Серое утро обрушилось на город тяжёлым свинцовым покровом. Дождь только что закончился, оставив после себя мокрые тротуары, блестящие от растаявших луж, и гулкую тишину, прерываемую лишь шумом проезжающих машин. В этот момент Настя буквально вылетела из подворотни, как пуля из ствола — каблуки хлопали по асфальту, сердце колотилось, волосы растрепались от бега. Она смотрела на цифры на экране телефона — «+30 минут» — и едва не выругалась, но вовремя прикусила язык. Опоздание! Целых полчаса! А всё — из-за жуткой аварии, которая развернулась прямо перед самым носом её троллейбуса. Машины стояли плотной стеной, сигналили, водители орали, а она — застыла на остановке, чувствуя, как внутри всё сжимается от тревоги. Теперь до офиса нужно добираться как бог на душу положит.
Город вокруг будто сошёл с ума — пробки, хаос, спешка. Такси? Ни одного. Метро? Слишком долго. И тогда Настя решилась: вперёд — через дорогу , напрямик, поверху, хоть и было запрещено. Подземный переход — это лишние три минуты, которых у неё просто не было. Она бросилась через проезжую часть, не замечая, как капли воды с крыльев автомобилей летели ей под ноги. Только ступила на противоположный тротуар — вдруг сзади раздался оглушительный визг тормозов, скрежет металла, чей-то вскрик. Обернулась — и сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
По дороге, словно пушечное ядро, мчался мальчишка на электросамокате. Лицо — в испуге, глаза расширены, руки дрожат. Он пытался проскочить между двумя автомобилями, но просчитался. Самокат закрутился, выскользнул из-под ног, и пацан рухнул прямо на асфальт. В тот же миг с рёвом надвигался автобус — огромный, безжалостный, как поезд метро. Колеса уже почти касались его куртки…
И тут Настя не стала думать . Инстинкт взял верх. Её тело действовало быстрее мыслей. Два шага — и она уже на проезжей части. Рывок, хватка — за подмышки, как щенка — и мощным движением выбрасывает мальчишку на тротуар. Автобус пронёсся в считанные сантиметры, с грохотом раздавив самокат, превратив его в груду искорёженного металла и пластиковых обломков, будто консервную банку под прессом.
Тишина. Потом — звук собственного дыхания. Пацан сидел на корточках, дрожащий, бледный, с широко раскрытыми глазами. Он смотрел то на останки своего транспорта, то на Настю — и слова будто застряли где-то глубоко в горле.
— Ты вообще с ума сошёл?! — наконец выдохнула она, с трудом переводя дух. — По такой дороге кататься, как по парку?! У тебя голова есть? Или ты решил сегодня стать заголовком новостей: «Мальчик погиб под колёсами маршрута №17»?!
Он молчал. Лишь дрожащей рукой провёл по лицу, и вдруг — голос сорвался в крик:
— Как мне ещё добраться до папы?! Я ему говорил — не оставляй меня дома с этой… с Снежаной Григорьевной!
И тут он разрыдался. Не детский плач — истерика, слёзы, всхлипы, всё, что накипело за день, за неделю, за год. Он уткнулся лицом в колени, сжавшись в комок. Настя опустилась рядом, осторожно обняла его за плечи, почувствовав, как он дрожит.
— Эй, тише… тише… — мягко проговорила она. — Куда ты спешил?
— К папе. Он — генеральный директор компании логистики.
— Что?! — Настя резко подняла голову. — Ты… сын Николая Ивановича?
— Ну да, — всхлипнул мальчик. — Я — Николай Григорьевич младший. А вы его знаете?
— Я — Анастасия. Работаю в том же здании. Только не в кабинете, а… уборщицей, — улыбнулась она с лёгкой горечью. — Но кто-то ведь должен следить, чтобы там было чисто, правда?
Пацан кивнул, вытер глаза рукавом.
— Я люблю наблюдать, как дворник убирает территорию. Он так аккуратно метёт — как будто рисует картину. Всё блестит, как в рекламе.
