– Встать! Суд идёт!
Эти леденящие душу слова Тамара слышала уже не в первый раз, но каждый раз они отдавались в висках тяжёлым, зловещим эхом. Она обвинялась в убийстве собственного мужа. Небольшая и беззащитная, она сидела в клетке, как дикий зверь, пойманный на охоте. Из зала на неё смотрели её же дети — старшие сын и дочь. Взгляды их были полны боли и недоумения. Здесь же были её мать и сестра; сначала они осуждали Тамару, но позже, узнав всю правду, поняли и простили. Суд переносили дважды по разным обстоятельствам, и вот настал день, который, казалось, станет последним заседанием перед тем, как Томочка отправится по этапу. Эти мрачные мысли бесконечным вихрем крутились в её измученной голове.
– Подсудимая, встаньте! Слово предоставляется вашему адвокату, – донёсся до Тамары чей-то голос, вырвав её из тяжких раздумий.
Она с трудом поднялась со скамьи; её тело было налито свинцовой усталостью, и ей до боли хотелось просто рухнуть на холодный кафельный пол и забыться.
– Уважаемый суд, учитывая, что в зале присутствуют присяжные, я хотел бы, чтобы Тамара Егоровна сама рассказала свою историю, – твёрдо предложил защитник.
– Хорошо, предоставляем слово подсудимой, – откликнулась судья.
К Тамаре подвинули микрофон. Адвокат ободряюще кивнул. Но что она могла сказать? С чего начать? В голове была пустота и смятение. Защитник, заметив её растерянность, мягко произнёс:
– Расскажите всё с самого начала. Мы никуда не торопимся. Здесь и сейчас решается ваша судьба.
И она заговорила, и её голос, тихий и надтреснутый, заполнил зал суда.
– Это было четырнадцать лет назад. Я была простой, бесшабашной студенткой — училась, гуляла, жила, ни о чём не задумываясь. Однажды подруга позвала меня на вечеринку, которую устраивал её друг за городом. Я, не раздумывая, согласилась — ведь мы все тогда были молодыми и глупыми. Приехав на место, я смутилась: среди шумной компании почти не было знакомых лиц. Но подруга быстро со всеми меня познакомила.
Гриша сидел в стороне от всех; он, видимо, разжигал костёр и теперь молча ждал, когда угли прогорят и можно будет жарить шашлык. Мне стало его почему-то жаль — такой он был одинокий и отстранённый. Я подошла, предложила выпить. Он молча согласился.
– Я Тамара! – весело представилась я.
– Григорий, – сухо отрезал он и пожал мою руку.
Так и началось наше знакомство. Весь оставшийся вечер мы провели рядом. Все веселились, а он сохранял невозмутимую серьёзность. И почему-то это меня не отпугнуло, а, наоборот, привлекло. В конце вечера он неожиданно предложил проводить меня до дома. Я не стала отказываться. Мы дошли до моего подъезда, и я, замирая, подумала: maybe он меня обнимет…
– Позвоню! – бросил он без эмоций и развернулся, уходя.
А я тогда подумала: «Как же он позвонит, если даже номера моего не спросил?» Но он нашёл способ и позвонил.
– Это я, – прозвучал в трубке его голос.
– Привет, – смущённо ответила я.
– Пойдёшь? – без предисловий спросил он.
– Пойду! – обрадовалась я, словно получила величайший подарок. Хотя чему радоваться? Надо было уже тогда понять, что этот «сухарь» никогда не исправится.
Мы пошли гулять. Я что-то оживлённо рассказывала, а он просто шёл рядом и молчал. Вдруг он резко остановился, развернул меня к себе и… поцеловал. Это было так неожиданно, что я испугалась. И в тот же миг он впервые улыбнулся. Потом я ещё долго вспоминала тот поцелуй, пытаясь понять, что он значил. Это я ему потом объясняла все свои чувства и симпатии, а он лишь молча слушал.
Переломный момент случился (как я теперь понимаю) тогда, когда мы пошли знакомиться к его родителям, точнее, к маме. Он, как всегда, позвонил, без лишних слов вызвал меня на улицу. Я вышла, мы сели и поехали.
– К маме, – коротко сообщил Гриша.
Я всё поняла, но внутри закричала: «Почему не предупредил? Я бы хоть цветы купила!» Но делать было нечего. Мы приехали, поднялись в квартиру. Его мама, Клавдия Петровна, оказалась очень приятной и привлекательной женщиной, видно, что родила она довольно поздно. Мы сели за стол.
– Здравствуйте, детки, – ласково обратилась к нам она.
– Здравствуйте, меня Тома зовут, – улыбнулась я, протягивая руку.
– А я Клавдия Петровна, – доброжелательно ответила она.
– Хватит лясы точить, жрать давай! – вдруг грубо оборвал её Гриша.
