Марина, сидя на широком подоконнике, задумчиво смотрела вдаль, где за серыми крышами домов скрывался закат, окрашенный в тусклые оттенки уныния. Мысли вихрем кружились в голове, не давая покоя. Скоро закончится школа — это было неизбежно, как и то, что после нее начнется нечто неопределенное, туманное, словно дым, который невозможно ухватить. Что делать дальше? Куда идти? Кто ждал ее за порогом взрослой жизни? Никто. Вопросы роились, как назойливые мухи, а ответов не было. Ехать учиться — мечта, которая так и останется мечтой. Денег не было и не предвиделось. Ни капли. Отец, когда-то уважаемый рабочий, теперь лишь тень человека, проводящий дни в забытьи, уходя в бутылку, как в другую реальность. Мать, инвалид, чьи руки дрожали не только от боли, но и от постоянной дозы спиртного, подрабатывала уборщицей в каком-то офисе. Но зарплата была такой мизерной, что на нее не то что не разгонишься — еле-еле сводили концы с концами. А если еще и выпивка, то жизнь превращалась в сплошное выживание. И тогда Марина ненавидела их обоих — особенно мать, ведь от нее ждала большего. Но вместо силы и опоры получала лишь пустоту.
Но, несмотря на ненависть, внутри теплилась жалость. Ведь когда-то они были другими. Все изменилось, когда пришла перестройка, разрушившая устои, унесшая рабочие места и надежды. Отец, честный и принципиальный, был уволен с завода, потому что не стал закрывать глаза на бракованную продукцию. Мать работала на фабрике, пока в один день не обнаружили, что предприятие закрыто, а зарплата осталась лишь в обещаниях. С тех пор их жизнь превратилась в постоянное скольжение по наклонной, где каждый день был хуже предыдущего.
Марина уже не помнила, когда в последний раз ей дарили что-то новое. Новую вещь. Новый шанс. Родители не смогли адаптироваться к переменам, не увидели течения перемен, не пошли в ногу со временем. А в классе, где она училась, почти все были детьми тех, кто сумел «вписаться в эпоху». У них были деньги, уверенность, красивые платья и дорогие телефоны. А у Марины — только мечты, которые разбивались о суровую реальность.
– Марин, что скучаешь? – раздался голос, и она подняла голову. Это был Валера, ее одноклассник. Единственный, кто не судил по одежде, не мерил по кошельку. Он был другим. Настоящим.
– Да вот, сижу, жду классный час. Наверное, про выпускной будут говорить, – ответила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
– Тогда я подожду, – сказал он, присаживаясь рядом. – Хотел уже домой, но раз ты здесь, подожду.
Марина улыбнулась, и в этот момент ей стало чуть легче.
– Ну ты и правда всегда такой! Неужели тебе не интересно, как будет проходить выпускной? Это же твой праздник, Валера! Единственный в жизни!
– Не особо. Мне важнее получить аттестат и забыть об этой школе. Неужели ты не видишь, что это уже не школа? Это какая-то пародия.
– Ты слишком категоричен. Мы еще дети, Валера. Мы должны мечтать, радоваться, верить. Неужели ты не хочешь этого?
– Может, и хочу, – улыбнулся он, глядя на нее. – Тогда первый танец мой.
– Да хоть все! – рассмеялась она, чувствуя, как сердце бьется быстрее.
Когда в класс вошла учительница, Марина слушала внимательно, как расписывается программа праздника. Мысль о том, что это может стать ее последним школьным днем, наполняла ее трепетом. Она мечтала быть частью этого праздника. Но когда стали распределять задания, она ждала, когда же ей что-то поручат. И ждала зря.
– Мария Семеновна, а мне чем заниматься? – спросила она, стараясь держаться уверенно.
– Откуда я знаю? – фыркнула учительница. – Ты же не собираешься приходить, верно? Праздник — мероприятие платное. Люди скидываются, покупают платья, заказывают банкет. Такой, как ты, там не место. Аттестат можешь забрать заранее.
Слова прозвучали как пощечина. Марина почувствовала, как лицо заливает краска стыда. В ушах звенело, голоса вокруг слились в какой-то отдаленный гул. Она вскочила и выбежала из класса. За ней вышел Валера.
– Севастьянов, ты куда? Ты же медаль получать должен! – воскликнула учительница.
– Да пошли вы вместе со своей программой, – спокойно ответил он и вышел.
Мария Семеновна побледнела. Ведь именно отец Валеры финансировал выпускной. Если он не придет, праздник рухнет, как карточный домик.
– Вернись немедленно! – закричала она, но Валера уже не было.