Настя невольно рассмеялась. Кто бы мог подумать, что сыну гендиректора нравится видеть, как кто-то моет полы и выносит мусор? Это было так искренне, так трогательно, что на секунду боль усталости и злость на судьбу отступили.
— Ладно, герой, — она протянула ему чистую салфетку. — Пойдём искать твоего папу.
— Николай младший, — поправил он серьёзно. — Чтобы лучше запомнить, давайте потренируем память. Хотите — научу паре упражнений?
— Конечно, — улыбнулась она. — Только давай быстрее. Если я сейчас не появлюсь на работе, мой начальник сделает из меня шашлык.
Они направились к бизнес-центру — Настя почти бежала, Коля еле поспевал. По пути она спросила:
— Почему ты не хочешь оставаться с гувернанткой?
— Она была хорошая, но заболела. А теперь со мной занимается Снежана — папина жена. У неё… нервы ни к чёрту.
— То есть?
— Пришлось её успокаивать, — признался он, и Настя похолодела.
— Что ты сделал?!
— Вылил на неё кофе. Только не страшно — он был уже холодный. Она всегда наливает себе и ставит мне рядом. Даже пара не шла.
Настя выдохнула с облегчением. Хорошо, что не ошпарил. Представить страшно — сколько бы скандала было!
— А давно она с вами?
— Почти год. После мамы… — он замолчал, сглотнул. — Когда мама умерла, папа хотел продать компанию, уехать куда-нибудь подальше. Я его отговорил. Сказал: «Ты не один. Есть я». Потом появилась Снежана… и он передумал. Только теперь не знаю — хорошо это или плохо. Может, лучше бы мы жили в деревне, зато без неё…
В лифте к кабинету гендиректора Коля влетел первым, но секретарь Виктория Сергеевна перекрыла ему путь, как стража древнего храма.
— Совещание! Важные переговоры! Нельзя!
— А Настя — можно! — выпалил мальчик. — Она меня спасла!
Виктория Сергеевна повернулась к Насте, приподняв бровь:
— Шеф уже ругался, что ты опоздала. Говорил — сегодня должна быть здесь пораньше. А ты — снова подводишь.
Настя развела руками:
— Сегодня весь мир против меня. Сначала авария, потом этот маленький сумасшедший чуть не стал блинчиком под автобусом.
— А что он вообще делал на дороге? — удивилась секретарь.
— Ехал к папе! — закричал Коля. — Самокат сломался, я упал, а Настя вытащила меня! Автобус его раздавил!
— Боже… — ахнула Виктория. — Это же ДТП! Полицию вызвали?
— Не успели, — ответила Настя. — Я думала только об одном — убрать ребёнка с дороги.
Она быстро прошла в приёмную, помыла полы, протёрла столы, прошлась по коридору. Всё было идеально — она убирала ещё вчера вечером. Но когда совещание закончилось, из кабинета раздался ледяной голос:
— Анастасия, ко мне.
Она вошла. Николай Иванович сидел за массивным столом, суровый, как генерал перед казнью.
— Работаете недавно, поэтому хочу понять: это ваш стиль — игнорировать просьбы руководства? Форма протеста? Или вы мечтаете о зарплате, как у топ-менеджера «Газпрома»?
— Николай Иванович, — спокойно ответила она, — меня устраивает моя ставка. Да и подработка есть.
— Отлично. Значит, сможете оплатить стоимость электросамоката, который пришёл в негодность по вашей вине?
У Насти перехватило дыхание. Кровь бросилась в лицо. Она с трудом сдерживала дрожь.
— Простите? — прошептала она. — Вы предпочли бы, чтобы я спокойно стояла и смотрела, как ваш сын погибает под колёсами автобуса?
— Нет, — холодно сказал он. — Но я ожидал, что вы хотя бы задумаетесь, сколько стоит вещь, прежде чем бросать её на дороге.
— Я… не понимаю вас, — пробормотала она, чувствуя, как слёзы подступают к глазам.
— Вот видите! — повысил голос босс. — Не только халтурите, но и не способны воспринимать простые вещи! Как думаете, нужна ли мне такая сотрудница? Пишите заявление об уходе.