Я остолбенела от такой наглости, но промолчала. Хотела помочь накрыть на стол, но он схватил меня за руку.
– Сама справится, – отрезал он.
Я сидела на диване, сгорая от стыда и неловкости.
– Гришенька, расскажите, как вы познакомились, – Клавдия Петровна, закончив хлопоты, села с нами за стол.
– Никак, – огрызнулся сынок.
– Да как это никак! – защебетала я, пытаясь спасти ситуацию. – Мы познакомились на вечеринке общих друзей! Он сидел один, а я решила его «спасти» от одиночества. А потом как-то само всё закрутилось… Вот мы и вместе, пришли к вам знакомиться!
– Хватит трещать, тащи горячее! – приказал он матери, даже не глядя на неё.
Та молча вскочила и побежала на кухню.
– Зачем ты так? Ведь она уже не молодая, – тихо упрекнула я его.
– Цыц! Это мать, она должна.
Я должна была уже тогда обратить внимание на это чудовищное поведение, на то, как он обращается с самой родной женщиной. Но любовь — она слепа. Она застила мне глаза плотной пеленой, сквозь которую я не видела очевидного.
В гостях мы пробыли недолго. На прощание Клавдия Петровна обняла меня и шепнула что-то хорошее.
– Всё! – рывком взял меня Гриша за руку, и мы ушли. Он проводил меня молча, как всегда, и у подъезда остановился.
– Будешь со мной? – спросил он, глядя куда-то в сторону.
– Буду, – выдохнула я, счастливая, что он проявил инициативу.
На следующий день он встретил меня у подъезда, и в его руках был одинокий алый бутон. «Ничего себе, — подумала я, — Гриша никогда не дарил мне цветов». Я вышла, он молча протянул мне розу. Я, улыбаясь, поднесла её к лицу, чтобы вдохнуть аромат.
– Чего ты её нюхаешь? Смотри внутрь, – сказал он.
Я удивилась, раздвинула бархатные лепестки и ахнула: в сердцевине цветка сверкало маленькое колечко.
– Это что? Предложение? – спросила я с горящими от счастья глазами.
Он лишь кивнул. И я сказала «да».
Никакой свадьбы у нас не было. Просто сходили в ЗАГС, расписались. Потом наспех съездили к моим родителям и к Клавдии Петровне. Нигде не задержались. Гриша привёз меня в свою холостяцкую квартиру. Всё было так, как я и ожидала: аскетично, по-спартански. Но я верила, что смогу всё изменить, сделать уютным. Он взял меня на руки, отнёс в спальню и довольно грубо бросил на кровать. Мне было больно, но я убеждала себя, что «у всех так бывает». После этого он просто отвернулся и заснул. Я пошла в ванную, посмотрела на себя в зеркало — всё тело было в синяках. Я тихо всплакнула, но это были слёзы счастья. Я вышла замуж! Теперь всё изменится.
Но всё изменилось не в лучшую сторону. Я работала в престижной компании, меня уважали коллеги и клиенты. Однажды я задержалась на полчаса.
– Где была? – его рык встретил меня ещё в коридоре.
– Извини, милый, задержалась, работы куча! – крикнула я в ответ, снимая пальто.
Он вылетел в коридор и с размаху ударил меня по лицу. Удар был такой силы, что я отлетела к кухонному порогу. Из носа хлынула кровь, глаза заплывали. А он… он подошёл, взял меня на руки, как ребёнка, и отнёс в спальню.
– Извини. Это для профилактики. Чтобы больше не опаздывала.
Я не могла прийти в себя. Добралась до кухни, достала из морозилки курицу и приложила к распухшему лицу. В голове крутилась лишь одна мысль: «Как я завтра пойду на работу?»
Я всё понимаю. Сейчас многие подумают: «Почему она не ушла сразу?» Вот не ушла. И сейчас горько жалею об этом.
На работу на следующий день я не пошла, отпросилась у начальника. Вы бы видели моё лицо — глаз не было видно вовсе. А он в эту ночь ещё и пристал ко мне с супружеским долгом.
Спустя некоторое время я поняла, что беременна. Сообщила мужу — он отреагировал абсолютно равнодушно. Чего я ждала? Он всегда был таким. Зато все родственники были счастливы, особенно Клавдия Петровна. Я тоже светилась от счастья — первенец от любимого мужчины (не верится, что я сейчас это говорю).
Беременность протекала тяжело: токсикоз, отёки, постоянное недомогание. Однажды на работе мне стало совсем плохо. Я позвонила Грише, умоляя забрать меня. Он приехал, забрал. В подъезде всё было спокойно. Но едва я открыла дверь в квартиру, он с такой силой толкнул меня внутрь, что я потеряла равновесие и упала. Началось кровотечение. Вызвали «скорую». Меня доставили в больницу.
