаза запылали. Матвей не ожидал, что заплачет. Он — бизнесмен, хладнокровный, расчетливый, привыкший держать лицо. А теперь рыдал, как ребёнок. Не пытался сдерживать слёзы. Они были освобождающими, промывали душу от всего, что связано с Наташей, с предательством, с болью. Будто мама действительно была рядом, гладила по голове и шептала: «Ничего-ничего, сынок… Всё будет хорошо» .
Он долго сидел. Молча. Но мысленно разговаривал. Вспоминал детство: как падал, разбивал коленки, а мама мазала йодом и повторяла: «Заживёт, следа не останется» . И правда заживало. Со временем. И с каждым разом боль становилась легче. А мама всегда добавляла: «Ко всему привыкаешь, только к предательству — никогда» .
Теперь он понимал каждое её слово. Тогда они казались просто ласковыми фразами, а оказались мудростью.
Платить соседке за присмотр за домом было не проблемой, но сколько можно держать дом закрытым? Он улыбнулся, вспомнив, как знакомился с соседкой. Ему было плохо, тяжело. А её дочь — Нина — встретила его с такой теплотой… Они разговорились, и всё как-то само собой сложилось. Уехал он рано утром, оставив записку, куда положить ключи. Возможно, с её точки зрения, он поступил подло. Но он же ничего не обещал. Всё было по обоюдному желанию. Она только что развелась с мужем-тираном, рассказывала, как тяжело ей было. Они оба были одиноки. Вот и сошлись на время.
— Дяденька, вы мне поможете?
Матвей резко обернулся. Перед ним стояла маленькая девочка лет семи-восьми, в руках — пустое ведро.
— Мне нужно воды принести, чтобы цветы полить. Мы с мамой их только посадили, а сегодня мама заболела. На улице жара — они погибнут! Но ведро слишком тяжёлое. Я не могу его сама донести. Только не говорите маме, что я пришла сюда одна. Если я буду носить по чуть-чуть, она всё равно заметит, что я пропадала.
Матвей улыбнулся:
— Конечно, покажи, куда идти.
Девочка побежала вперёд. Разговорчивая, живая. За пять минут он узнал почти всё: как мама не послушала совета и выпила холодной воды, как заболела, как они пришли на могилу бабушки, ушедшей год назад, и как бабушка точно бы её отругала за это. Ещё девочка училась в школе целый год и твёрдо решила получать только пятёрки — а в будущем вообще хотела окончить школу с золотой медалью!
С каждым словом Матвею становилось легче. Дети — это настоящее чудо. Он подумал, как хотел бы иметь нормальную семью: жену, которая любит, и ребёнка, который ждёт тебя дома. Его Наташа была как дорогая кукла — красивая, но бездушная. О детях речи даже не заходило. По её словам, «нужно быть полной дурой, чтобы ради пищащего комка лишиться фигуры». Пять лет прожили вместе. И теперь он понимал: нет у него ни одного тёплого воспоминания об этом браке.
Он поставил ведро, и девочка принялась осторожно поливать цветы. Матвей посмотрел на памятник и замер. На фотографии была… соседка. Мать Нины. Бабушка этой малышки.
— Зинаида Петровна была твоей бабушкой?
— Да! А вы её знали? Хотя чего спрашиваю — вы же были у бабушки Зои!
Матвей перевёл взгляд на девочку:
— То есть ты… с мамой здесь живёте?
— Ну да! Я же говорила — мама не разрешает мне одной на кладбище ходить.
Матвей растерянно смотрел на ребёнка. Получается, Нина вернулась сюда, и у неё есть дочь. А он даже не знал… Стоп. Он даже не знал, сколько лет Маше. Может, ребёнок появился позже?
Девочка быстро попрощалась и убежала, напомнив, что нельзя заставлять маму волноваться.
Матвей вернулся к могиле матери, сел и задумался. Что-то изменилось внутри. Наверное, теперь Нина сама присматривает за домом. И платит он ей, хотя раньше думал, что платит её матери. Но, в общем, кому платить — не главное.
Потом он поехал к дому. Сердце сжалось. Всё осталось как прежде — будто вот-вот мать появится на крыльце, вытрет слёзы о фартук и обнимет. Он долго не выходил из машины. Мать не появилась.
Но во дворе его ждал сюрприз: всё аккуратно, красиво, цветы посажены. Нина действительно заботилась о доме. Нужно будет обязательно отблагодарить.
В доме тоже было чисто и уютно, как будто кто-то только что вышел и вот-вот вернётся. Матвей сел за стол, немного посидел, но долго не задержался — нужно было решить дела с соседкой, а потом уже можно и отдохнуть.
Дверь открыла Маша.
— Ой, это вы! — шепнула она, прикладывая палец к губам. — Только маме не говорите, что мы с вами на кладбище встретились!