В этот момент в кабинет ворвался Коля.
— Папа! Она меня спасла! Ты должен её наградить!
— Закрой дверь! — рявкнул отец.
Но мальчик захлопнул дверь изнутри, подбежал к отцу и, плача, ухватил его за руку:
— Пап, пожалуйста! Выпиши ей премию! Она рисковала жизнью ради меня!
— Коля, ты забываешься! Здесь я решаю, кого поощрять, а кого увольнять! Анастасия, садитесь и пишите заявление!
— За что?! — почти рыдала Настя.
— Я не хочу, чтобы в компании расползлись слухи о семье. А вы сегодня узнали слишком много.
Он схватил сына за руку и силой вывел из кабинета. Через дверь доносился его гневный голос. Настя сидела, чувствуя, как внутри всё рушится. Она написала заявление, собрала свои вещи и вышла.
«Ну и самодур, — думала она, шагая к остановке. — Решил, что я должна платить за самокат? Лучше бы он нанял сыну телохранителя вместо этой стервозной Снежаны!»
Она свернула во двор — старенький, уютный, с двухэтажными кирпичными домами, где жила с мамой-пенсионеркой. В окнах горел свет. Дома было тепло, пахло чаем и печеньем.
— Настенька! Как хорошо, что ты пришла! Чайку попьём, у нас Костя в гостях!
Настя закрыла глаза. Не хватало ещё гостей. Хотелось просто лечь, спрятаться, выговориться матери. Но она натянула улыбку и вошла на кухню.
— Привет, братишка! Давно не виделись, где пропадал?
Костя изменился. Борода, модная стрижка, фирменная футболка известного IT-бренда. Выглядел как человек, уверенный в своём будущем.
— Жениться собрался? — пошутила она. — Такой нарядный, прямо красавец!
Он покраснел, сопнул, замялся. А потом, собравшись с духом, объявил:
— Я получил диплом по разработке программного обеспечения. Устроился в крупную компанию. Знаешь, какую?
— Случайно не в ту, где работает Николай Иванович?
— Именно туда! Теперь мы коллеги.
— Коллеги? — горько усмехнулась Настя. — Меня сегодня уволили. Прямо за спасение жизни его сыну.
— Что?! — ахнула мама.
— Не хотела портить вам настроение. Просто… сегодня не мой день.
Костя допил чай одним глотком, быстро попрощался. Настя не показала, как ей тяжело. Усталость навалилась, как мокрое одеяло. Хотелось лишь одного — упасть на кровать и исчезнуть.
Мама вышла провожать племянника. Настя услышала, как он тихо сказал:
— Тётя Лена, поговорите с Настей. Пусть бросает эту работу. Учеба, работа, забота о вас… Она ведь может сгореть. Не дай бог, с голода помрёт.
— А так нет. «Не хочу сидеть у тебя на шее», — тихо, но твёрдо произнесла Настя, отстраняясь от попытки матери помочь.
— Вот так-то лучше, — пробормотала женщина, пытаясь мягко, но настойчиво пересадить дочь в мягкое кресло у окна. Её движения были заботливыми, почти материнскими, но в глазах читалась тревога — как будто она боялась потерять то, что считала своим навсегда.
Когда Настя наконец уселась, мама подложила ей под ноги пуфик, укрыла тёплым пледом из домашней шерсти — таким, какой грел их обоих по вечерам уже много лет. Запах лаванды, которую она всегда добавляла в стирку, наполнил комнату уютом.
— Отдыхай пока, — прошептала она. — Потом поговорим. Всё своё время.
Но «потом» наступило не сразу. Вечер опустился медленно, как занавес после спектакля. За окном загорелись фонари, улица затихла, а внутри квартиры повисла странная тишина — та самая, что предшествует признанию. Мать несколько раз открывала рот, потом закрывала, словно взвешивая каждое слово. Наконец, когда чай остыл, а тарелки с ужином остались нетронутыми, она решилась:
— Как тебе Костя показался? Правда, похорошел? Стал настоящим красавцем. Даже глаз не отвести. Небось девчонки за ним, как за звездой, ходят?