Дочка Ирина родилась раньше срока. Я очень переживала. В тот момент я уже отчётливо понимала: Гриша на людях — нелюдимый молчун, а дома — настоящий кухонный боксёр. В больнице с дочкой я провела больше двух месяцев, пока она не набрала вес. Когда нас выписали, муж встретил с цветами. Не скажу, что это было неприятно, но я уже твёрдо усвоила: нельзя делать ничего, что ему не по нраву.
В ночь после выписки он потащил меня в постель. Я умоляла, говорила, что ещё рано, я не могу. Он просто не слышал меня. После этого я часами отмокала в ванной, но легче не становилось. Заплакала дочка — я пошла к ней и так и просидела у её кроватки до утра. Днём, пока Гриша был на работе, я готовила, убирала, занималась с Иринкой.
Вечером он приходил.
– Жрать хочу! – это были его единственные слова. Он никогда не спрашивал, как наш день, что мы делали. Подавай ему еду, и всё.
Я накрывала на стол. Он кушал, бросал «спасибо», вставал и уходил. Убрать за собой? Он даже не думал об этом. А ночью кошмар повторялся. Всё моё тело болело, но я никому не могла об этом рассказать.
После рождения дочки прошло всего три месяца, а я снова поняла, что беременна. Я думала, не вынесу этого. Сказала Грише, что хочу сделать аборт. Но даже говорить об этом было нельзя.
Пока живота не было видно, муж каждый день тащил меня в спальню. Я даже радовалась этому, надеясь, что потеряю ребёнка, но этого не случилось. Родители, узнав, были в шоке: «Зачем таким молодым сразу двое детей?» Я не могла ответить им на этот вопрос.
Дома была маленькая Иринка, которая, слава Богу, крепла на глазах. Её часто забирала к себе Клавдия Петровна. Схватки начались ночью, снова раньше срока — видимо, сказались «бурные» ночи. И на здоровье сына это тоже отразилось. Мальчик родился с ДЦП. Врачи предлагали отказаться от него, но я никогда не отдала бы свою кровинку. Ни за что.
Домой мы вернулись уже без цветов. Теперь на мне висели маленькая Ира, больной сынишка Денис и муж. Всё повторялось, как и в первый раз. Я разрывалась между ними, а мужу было плевать. Когда в гости приходили родители или Клавдия Петровна, я изображала счастливую семью. И они верили, ведь в доме был образцовый порядок. Каждый день к нам стал приходить молодой врач, Александр. Он осматривал Дениску, ему ежедневно были нужны процедуры.
Ирина уже твёрдо стояла на ножках, ей было почти три года, Денису — скоро два. Мальчик был очень слаб, мы возили его в коляске, за ним каждую минуту нужен был уход. И в это время я узнаю, что снова беременна. Сказала Иришке, что отойду ненадолго, папе ничего говорить не нужно. Сбегала в поликлинику, записалась на аборт. Вернувшись домой, я увидела, что Ира плачет, а малыш лежит в испачканном памперсе.
– Гриша, как тебе не стыдно? Это же дети! Они не виноваты, что мы их родители! – не выдержала я.
И тут же получила кулаком в лицо. Я упала, сумка выскользнула из рук, и из неё вылетело направление. Муж поднял бумажку, прочёл и взбесился. Он пинал меня, бил кулаками — везде, кроме живота.
Я лежала на полу, рядом рыдала дочка. Я еле встала, кое-как переодела Дениса, пошла готовить ужин. Мы с детьми были уже настолько запуганы, что ни о каком разводе не могло быть и речи.
После того случая я боялась лишнее слово сказать, ходила тише воды, ниже травы. Но дети молчать не могли. Особенно Денис — он мог ночью заплакать, и тогда Гриша влетал в комнату с рёвом: «Заткни его!» Я не понимала этого человека: он не давал сделать аборт, но и детей своих не любил. Срок моей беременности подходил к концу. Иринка к тому моменту была уже достаточно взрослой, чтобы присмотреть за братом.
Меня увезли в больницу. Врачи сказали, что есть осложнения — ребёнок идёт ножками вперёд, нужно срочное кесарево сечение. Я подписала все бумаги, меня повезли в операционную. Всё прошло успешно — теперь у меня было трое детей. Но радовалась я рано. Через несколько дней нас выписали домой. Паша оказался спокойным мальчиком, мало плакал, много спал.
Я спросила у Иры, как они провели эти дни. Она смотрела на меня большими испуганными глазами и молчала. Я поняла: Дениска опять кричал по ночам, а Гриша вымещал злость на старшей. Мне было до боли жаль дочку, но я ничего не могла поделать.
Да, сейчас все подумают, что я думала только о себе. Это не так. Если бы под ударом была только я, я бы не ждала ни минуты. Но у меня были дети.