Матвей показал, что «рот зашит», и девочка рассмеялась:
— Проходите!
— Мам, к нам дядя Матвей пришёл! — закричала Маша вглубь дома.
Нина появилась в коридоре и замерла, сжавшись от неожиданности.
— Это ты…?
Матвей улыбнулся:
— Привет.
Огляделся — никакого мужа, и следов его тоже не было.
— Матвей, извини… Не стала сообщать тебе о смерти мамы. Работа в городе плохая, так что сама присматриваю за домом.
— Мои соболезнования, Нин. А насчёт дома — спасибо тебе огромное. Захожу — словно мама просто на минутку отлучилась.
— Ты надолго?
— На несколько дней.
— Продавать будешь?
Матвей пожал плечами:
— Пока не думал. Вот, возьми — это тебе за хорошую работу. Как бы премия.
Он положил на стол толстый конверт.
— Спасибо, дядя Матвей! — радостно воскликнула Маша. — Мама давно хотела новое платье, а я — велосипед!
Матвей рассмеялся. Эх, знакомый характер!
Вечером он понял, что заболел. Температура подскочила. Он нашёл у мамы градусник, измерил — жар был высоким. Лекарств он не знал, поэтому написал смс на телефон соседки. Только теперь он знал, что отвечает ему Нина.
«Что принимают при высокой температуре?»
Через десять минут они уже были у него.
— Господи, ну зачем ты в дом вошёл? Я же тебя заразила!
— Да ладно, ты же больная, зачем сюда пришла?
— Всё нормально, мне уже лучше!
Нина протянула ему таблетки, Маша заварила чай.
— Обожжёшься! — забеспокоилась Нина.
— Кто, Машка? Да никогда! Она у нас мастер на все руки!
Матвей улыбнулся. И вдруг в голове щёлкнуло — как в детстве, когда мозг внезапно находил правильный ответ на сложную задачу.
— Нин…
Женщина испуганно посмотрела:
— Что?
— А когда родилась Маша?
Нина медленно опустилась на стул:
— Зачем тебе это?
— Нина!
Она повернулась к дочке:
— Машенька, сбегай в магазин, купи пару лимонов. И попить чего-нибудь.
— Хорошо, мам!
Как только девочка ушла, Нина заговорила:
— Матвей, давай договоримся сразу: Маша к тебе не имеет никакого отношения. Ничего не нужно, у нас всё есть. Забудь.
— Что значит «забудь»? Это правда?
— Нин, ты вообще понимаешь, что говоришь? Почему не сказала? Почему скрыла?
Матвей вскочил.
— Я сама приняла решение оставить ребёнка. Ты в этом не участвовал — вот и не рассказывала. Даже не думала, что ты здесь появишься. И уж точно не думала, что тебе это будет важно.
— Так ты думаешь, я бы не хотел знать, что у меня есть дочь?
Нина пожала плечами:
— Пережила. Как видишь.
Матвей молчал. Он был потрясён. Все эти годы он жил какой-то фальшивой жизнью. А настоящее счастье — вот оно, рядом. В лице маленькой девочки и женщины, которую он, оказывается, любил всегда.
— Матвей? — обеспокоенно позвала Нина. — Что ты будешь делать? Прошу тебя, ничего Маше не говори. Уедешь — и забудь. Ей будет больно, она начнёт ждать…
— Нет! Этого не будет!
— Ты меня пойми…
— Я пока сам не понимаю, что делать.
Ночью ему снилась мама. Она улыбалась, обнимала Машу и говорила, что всегда мечтала о такой внучке.
Через три дня Матвей уезжал. Нина сидела за столом, слушая его:
— Я разберусь с делами и вернусь. Через неделю, может чуть больше. Не просто так. Хочу вернуть вас. Обещаю — если у нас ничего не получится, я ничего не скажу Маше. Но помогать буду всегда. Нин… Есть хоть какой-то шанс? Шанс на семью, на счастье?
Она вытерла слёзу и прошептала:
— Я не знаю…
Он вернулся через три недели. Приехал не к себе, а к Нине. В руках — огромные пакеты с подарками для Маши и её мамы.
— Здравствуйте!
Нина шила что-то у окна, услышала его голос и еле улыбнулась:
— Ты приехал…
— Я же сказал, что приеду. А где…
Из комнаты вышла Маша:
— Здравствуйте, дядя Матвей!
Нина встала:
— Я всё обдумала. И… Машенька, хочу представить тебе твоего настоящего папу.
Матвей выронил пакеты.
— Спасибо…
Они уехали через неделю. Оба дома выставили на продажу — решили начать жизнь заново. Маша ещё путала слова, то называла его «папой», то снова «дядей Матвеем». А он лишь смеялся, обнимал их обеих и верил, что теперь всё будет именно так, как и должно быть.