Настя посмотрела на мать с лёгким недоумением. Такой вопрос был не в её стиле. Обычно они говорили о делах, о деньгах, о здоровье бабушки. А тут — внезапно — романтика.
— Мам, а ты чего добиваешься этим вопросом? — осторожно спросила она. — Если бы он не был родственником… ты бы хотела, чтобы я за него вышла замуж?
Мать вздрогнула. На лице мелькнула тень страха.
— Что за сослагательное наклонение? Ты что, думаешь, он у тёти Вари — приёмный сын?
— Нет, — прошептала мама, глядя в пол. Голос её стал тоньше, будто она сама себе не верила. Она замолчала, будто слушала голос из прошлого. А потом, собрав всю волю в кулак, выпрямилась и сказала чётко, как будто зачитывала документ:
— Это ты у меня — приёмная.
В комнате стало тихо. Даже часы на стене, казалось, замедлили ход.
Настя вскочила с кресла, подбежала к матери, схватила её за руку и потянула к большому зеркалу в прихожей.
— Посмотри! — почти крикнула она. — Мы же как сёстры! Только я младше. У нас одинаковые черты лица, одинаковый смех! Зачем ты придумываешь эту историю? Чтобы оправдать что-то? Или боишься, что я уйду?
Мать молчала. Голова была опущена, плечи сгорбились. Она выглядела вдруг старше своих лет — как человек, который десять лет тащит на спине тайну.
— Настенька… это не выдумка. Просто люди, которые долго живут вместе, начинают быть похожими. Даже если не родные. Ты со мной с самого рождения. Я работала акушеркой в роддоме №7. Именно там ты появилась на свет. Твоя биологическая мать… она написала отказ. Отец — важный начальник, чиновник, — отказался жениться. Мы уговаривали её, просили передумать… но она была непоколебима. Сказала: «Пусть забирают. Я не хочу этого ребёнка».
— Не верю! — закипела Настя. — А в свидетельстве о рождении почему тогда стоит Валерий? Валерий Зайцев — мой отец!
— Я так записала, — призналась мать, с трудом сдерживая слёзы. — Очень любила одного мужчину по имени Валера. Хотела за него замуж. Когда удочерила тебя, сменила фамилию — с Кругловых на Зайцевых. А он… он служил в горячей точке. Погиб. Даже тела не вернули. Похоронили только пустой гроб. Но я хотела, чтобы у тебя было имя, отчество, семья. Хотела, чтобы ты чувствовала себя полноценной.
— Почему раньше не рассказала?! — выкрикнула Настя, чувствуя, как сердце разрывается на части.
— Не собиралась! — впервые повысила голос мать. — У меня больше никого не было! Ни мужа, ни детей. А ты… ты стала моей жизнью. Я воспитывала тебя, любила, оберегала. Ты называла меня мамой, и всё было хорошо. Зачем рушить это ради правды, которая никому не нужна? Я бы молчала до конца дней, если бы не Костя…
— При чём тут Костя?
— Он влюбился в тебя, Настюша, — прошептала мать, и в её голосе прозвучала боль. — Пришёл ко мне и сказал: «Никого другого мне не надо. Только Настя». Родители сопротивлялись: «Она же тебе сестра!» А он — ни в какую. «Подумаешь, не родная! Кузены веками женились между собой». Тётя Варя не выдержала и сказала ему правду — что ты ему не родственница. Он сразу прибежал ко мне, требовал, чтобы я тебе всё рассказала. «Иначе, — говорит, — скажу сам. А ты потом не сможешь объяснить, почему скрывала». Я не могла допустить, чтобы он узнал от кого-то другого. Не могла потерять тебя дважды.
Настя стояла, как поражённая громом. В голове крутилось: «Я не родная… Костя любит меня… а я — чужая в своей жизни…»
— Ну, Костя… Ну, мама… — прошептала она, чувствуя, как внутри разгорается пожар — из боли, обиды, предательства и странного, пугающего облегчения.