Дни текли один за другим. Паша подрастал. Ему было несколько месяцев, когда ночью Денис закатил истерику. В комнату влетел разъярённый Гриша. Он схватил меня, но случайно задел ногой кроватку с Павлом. Та перевернулась, и мальчик выпал, ударившись головой о батарею.
– Мамочка, он не дышит! – запричитала Ира.
Я подбежала — и правда, не дышит. Вызвали «скорую». Гриша в это время спокойно ушёл в спальню и не выходил, пока всё не закончилось. В свидетельстве о смерти написали «несчастный случай». Естественно, я ничего не сказала.
Было невыносимо тяжело. Маленькая дочка, не по годам взрослая, больной сын, а теперь ещё и такая потеря. Дома было невыносимо находиться, поэтому я часто уходила с детьми к Клавдии Петровне. Однажды она заметила на моей скуле свежий кровоподтёк.
– Тома, что это? – с ужасом в глазах спросила она.
– Ничего, стукнулась, наверное, – отмахнулась я.
– Я знаю, как ты «ударялась». Я тоже часто так «ударялась». Мой сын — тиран. Извини, что не предупредила тебя раньше. Расскажи мне всё, – попросила она.
Но я не смогла. Не знаю почему. Мне было стыдно. Я ушла от неё, и мне было мучительно стыдно перед этой женщиной.
Через несколько месяцев Клавдии Петровны не стало. Было очень грустно. Гриша в тот день пришёл домой пьяный в стельку. Он схватил меня, потащил в спальню. Я кричала что-то про детей, но он словно оглох. Когда всё закончилось, я не могла пошевелиться. Такое повторялось всё чаще. Почему я терпела? Не знаю.
Иринка пошла в первый класс. Денис не мог ходить, так и не получив должного лечения. Я сама, как могла, делала ему массажи, ставила капельницы. После похорон Клавдии Петровны прошло девять дней, потом сорок, и я снова поняла, что беременна. «Зачем? — думала я. — Зачем подвергать ребёнка этой опасности?»
Грише ничего не сказала — стало бы только хуже. Решила выносить и родить. Как ни странно, эта беременность была самой лёгкой. Весь срок Гриша меня не трогал, он вообще редко появлялся дома. Мы, наконец, могли дышать полной грудью. Он стал приносить зарплату, покупать детям подарки. Я не могла узнать своего мужа. Что с ним произошло? Год мы прожили без драк и ссор. Я родила Ванечку. Он был таким хорошеньким, и мне казалось, что он вылитая баба Клава.
Я решила поделиться этим наблюдением с Гришей.
– Дорогой, посмотри на Ванечку! Он так похож на твою маму! – показала я ему свёрток.
– Отойди! – он так толкнул меня, что я едва удержалась на ногах, но ребёнка не уронила. Спряталась с детьми в комнате. Ира была в школе, Денис сидел за столом и пытался писать — Ира с ним занималась, вот он и старался. Я смотрела на них и радовалась, что у меня такие замечательные дети.
– Мама, я пришла! – кричала с порога дочь, возвращаясь из школы (она уже оканчивала второй класс).
– Заходи, сейчас приготовлю покушать… – начала я, но не успела договорить. В коридор вышел Гриша.
– Сначала меня накорми, – бросил он и прошёл на кухню. И там началось.
– Хлеб криво порезала! – показал он на куски.
– Хорошо, сейчас исправлю, – снова принялась резать булку.
– Что ты мне его кидаешь? – уже злобно прошипел он.
– Гриша, да ты просто придираешься!
– Я придираюсь? Ты ещё не видела, как я «придираюсь»! – он схватил меня за волосы и потащил по полу в спальню. Я отчаянно сопротивлялась. Прибежала Ира, она была уже достаточно взрослой, чтобы всё понимать.
– Папа, не трогай маму! – закричала она.
– А ну, ушла в другую комнату! – гаркнул на неё отец.
– Не уйду! – упрямо скрестила руки на груди дочь.
– Тогда я тебе помогу! – он схватил её и вытолкнул за дверь, захлопнув её. Я рванулась к дочери, но он держал меня.
В этот момент ад начался с новой силой. Ваня ревел в комнате, Денис, слыша это, тоже начал кричать. Ира не могла их успокоить, а Гриша зверел всё больше. В тот раз я не могла не то что встать — доползти до детей было невыносимой болью. Цепляясь за пороги, я приползла к ним. Я плакала. У меня не осталось сил.
Как-то Ирина присела рядом со мной.
– Мамочка, почему мы с ним живём? – спросила она.
– Ирочка, я не могу уйти. Он нас найдёт, – рыдала я.
– Давай расскажем всё бабушке и дедушке?
– Я не могу. Представь, что с ними будет? Ведь это я сама выбрала такую жизнь.