Он нашел Марину в коридоре.
– Откуда ты знал, где я?
Долгое время они молчали, потом она сказала:
– Уеду я. Заберу аттестат и уеду. Не знаю куда. Найду работу. Может, потом поступлю на заочное. Но здесь я больше не останусь.
Валера вздохнул:
– Можно и я с тобой?
– А тебе-то зачем?
Дома ее ждала привычная картина. Мать и отец сидели за столом, перед ними стояли бутылки. Марина остановилась в дверях.
– Слушайте, не надоело вам так жить? Бухать по любому поводу, просто ждать, когда пройдет еще один день? — голос дрожал от боли и злости.
– Что? Какой еще смерти? — огрызнулся отец. — Не нравится, как мы живем? Хотела по-другому? Тогда иди, попробуй сама. Половина людей живет так же!
– Тогда почему вы не в другой половине? Сколько денег у вас уходит на водку? Вы даже не представляете, как меня унижают в школе. Меня не пустили на выпускной, потому что я бомжиха!
Она выбежала из кухни, схватила сумку и поняла — собирать ей нечего. Никаких вещей. Никакой жизни. Только зубная щетка и боль. Она упала на диван и разрыдала.
Через какое-то время рядом кто-то сел. Это был отец. Он смотрел в одну точку, будто видел сквозь стены.
– Ты права, дочь. Во всем права. Слаб я оказался. Понимаю. Но от этого только больше хочется забыться. Уезжай, если можешь. Уезжай отсюда.
Марина сидела на краю дивана, не в силах вымолвить ни слова. Отец протянул ей потрёпанную бумажную пачку — аккуратно перетянутую резинкой, внутри которой лежали деньги. Не новые, не блестящие, но такие настоящие и тяжёлые на ощупь.
– Мне в любом месте будет лучше, чем здесь, – наконец произнесла она, голосом, полным боли и решимости.
– Знаю, что ты хочешь сказать, – глухо ответил отец, не глядя на неё. – Но я не могу бросить пить. Пока не могу. Может быть, потом… Когда-нибудь. Вот, держи. Это у меня осталось ещё с тех времён. Даже когда похмелиться нечем было, я это не трогал. Тут тебе хватит на первое время. Уезжай.
Он встал, молча развернулся и ушёл на кухню, где уже звенели стаканы и доносилось приглушённое бормотание матери. Оттуда снова раздался его голос:
– Чего сидим? Чего не наливаем?
Утро следующего дня встретило Марину шумом автобусного двигателя и запахом старого бензина. Снаружи проплывали знакомые, давно обветшавшие дома, покосившиеся заборы, детские площадки, где когда-то играла вся округа. Она смотрела в окно, как будто прощалась с кем-то невидимым. Вечером перед отъездом она зашла к директрисе, сочинила историю про больную тётю в далёком городе, чтобы заранее получить аттестат. Та, как будто выдохнув с облегчением, отдала документ и даже пожелала счастливого пути. Слова эти были такими пустыми, как эхо в пустой комнате.
А через день после выпускного, когда все уже расслабились, выпили, сфотографировались, разошлись по домам, исчез Валера. Его никто не искал. Кому он был нужен? Главное, что отец всё оплатил, что праздник удался, подарки учителям достались, и директор школы мог гордо показать начальству красивый отчёт. А остальное… Ну, остальное просто не входило в рамки важного.
Прошло десять лет.
Школа готовилась к торжественному вечеру встречи выпускников. Зал украшен, музыкальная аппаратура проверена, столы накрыты. Учительница Мария Семёновна, немного поправившаяся, но сохранившая прежний лоск, распоряжалась всем, как генерал перед сражением. Её муж, человек, с которым она прожила больше двадцати лет, снова уехал в командировку. Или, возможно, просто не хотел приходить — кто теперь знает?
– Ну что, всё готово? – спрашивала она, оглядывая зал. – Вроде да. Красиво получилось. И самое главное — почти ничего делать не пришлось. Отец Валеры, как и десять лет назад, всё оплатил.
Директриса улыбнулась:
– Повезло вам с учеником. А где он сейчас?
– Не знаю, – пожала плечами Мария Семёновна. – Где-то за границей, говорят. Женат, успешен. Но это, скорее, слухи. А вот остальные… Все будут. Я даже матери этой… Как её… Маринки Соловьёвой написала. Встретила её в магазине, чуть не прошла мимо — совсем другая женщина. Разодетая, уверенная. Как будто жизнь к ней благоволит.
– И она придёт?