— Вы все сговорились? — вырвалось у неё. — Все против меня? Я больше не могу!
Она схватила лёгкую куртку, не дожидаясь ответа, и выбежала на улицу. Холодный ночной воздух ударил в лицо, но не успокаивал — лишь будил новые мысли. Прогулки всегда помогали ей думать, но сегодня каждый шаг отзывался болью. «Этот день должен быть отмечен красным маркером, — думала она. — Самый безумный день в моей жизни».
Она шла, не замечая дороги, пока вдруг не услышала знакомый сигнал машины. Обернулась — и сердце едва не остановилось. Чёрный джип босса. Николай Иванович вышел, огляделся и направился к ней.
«Только его мне сейчас не хватало. Что ещё придумал? Штраф за спасённую жизнь?»
— Настя, добрый вечер, — сказал он, и на этот раз голос его был мягким, почти человеческим. — Хочу извиниться за утренний инцидент. Я был неправ. И… бесконечно благодарен вам за то, что спасли моего сына.
Настя внимательно посмотрела на него. Лицо у босса было измождённым, глаза красные — как будто он не спал всю ночь.
— У вас что-то случилось? — спросила она осторожно.
Он помялся, словно решая, стоит ли говорить правду.
— Коля прислал сообщение. Говорит, что не вернётся домой, пока я не попрошу у вас прощения.
— Разве нельзя просто позвонить? — удивилась Настя.
— Он держит телефон выключенным. Включает только на минуту — чтобы отправить сообщение. Сейчас даже GPS не работает.
«Вот упрямый мальчишка», — подумала она, но вслух сказала:
— А как он узнает, что вы попросили прощения?
— Вот так, — улыбнулся Николай Иванович и показал экран телефона. На нём работал диктофон. — Я пришёл не только за этим. У Колиной гувернантки обнаружили серьёзное заболевание. Она больше не может работать. А вы ведь учитесь на психолога?
— Да, — удивлённо кивнула Настя.
— Я прочитал ваше личное дело. Вы справитесь. Коля учится в онлайн-школе с углублённым изучением программирования и английского. Ваша задача — присутствовать на уроках, помогать ему, следить за прогрессом. Жить можете у нас, если захотите. Полный комфорт, питание, оплата — выше среднего.
Настя даже рот открыла. После увольнения, признания матери, любовных признаний — и вот новое предложение. Этот день действительно стал легендой.
— А я успею учиться сама?
— Конечно, — заверил он. — Работа — всего пять часов в день. Выходные — суббота и воскресенье. Если захотите жить отдельно — будете получать дополнительную компенсацию. Главное — не обижайтесь на меня. Я был груб. Но теперь понимаю: вы — не просто уборщица. Вы — герой.
Настя глубоко вздохнула, проверила, работает ли диктофон, и, повернувшись к телефону, сказала:
— Коль, слышишь? Возвращайся домой. Не заставляй папу нервничать. Ведь у него роднее тебя никого нет.
Через секунду пришло сообщение: «Еду. Спасибо, Настя».
Босс посмотрел на неё с благодарностью, почти с почтением.
— Буду ждать вашего решения.
В понедельник Настя вошла в офис уже не через служебный вход, а через главный. В руках — сумка с учебниками, в глазах — решимость. Коля, увидев её, взвизгнул от радости и бросился обнимать, как маленький щенок.
— Настя! Ты согласилась! Это лучший день в моей жизни!
— Покажи, где занимаешься, — улыбнулась она. — И не забудь — я живу дома. У моей мамы тоже никого нет.
Он провёл её в просторную комнату, оборудованную как мини-университет: интерактивная доска, проектор, наушники с функцией перевода, карта мира с подсветкой. Всё — для будущего программиста.
— Раньше учитель приходил, — объяснил Коля. — Теперь всё онлайн. Экзамены сдаю два раза в год в обычной школе — чтобы аттестат был официальным.
Он говорил серьёзно, как взрослый. Настя улыбнулась: «С таким учеником можно не бояться за результат».