– Мамочка, Денису очень плохо. После последнего скандала у него глаз стал моргать чаще…
Я всё это понимала, но сделать ничего не могла.
Как-то раз я решила определить Дениса в хорошую клинику. Сказала об этом мужу — он ответил категорическим отказом. Тогда я впервые обратилась за помощью к родителям. Если раньше мальчик хоть как-то вставал, то теперь он только лежал или сидел. Мама сказала, что у неё есть знакомые. Дениса, наконец, положили в больницу. На операцию нужны были деньги — помог муж моей сестры. Я была им всем так благодарна! Хоть Дениске поможем.
Дома продолжалось то же самое. С годами Гриша, видимо, почувствовал свою безнаказанность. Он начал огрызаться на дочь, и маленькому Ванюше тоже перепадало «ласковых» словечек отца. Я не могла этого терпеть и однажды сделала замечание, указав на возраст детей. Ире на тот момент было уже десять лет. В ответ он вылил на меня ушат грязи.
– Воспитываешь такую же проститутку, как сама! – орал он.
– Да какая я проститутка? Ты был моим первым и единственным мужчиной! – я изо всех сил старалась не заплакать.
– Лучше уйди в комнату, – прошипел он.
И мы уходили. Потому что боялись. Ирина, которая всё понимала, записалась в кучу кружков, чтобы меньше бывать дома. Мне некуда было выйти. Ванечка ходил в садик. Хорошо хоть, Дениска был в больнице, ему ничего не грозило.
Я начала планировать побег. Думала: подам на развод, его вызовут в суд повесткой, и нас разведут. Пока думала, время шло, а страх за детей рос. Понимала, что потом могут быть последствия, но мы будем уже в другом месте. Я всё узнала, подготовила документы, оплатила госпошлину. На завтра была назначена встреча. А Гриша, будто чувствуя это, вечером пришёл пьяным и агрессивным.
Всё как всегда: кухня, крики, проснувшиеся дети. Я делала всё, чтобы угодить ему, но он всё равно нашёл, к чему придраться.
– Почему сантехника не вызвала? – с ненавистью смотря на меня, спросил он, указывая на капающий кран.
– Я думала, это должен сделать ты! – удивилась я и тут же поняла, что совершила ошибку.
– Ах, так? Ну держи! Вот тебе и кран, и сантехник в придачу!
Я очнулась от резкого запаха нашатыря. Передо мной сидел врач. Оказалось, дочка тихонько вызвала «скорую», пока папа не видел.
– Заявление писать будете? – спросил медбрат.
– А что толку? Его там не задержат, а мне будет ещё хуже, – ответила я.
– Ваше дело. Моё — предложить, – пожал плечами сотрудник.
– Всё в порядке, не волнуйтесь.
Я твёрдо решила: развожусь. Мне было уже всё равно, как я выгляжу. Утром я проснулась с чётким знанием, что мне делать. Я пошла в мировой суд. Мои синяки должны были стать доказательством того, что этот развод необходим. На меня смотрели как на прокажённую. В кабинете судьи, видимо, приняли за алкоголичку и тут же начали брезгливо морщиться. Но мне было уже наплевать.
– Я хочу развестись, – твёрдо заявила я, кладя документы на стол.
– Мотив? – холодно спросила судья.
– Какой ещё мотив вам нужен? – обвела я рукой своё избитое лицо.
– Понятно. Допьются, потом бегают по судам, – вздохнула она.
– Я вообще не пью! Я страдаю! Мои дети страдают! – закричала я, но она лишь просматривала мои документы.
– Так… Вижу, у вас есть дети. Даём вам время на примирение — три месяца, – спокойным голосом изрекла она.
– Что?! Какие три месяца? Он меня убьёт за это время! – я не могла сдержаться.
– Женщина, покиньте кабинет! – это был её последний аргумент.
Я шла домой, и во мне всё клокотало от ярости и бессилия. В этот момент зазвонил телефон.
– Алло? – ответила я.
– Здравствуйте, вас беспокоят из больницы. Ваш сын находится у нас… – раздалось в трубке.
– Да? – я поняла, что звонят по поводу Дениса. – Что вы хотели?
– Видите ли, вашему сыну через месяц исполняется двенадцать лет, и он не может больше здесь находиться, – услышала я, и у меня подкосились ноги. Ну почему именно сейчас?
– Хорошо… Мы приедем за ним.
К тому времени Денису стало намного лучше. Он мог сам передвигаться, глаза смотрели нормально. Проблемы остались только с правой рукой, но с этим мы могли справиться сами. Я поблагодарила врачей, и мы вернулись домой.
– А, калеку привезли, – с порога бросил муж.
– Он не калека! Он твой сын! – зло выкрикнула я.
– Что ты там вякнула? – вскипел он.