– Не знаю, – фыркнула учительница. – Встретила я её, она так на меня посмотрела, будто я ей должна миллион. Ни слова не сказала. Надеюсь, не придёт. Такими людьми можно весь вечер испортить.
Все собравшиеся были местные — те, кто остался в родном городке, кто нашёл работу, женился, завёл детей. Они стояли у крыльца школы, переговаривались, смеялись, пытались узнать друг друга под масками возраста и времени.
Первая красавица класса выглядела уставшей, с темными кругами под глазами.
– Светочка, ты как-то бледно выглядишь, – заметила Мария Семёновна.
Та лишь усмехнулась:
– Пока плохо себя чувствую. Но как только за стол сядем — сразу поправлюсь.
Учительница отшатнулась от резкого запаха алкоголя, который исходил от бывшей ученицы. Рядом стоял Паша — раньше он был активистом, всегда на виду. Теперь он весь в наколках, истощённый, с холодным взглядом. А Наташа жаловалась на жизнь: трое детей, муж-алкоголик, работа в офисе без продвижения.
– Да, никто из них так ничего и не добился, – вздохнула Мария Семёновна. – Зато все изменились…
– Ну что, идём? Валера придёт?
– А Соловьёва?
– Валера должен быть, – уверенно сказал кто-то.
Но не успела она договорить, как к школе подъехала дорогая иномарка. Машина остановилась, и из неё вышел высокий мужчина в строгом костюме. Он открыл дверь с другой стороны и помог выйти молодой женщине в элегантном платье. Лицо её было знакомо, но слишком преображено временем и удачей.
– Это же Марго! – воскликнула одна из одноклассниц. – Из рекламы косметики!
– Вы серьёзно? Это Марго? Она вам кого-то напоминает?
Тишина повисла в воздухе. Все смотрели на парочку, подходящую к крыльцу. Мария Семёновна рассматривала лицо женщины, пытаясь найти в ней черты той девочки, которую когда-то прогнала с выпускного.
– Здравствуйте, Мария Семёновна, – сдержанно произнесла женщина.
Голос был другой, более уверенный, с легкой издёвкой, но внутри него скрывалась боль, которую она научилась прятать.
– Валерочка! – воскликнула учительница. – Как я рада тебя видеть! Представишь нам свою спутницу?
Валера улыбнулся:
– Ой, ну не думал, что придется представлять. Неужели вы её не узнали?
Женщина улыбнулась:
– Здравствуйте, Мария Семёновна. Не могу сказать, что безумно рада вас видеть, но без вас этот вечер не состоялся бы.
– Соловьёва…
Среди толпы пробежал ропот. Марина. Марина Соловьёва. Бывшая «бомжиха», которая когда-то просила хоть какого-то внимания, а получала лишь презрение.
– Неужели так изменилась? Или вы всегда смотрите только на одежду? Только на кошелёк? – продолжила она, не сводя глаз с учительницы.
Та растерянно замахала руками:
– Нет, что вы! Просто тогда… Всё было сложно. Спонсор, условия… Я не хотела…
Валера мягко закончил:
– Спонсор — это я. И я хочу, чтобы сегодня все было иначе.
Он взял Марину за руку, и они вместе направились в актовый зал. За ними последовали все остальные, оставив Марию Семёновну одну на крыльце.
– Что с ней не так? Чем она тебе насолила? – рядом возник трудовик.
– Долго рассказывать, – махнула она рукой.
– Тогда давай выпьем где-нибудь, обсудим, – предложил он.
Она посмотрела на закрытую дверь, за которой смеялись, пили, веселились люди, которых когда-то считала своими учениками, и тоже махнула рукой.
Внутри зала Марина сидела за столом, чувствуя странное опустошение. Она ждала этого момента долгие годы, но теперь понимала — мщение не приносит удовлетворения. Оно лишь делает тебя похожим на того, кого ты ненавидишь.
– Валера, мне так паршиво, как будто я испачкалась, – прошептала она.
– Тогда давай позовём её, – ответил он, беря её за руку.
– Ты прав. Давай попробуем.
Мария Семёновна долго не сопротивлялась. Она вошла в зал, дрожащими руками подошла к Марине, и, не сдерживая слёз, стала просить прощения. Марина кивала, слушала, и в какой-то момент поняла, что боль уходит. Она не хотела быть жестокой. Не хотела повторять чужие ошибки.
Вечер прошёл великолепно. Музыка лилась, смех звучал, вино булькало в бокалах. А Валера наконец смог станцевать первый танец с той, кого любил целых десять лет. С девушкой, которая стала женщиной. С той, которая умела прощать.