Но тишина длилась недолго. В комнату вошла Снежана Григорьевна — высокая, строгая, в идеально подогнанном костюме. Коля тут же сжался, как испуганный котёнок.
— Настя, можно поговорить? — холодно сказала мачеха.
Они вышли в коридор.
— Вы работали в офисе моего мужа?
— Да, но недолго.
— Не важно. Знакомы с Викторией Сергеевной?
— Да. Она, кажется, одна из старейших сотрудниц.
— «Старейшая» — слишком громко сказано, — усмехнулась Снежана. — Просто работает с первых дней компании. И он упрямо не хочет её увольнять. Не замечали, в каких они отношениях?
— В деловых, — ответила Настя.
— Не рассказывайте сказки! — отмахнулась та. — Виктория была беременна от Николая Ивановича. Они собирались жениться. Но тут появилась мать Коли… и он выбрал её. А секретарша… родила девочку и оставила в роддоме. Чтобы сохранить работу. Представляете? До сих пор работает, надеется. А Коля — хороший мальчик, но не выгоняет её. Хотя должен.
Настя похолодела. «Роддом №7… отказ… девочка…» Всё слилось в одну картину. Неужели это — её история? Та самая девочка?
— А когда это было?
— Лет двадцать назад. А ребёнка родила двенадцать лет назад. Умерла, когда мальчику одиннадцать исполнилось. Я мучалась с ним… он кричал: «Уходи, ты мне не мама!»
Настя содрогнулась. «Интересно, а Костя знает, что его возможная свадьба — это не просто любовь, а судьба, переплетённая с тайнами прошлого?»
Домой её встретил Костя.
— Настенька, долго ещё будешь мучить? Что сделать, чтобы ты согласилась?
— Коль, я же сказала — не выйду замуж, пока не закончу учёбу.
— А я не могу ждать! — воскликнул он. — Вдруг ты полюбишь кого-то другого?
— Я никуда не хожу, кроме работы и учёбы.
— А Николай Иванович к тебе не пристаёт?
— Костя, ты совсем с ума сошёл? Он мне в отцы годится!
— А представляешь, что мне сегодня рассказала его жена?
И Настя пересказала всё. Костя слушал, широко раскрыв глаза.
— Ничего себе… — прошептал он. — Получается… ты свободна? Не родная мне?
— Вроде того.
— Тогда тем более, — сказал он, беря её за руку. — Пожалуйста, не называй меня «братиком». Я всегда чувствовал — ты особенная. Не такая, как все. Поэтому и полюбил. С первого взгляда. Как будто знал: ты — моя.
Настя ласково чмокнула Костю в щеку — нежно, как будто стирая все его обиды одним прикосновением. Потом взяла его за руку, пальцы их сплелись, словно они уже давно были частью одного целого.
— Ладно, не буду называть тебя «братиком», — улыбнулась она. — Пойдем.
Она и не подозревала, что через два дня её ждёт новый виток тайн, который перевернёт всё, что она считала реальностью.
Уже возле дома её встретил Костя — сияющий, как будто выиграл в лотерею судьбы. В руке он держал сложенный лист бумаги, запечатанный в прозрачный файл.
— Это что? — спросила Настя, сразу почувствовав тревожное предвкушение.
— А так не получишь! — рассмеялся он, отводя руку назад. — Танцуй давай! Ну или хотя бы поцелуй!
— Не по-честному, — надулась она, но глаза смеялись. — Я бы и так поцеловала. А с условиями — как будто покупка с купоном. Неприятно.
— Ладно-ладно, сдаюсь, — поднял руки парень. — Читай. Только держись.
Настя выхватила документ и впилась в него глазами. Это была выписка из архива родильного дома , где медицинские карты хранятся строго двадцать пять лет. Бумага пахла старыми коридорами, антисептиком и прошлым. В ней говорилось чётко и официально:
«20 лет назад Виктория Сергеевна Белкина, 38 лет, родила девочку. По заявлению матери ребёнок передан на воспитание Елене Дмитриевне Кругловой (ныне Зайцевой), работнице роддома, которая удочерила малышку».