Но в тот день мне было уже всё равно. Я была настолько зла, что не могла думать трезво.
Ирина встретила Ванечку из школы, я в это время занималась с Денисом. Смотрела на него и не могла нарадоваться: он сам мог делать так много! Ну, не всё, конечно, но многое. Раньше он даже встать не мог, а сейчас поднимался с кресла и мог сделать несколько шагов по комнате.
Все были дома. Я хоть и выглядела ужасно, но была счастлива в этот миг. Я точно знала: скоро этого человека не будет рядом с нами. Нас всё равно разведут. Наступил вечер. Муж вернулся домой и сразу начал орать про развод. Я опешила: откуда он узнал?
– Мне сегодня позвонили, сказали, что ты на развод подала! – проревел он. От этих слов стало холодно.
– Наверное, ошиблись… – попыталась я соврать.
Но я уже видела, как его глаза налились звериной злостью. Он ничего не понимал и не стеснялся детей. Он схватил меня и потащил. Был ещё ранний вечер, и никто не спал. Ирина бросилась к отцу с криками, пытаясь защитить меня, но он отбросил её, как тряпичную куклу. Ваня подбежал к сестре — ему было жалко всех. Он тоже попытался подойти, но его ждала та же участь.
В это время из комнаты на своей коляске выехал Денис.
– Ира, Ваня, увезите Дениса! – закричала я.
Но он уже всё увидел. Он попытался встать с коляски, но не смог и упал. Я видела, как у него скрутило ногу и руку — это был приступ. После этого ему могло стать хуже, а он только-только начал чувствовать почву под ногами. Не знаю, откуда во мне взялись силы, но я вырвалась из его железной хватки. Подхватила детей и буквально зашвырнула их в комнату. Дениса посадила в кресло. У него скосились глаза, а руки снова сжались в знакомые спазмы.
Во мне вскипела такая ярость, что я перестала что-либо соображать. Я видела только, как Гриша идёт на меня. Я побежала на кухню, схватила первый попавшийся под руку табурет. Когда я ударила его, у меня затряслись руки — я впервые решила дать сдачи. Но стул оказался слабеньким. Гриша даже не моргнул. Я потянулась за чем-то тяжёлым, но моя рука наткнулась на рукоять ножа. В тот момент я уже ни о чём не думала. Только бы защитить детей.
Я не замахивалась. Я просто оборонялась, пытаясь его оттолкнуть, чтобы он не тронул меня. И получилось так, что он рванулся на меня, толкнул, и я полетела на спину. По инерции я сложила руки на груди, а в них был тот самый нож. Всё произошло мгновенно. Видимо, когда он толкал меня, то сам не удержал равновесия и понёсся вслед за мной. Я лежала и смотрела, как он падает на меня, думая, что это конец. Но Гриша рухнул, и мне вдруг стало невыносимо тяжело. Он хрипнул и обмяк.
Я не понимала, что произошло. Может, он просто вырубился от удара табуретом? Потом я почувствовала, что на моей груди стало тепло, мокро и липко. Я кое-как высвободилась из-под его тяжёлого тела. Смотрела и не верила своим глазам: Гриша лежал на полу и не шевелился. Только сейчас до меня дошло, что нельзя позволить детям это увидеть.
Я вбежала в комнату, на ходу обмотавшись каким-то полотенцем.
– Где папа? – прокричала Ира.
– Я вам потом всё объясню! Собирайтесь, мы едем к бабушке! – скомандовала я.
– Денис не сможет, у него приступ! – сказала дочь.
– Ничего, как-нибудь довезём. А там вызовем «скорую»! – нужно было любой ценой убрать детей из квартиры.
Мы ехали на такси всего четыре минуты, а мне казалось, что прошло шесть часов.
– Мама, открывай! Это мы! – я колотила в дверь.
– Привет! Что случилось? – мама смотрела на нас большими испуганными глазами.
– Мамочка, пусть дети останутся у тебя! Вызови «скорую» для Дениса, у него приступ! – выпалила я и бросилась назад. За мной выскочил отец.
– Дочка, расскажи, что произошло? – дрожащим голосом спросил он.
– Мне кажется… что Григория больше нет, – едва слышно прошептала я.
– В каком смысле? – не понял отец.
– В прямом. Мне надо ехать домой и вызывать полицию. – я рванулась прочь.
– Подожди, я поеду с тобой! – начал собираться он.
– Нет! Позаботьтесь о моих детях! – я бросилась обратно в такси.
Дома меня охватил страх: а вдруг всё не так, как я помню? Но всё было по-прежнему. Я набрала 02, затем 03, села на диван и стала ждать. «Скорая» приехала быстрее. Они констатировали смерть. Затем подъехала полиция. Начались допросы. Вызвали понятых — ими оказались соседи. Они пребывали в шоке: все думали, что мы — образцовая семья, трое детей… а оказалось всё не так. Все кивали головами, смотрели на моё синее лицо и, наверное, думали то же, что и судья: «Допилась, подрались».
