Однажды главный врач городской больницы решил разнообразить скучную рутину и устроил корпоративный вечер в шикарном ресторане. Веселье было в самом разгаре, когда он неожиданно для всех объявил, что к ним присоединится… санитарка морга. Его решение вызвало недоумение, но искреннее веселье — ведь эта женщина всегда держалась особняком. Молчаливая, с загадочным взглядом, она появлялась и исчезала как тень, словно не принадлежала миру живых. Среди сотрудников ходили шутки, что она лучше общается с покойниками, чем с людьми.
И вот, за день до праздника, приглашение оказалось у неё на столе. Она взяла его, ничего не сказав, лишь кивнув головой. Никто не ожидал, что она придёт. Но все ошиблись.
Вечером, в зале, полном гостей, царило оживление. Врачи, медсёстры, администраторы — все были в праздничном настроении, пили, смеялись, обменивались подарками. Разговор снова вернулся к необычной гостье. Главврач гордо повторял, что «пригласил гостью из морга», и каждый ждал этого момента с лёгкой издёвкой, предвкушая смех и удивление.
И вот, около девяти часов вечера, двери ресторана медленно распахнулись. Звук музыки стих. Гул голосов смолк. Все замерли.
На пороге стояла она. Но это была совсем другая женщина. Не та молчаливая санитарка в старом халате, а элегантная, почти призрачная фигура в чёрном платье до пола. Её волосы были собраны в безупречную причёску, лицо бледное, будто фарфоровое, глаза — холодные, как лёд. За ней, казалось, стелился лёгкий туман, воздух в зале стал плотным, давящим.
Не говоря ни слова, она прошла по залу, между столами, будто невидимая, и остановилась перед главврачом. Он хотел сказать что-то, но не смог вымолвить ни звука. Лицо его побледнело, руки задрожали.
— А вы всё шутите… — прошептала она ему прямо в лицо.
Его сердце замерло. Казалось, время остановилось.
— Не все возвращаются с того берега. Но я пришла, — её голос звучал твёрдо, уверенно. — Ты ведь сам звал.
С этими словами она развернулась и ушла. Двери закрылись за ней, и в ту же секунду музыка возобновилась, но уже не радостная, а напряжённая, натянутая. Люди переглядывались, кто-то начал шептаться, другие просто сидели, оцепенев от страха.
Главврач больше никогда не устраивал корпоративов. Санитарка тоже больше не появлялась. А в морге начали работать новые сотрудники — старую больше никто не видел. Хотя в журнале посещений её подпись оставалась ещё на неделю вперёд.
Прошла неделя после того странного вечера. Главврач делал вид, что ничего не произошло, но внутри него росло беспокойство. Ночью его стали мучить кошмары — один и тот же сон: тёмный морг, шаги, которые эхом отдакивают в стенах, и она — стоит у последней двери, зовёт его по имени:
— Пришло время…
Просыпался он в холодном поту, проверял окна, запирал двери, глотал снотворное. Но даже днём не мог избавиться от ощущения, что за ним следят. То в отражении окна мелькнёт силуэт, то в углу зрения промелькнёт знакомый силуэт в белом халате.
Все, кто был на том вечере, тоже чувствовали перемену. Больница будто покрылась слоем тревоги. Пациенты жаловались на холод, который не могли объяснить, в морге постоянно моргала лампа, срабатывала сигнализация, хотя никто не входил.
Один из охранников рассказал, как ночью заметил фигуру в белом, идущую к моргу. Он попытался догнать, но, завернув за угол, никого не нашёл. Только дверь в морг была приоткрыта. Утром его нашли без сознания, лицо перекошено от ужаса.
Главврач понял: пора уходить. Он пришёл рано утром, чтобы подписать заявление об увольнении. Но в кабинете его ждала папка. На ней записка:
«Ты ведь сам звал.»
Дрожащими руками он открыл её. Внутри лежали документы… на его имя. В графе «время смерти» стояла завтрашняя дата.
Он так и не вышел из кабинета. Больше его никто не видел.
Через несколько дней в больнице начались новые странности. Один из новых санитаров, дежуривший ночью, не вышел утром. Его тело нашли в холодильной камере. Ни следов насилия, ни признаков болезни. Только странная, почти безумная улыбка на лице.
Молодой фельдшер, ранее не веривший в суеверия, решился проверить архив. Ночью он пробрался в старое крыло больницы и открыл журнал посещений морга. На последней странице он увидел:
«Анна С., санитарка. 23:00. Вход.»
Подпись была аккуратной, уверенной, но с почерком, будто из другого века. Сердце его замерло. Он вспомнил: Анна С. погибла девять лет назад в автокатастрофе. Её опознали только по кулону в виде маленького черепа. И именно такой кулон был на женщине, которая пришла на корпоратив.
Утром он рассказал об этом старшей медсестре. Та побледнела, перекрестилась и прошептала:
— Это не ты говорил. Это я не слышала. Хочешь жить — забудь.
Фельдшер уволился через два дня.
Через сорок дней после корпоратива, в самый ненастный вечер, главврача вдруг увидели у входа в морг. Живого. Постаревшего. В глазах — глубокая, невыносимая тишина. Как будто он побывал там, где не бывает света.
Его доставили скорой помощью. Он ничего не говорил, только повторял:
— Я всё понял… Я всё понял…
Его поместили в психиатрическое отделение. Через несколько дней он впервые заговорил.
— Я проснулся не в своём кабинете, а в длинном белом коридоре, наполненном шёпотом. В конце его стояла Анна. Она не угрожала. Не злилась. Просто смотрела на меня с грустью.
— Ты забыл, зачем стал врачом, — сказала она. — Ты смеёшься над тем, что свято. Над жизнью и смертью. А я пришла напомнить. Мне не нужна месть… мне нужно, чтобы ты проснулся.
И он проснулся — не только в реальности, но и в себе.
После выписки он уехал из города. Стал сельским врачом в далёкой деревне. Теперь он лечил с душой, с уважением, с благодарностью. Прошлое он не обсуждал, но на его столе всегда лежала фотография молодой женщины в белом халате.
А в городской больнице стало легче. Будто исчезла тень. Санитары перестали бояться ночных смен, лампы в морге больше не моргали, и никто больше не слышал странных шагов в пустых коридорах.
Но легенда осталась. Только теперь она звучала иначе:
Если ты забыл, зачем лечишь — может, и придёт та, кто напомнит. Не чтобы напугать… а чтобы спасти.
И с тех пор в больнице существует негласное правило:
Никто не шутит про морг. И никто — ни под каким предлогом — не приглашает санитаров на вечеринки. Особенно тех, кто не улыбается… и всегда носит старый кулон.