Настя замерла. Дыхание остановилось. Слова плавали перед глазами, как пузырьки в воде. Это был не просто документ. Это была ключевая точка её жизни — начало новой версии правды.
— Костя… ты волшебник, — прошептала она, и в следующий миг бросилась к нему, обнимая так крепко, что он едва не упал. — Где ты это достал?!
— Забыла, Настюша, — усмехнулся он, поправляя волосы, — что твоя будущая свекровь до сих пор работает в том самом роддоме? Тётя Варя — кладезь архивов. И сердце у неё — как у мамы.
— Ах да, точно! — рассмеялась Настя, чувствуя, как внутри растёт странное тепло. — Хотя… как-то непривычно представлять тётю Варю своей свекровью. Как-то… неправильно.
— Почему неправильно?
— Ну, свекрови же обычно либо соперничают с невестками, либо угнетают, как тираны. А твоя мама меня с детства любит как родную. У неё даже нет повода для конфликта.
— Вот именно! — засмеялся Костя. — Ни у одной женщины на свете не будет такой свекрови. Это мой козырь.
— Так, значит, мне выходить за тебя только из-за свекрови? — снова подразнила она, прищурившись.
— Ну хорошо, — надулся он театрально. — Не хочешь — не выходи. Я найду другую, которая будет ценить мою маму.
— Ой, брось, — толкнула она его в плечо. — Лучше скажи: что теперь делать с этим всем?
— Не знаю, — пожал он плечами. — Пусть жизнь идёт своим чередом. Главное — интересно наблюдать за Григорьевыми. Особенно за Снежаной.
На следующем уроке с Колей младшим Настя вдруг почувствовала, как по коже пробежал холодок. Она машинально собрала рассыпанные по плечам волосы и закрутила их в высокий узел — аккуратный, строгий, как у учительницы.
В этот самый момент в «учебку» — так Коля называл своё пространство для занятий — вошла Снежана Григорьевна. Она всегда появлялась внезапно, как тень, будто проверяла, не расслабляются ли они.
Женщина встала позади Насти, вне поля зрения камеры, и стала смотреть на экран. Но вдруг её взгляд скользнул вниз — к шее Настиной, которую раньше скрывали распущенные волосы.
— Ой! — вырвалось у неё.
Настя обернулась.
— Что случилось?
— Настя… можно на минутку? — прошептала Снежана, потянув её в сторону.
Когда они отошли к окну, мачеха заговорила быстро, почти задыхаясь:
— У вас на шее, ближе к правому плечу… есть родимое пятно. В форме бабочки. Да?
— Конечно, знаю, — удивилась Настя. — Мама всегда говорила — это счастливая метка. Признак удачи.
— Чушь всё это, — отмахнулась Снежана, но глаза её горели. — Просто у обоих Григорьевых — и у Николая Ивановича, и у сына — точно такое же пятно в том же месте!
Она говорила тихо, но с таким напором, будто раскрывала государственную тайну.
— Вам же двадцать лет… Вы понимаете, что можете быть дочерью Николая Ивановича и Виктории Сергеевны ?
Настя закрыла лицо руками, чтобы скрыть улыбку. Ситуация была настолько абсурдной, что хотелось смеяться. Но Снежана не шутила.
— Серьёзно! Посмотрите сами!
Подойдя к Коле, она резко отвернула воротник его белоснежной рубашки. И там, на шее мальчика, чуть выше ключицы, действительно было маленькое родимое пятно — неровное, но явно похожее на крылья бабочки.
Преподаватель на экране замер. Даже виртуальная связь не скрыла его удивления.
— Мам, вы мне мешаете, — сказал Коля младший ледяным, чётким голосом.
Снежана замерла. Потом — как гром среди ясного неба — услышала повтор:
— Мам, пожалуйста, выйдите из учебки.
Её буквально накрыло. Лицо побледнело, потом покраснело. Она рухнула на Настю, сжимая её руку.
— Слышали?! Слышали, как он сказал? «Мам»! Он никогда так не называл меня! Я молилась, просила небеса… и вот — они ответили!