– Хорошо, что дети не видели, – перешёптывались соседи.
На меня надели наручники и увезли. Начались мытарства: меня переводили из одного здания в другое, везде — допросы. «Нужны свидетели», — говорили мне. А кто у меня есть? Только дети. Все остальные уверены, что у нас всё было «хорошо». Я ничего не могла доказать, только показывала свои старые побои. Но они ничего не доказывали.
Состоялся первый суд. Мне определили наказание, но мой адвокат был против, поэтому заседание перенесли. Всё это время я металась по казённым учреждениям. Я не переживала за себя — только за детей. Что с ними будет? С кем они останутся? Мама уже не в том возрасте, чтобы ухаживать за Денисом. Вот и всё, что я хотела вам рассказать.
– Спасибо, Тамара Егоровна, – сказал адвокат и мягко отодвинул от неё микрофон.
– Вам спасибо, что дали высказаться, – тихо поблагодарила Тома.
Адвокат обвёл взглядом зал суда.
– И что вы сейчас скажете? Кто давал этой женщине слово? Её просто никто не хотел слышать! «Убила — значит, должна сидеть». А что будет с её малолетними детьми? Над ними и так всю жизнь издевались, им снова предстоит страдать? Мать, которая защищает своё потомство, — вот настоящая женщина!
Он смотрел на присяжных, многие из которых были женщинами. Они сидели, смахивая слёзы с глаз. Он больше ничего не добавил, посмотрел на судью и сел на своё место.
Судья стукнула молоточком. Присяжные удалились для вынесения вердикта. В комнате для совещаний разгорелись жаркие споры.
– Пусть частично, но она виновна! – говорил один из мужчин.
– Да вы что? Она защищала себя и своих детей! – возражала ему женщина.
– Почему раньше не обратилась в полицию? Его бы забрали!
– Нет у нас такого закона! Вот если бы он убил кого-то — тогда бы да. Только тогда бы и забрали.
Спорили долго, но в итоге пришли к соглашению.
И снова заседание. Та же клетка, тот же зал. Тамара уже ни на что не надеялась. Всё ей страшно надоело.
– Встать! Суд идёт! – объявил секретарь.
Все встали. Встала и Тома.
Пришлось долго ждать, пока все успокоятся. Наконец судья поднялась, открыла папку и начала зачитывать решение. Она говорила что-то об отрывках из дела, статьи, обвинении…
– …считать невиновной и освободить в зале суда! – вдруг донеслось до Тамары.
Она не поверила своим ушам. Она смотрела на пристава, который подходил к клетке. Он открыл дверь. Женщина стояла, не в силах сделать шаг. Когда молодой человек показал ей рукой, чтобы она выходила, она сделала первый шаг, потом второй… Всё боялась, что её остановят. Но этого не случилось.
Она подбежала к родным, обняла детей, прижала их к себе. Им всем не верилось, что они снова вместе. Тамара не понимала, что делать дальше. Для начала они все вместе поехали к её родителям — ведь там их ждал Дениска. В тот раз ему быстро помогла «скорая». Дедушка всё это время занимался с ним, выводил на свежий воздух, они упражнялись на тренажёрах.
Дверь открылась. Мать вбежала в квартиру. Они обнялись с сыном. Он был таким взрослым! И ничего, что болеет, — они всё преодолеют.
Теперь нужно было решить, что делать с квартирой, где они жили. Мама предложила оставить её детям, но Тома была категорически против.
– Сейчас поедем туда, соберём вещи, а потом решим, – быстро проговорила она.
– Я уже всё сделал, – отозвался отец. – Даже нанял компанию, чтобы всё отмыли.
– Спасибо, папочка! – обняла отца Тома.
– Да не за что, дочка, – похлопал он её по спине.
– Значит, будем выставлять её на продажу. Деньги помогут нам лучше, чем эта клетка, в которой мы жили, – твёрдо сказала Тома.
– Тебе тут ещё конверт пришёл, – показала мама. – Что-то официальное. Мы не вскрывали.
Тома дрожащими руками вскрыла его. Внутри было послание от нотариуса. Клавдия Петровна завещала свою квартиру Ирине, а дачу за городом — Томе и мальчикам. У неё также были немалые сбережения.
– Почему я только сейчас об этом узнала? – не поняла Тома.
– Этого нам никогда не узнать, – пожали плечами родные.
Вечером все сидели на кухне, разговаривали — будто и не было всего этого кошмара.
– Завтра нужно позвонить врачу Дениса, пусть продолжает занятия, – сказала Тома. – Теперь у нас есть на это деньги.
– Абсолютно согласны, – закивали все.
– Предлагаю поехать в квартиру Клавдии Петровны, посмотреть, как там всё, и прибраться, – предложила бабушка.
– Давайте завтра всем этим и займёмся, – зевая, сказала Тамара.
Ей ужасно хотелось лечь на чистое бельё, которое пахло маминым домом и беззаботным детством.
Она лежала и понимала: всё хорошо. Бояться некого. Дети в безопасности. Утром она сразу набрала номер Александра, того самого врача, который с детства следил за Дениской.
– Здравствуйте, это Тамара. Вы, наверное, меня не помните… – начала она.
– Почему же? Помню. Я приходил к вам, чтобы осматривать Дениса, – быстро перебил её молодой человек. Даже по телефону Тома почему-то смутилась.
– Да, вы правы… Скажите, а не могли бы вы снова начать эти процедуры? Я заплачу, – неуверенно проговорила она.
– С большим удовольствием! – отозвался он. – Завтра в десять буду у вас. До свидания!
– До свидания, – проговорила Тома и положила трубку.
Всем семейством они отправились по адресу бывшей свекрови. Её родители там никогда не были. Войдя в прихожую, они почувствовали запах затхлости и пыли.
– Так, открывайте все окна и балкон! Ира, снимай шторы! Ваня, сворачивай ковры! – скомандовала Тома, сразу взявшись за дело.
– А мы с отцом что будем делать? – обиженно спросила мама.
– Отец спускается с Денисом на улицу: папа выбьет ковры, Денис погуляет. Мама, доставай из шкафов весь хрусталь — это уже не модно! – распоряжалась Тамара.
Когда всё было сделано, квартира засверкала чистотой. Казалось, в ней стало даже светлее и просторнее. Томе на мгновение показалось, что вот-вот с кухни выйдет улыбающаяся Клавдия Петровна.
– Ну почему у такой хорошей женщины был такой сын? – тихо спросила она себя.
– Давай не будем о грустном, – подошла к ней мать. – Сейчас уже всё хорошо.
Они возвращались домой в хорошем настроении. Завтра в десять утра должен был приехать Александр. Тома никогда не думала о других мужчинах, а тут почему-то не могла выбросить его из головы. Он приехал, позвонил в домофон, но она сказала ему не подниматься — они сами спустятся.
На улице, после занятий, Денис отдыхал. Саша подошёл к Томе.
– А можно вас куда-нибудь пригласить? – робко спросил он.
– Я даже не знаю… – смутилась она.
– Раньше, когда я к вам приходил, я видел, что в семье не всё в порядке… Но не посмел вмешаться, – с грустью проговорил он.
– Не надо вспоминать. У каждого своя судьба, – опустила голову Тома.
– Так мы завтра встречаемся вечером? – снова спросил он.
– А почему завтра? – игриво посмотрела на него женщина.
– А что, можно сегодня? – удивился он.
– А чего ждать? Жизнь коротка, нужно всё успевать.
Они завели Дениса домой, а сами пошли в ближайшее кафе. Просто заказали по чашке кофе и болтали.
– Ты, наверное, сейчас всех мужчин боишься? – неуверенно проговорил он.
– А я думала, это они меня должны бояться, – рассмеялась Тома.
– Ты бы смогла… со мной встречаться?
– Что за вопрос? Предлагай, а я подумаю, – удивилась она своей внезапной смелости. Может, оттого, что давно не встречала порядочных мужчин.
– Предлагаю!
– Соглашаюсь!
– Перейдём на «ты»?
– Тогда выпьем кофе на брудершафт! – улыбнулась Тамара и подняла свою чашку.
– Согласен!
Они выпили, не забыв в конце чмокнуть друг друга. С этого момента Саша приходил в их дом не только как лечащий врач Дениса, но и как мамин ухажёр. Бабушка и дети были безмерно рады за неё — они уже и не надеялись, что такое возможно.
Вскоре семья переехала в новый дом, купленный на деньги от продажи обеих квартир. Там было много места, всем хватало. Главное — был большой огород, в котором обожала копаться Тамара.
Они расписались тихо. На празднике были только самые близкие: родители, сестра с мужем и дети. Больше никого и не нужно было. Вскоре Тома почувствовала знакомую тяжесть в животе. И хотя это был уже не первый ребёнок, она впервые испытывала абсолютное, ничем не омрачённое счастье.
– Ты скоро станешь настоящим отцом, – подмигнула она мужу.
– А что, я тебя сейчас чем-то не устраиваю? – насторожился Саша.
– Меня всё устраивает. И будет устраивать ещё больше, если ты поймёшь намёк, – она посмотрела на свой живот.
– Я стану отцом? Ура! – он закружил её по комнате. Теперь жизнь начиналась по-настоящему.