Настя хотела сказать, что, скорее всего, мальчику просто лень выговаривать полное имя-отчество, но Коля опять повторил:
— Мам, пожалуйста. Мне нужно сосредоточиться.
— Хорошо, сыночек… хорошо, — прошептала Снежана, вытирая слёзы.
И тогда Настя заметила — она беременна . Легкий выпуклый живот, мягкая улыбка, светящиеся глаза. Всё стало на свои места.
После урока Коля сам всё объяснил:
— Папа стал называть Снежану «мамочкой», потому что она ждёт ребенка. Я подумал: ладно, чего уж там… Пусть будет «мам». Быстрее выговаривается. Да и… жалко её. Раньше она была злой, а сейчас — как будто растаяла. Только я буду говорить «мам», а не «мамочка». Чтобы не как настоящую.
— Умный ты мальчик, — улыбнулась Настя. — Иногда лучше мир, чем правда.
В этот момент во дворе раздался шум. Снежана выбежала навстречу мужу, который только что приехал. Говорила быстро, возбуждённо, жестикулировала.
Николай Иванович вошёл в дом, поздоровался с Настей и, глядя прямо в глаза, произнёс:
— Снежана утверждает, что вы, Анастасия, можете оказаться моей дочерью. Что скажете?
Настя не растерялась. Спокойно достала из сумочки папку с документами.
— Думаю, это поможет, — сказала она и разложила перед ним:
Выписку из роддома ,
Свидетельство о рождении с фамилией Зайцева,
Справку матери о смене фамилии после усыновления.
Григорьев читал медленно, внимательно. Потом поднял глаза. В них — не гнев, не недоверие, а что-то тёплое, почти отцовское .
— Знаете… — сказал он тихо. — Я всё время чувствовал желание вас воспитывать. Хотел прикрикнуть, когда вы опаздывали. Хотел похвалить, когда спасли Колю. Теперь понимаю — это инстинкт отца .
— А я всё ещё боюсь вас, — призналась Настя. — Но работаю здесь не из страха. А ради Коли. Он стал мне как родной.
— Вот так-то! — всплеснула руками Снежана, вся сияя. — Разве это не чудо? Сначала я думала, что человек, которого считаю братом, — родственник. А оказалось — не родной! А теперь нашлась настоящая дочь! И ещё один ребёнок скоро родится! У нас будет большая семья!
— Давайте отметим! — предложила она, уже доставая телефон. — Настя, звони своей маме! Пусть приезжает. И брату, который не брат, тоже. Сегодня у нас праздник — день рождения новой семьи!
Николай Иванович улыбался. Жена обожала застолья, а сегодня был повод — не просто повод, а переломный момент в их жизни .
— Жаль, Виктория Сергеевна уехала, — вздохнул он. — Так и не узнала, что у неё есть дочь. И такая замечательная.
— Куда уехала? — встрепенулась Снежана.
— Вчера. Один холостяк из партнёрской команды уговорил выйти за него замуж. Увез в Беларусь. Теперь место секретаря вакантно.
— Ну конечно! — засуетилась Снежана. — Ты же хотел устроить свою племянницу Верочку! Она такая умница, такая аккуратная!
Она уже бросилась звонить, а Настя тихо отошла к Коле младшему.
— Слушай, братик, — шепнула она. — Смотрю на Снежану и как-то не верится, что она хотела тебя к стулу привязать.
Коля покраснел.
— Ну… может, и не привязала бы. Но грозилась. Я тогда сильно нервы трепал. Переписывал тетрадь по математике — писал криво, забывал формулы. А она нервничала.
— Ох, озорник ты, — рассмеялась Настя. — Но теперь всё иначе. Теперь у тебя есть настоящая семья. И даже две мамы.
Через несколько недель Снежана Григорьевна готовилась к родам. А Настя и Костя, по настоянию Николая Ивановича и Елены Дмитриевны, подали заявление в ЗАГС.
Коля младший торжественно объявил, что больше не нуждается в гувернантке — он отлично справляется с учёбой сам.
— Но если Настя захочет остаться — пусть остаётся. Я ведь тоже могу быть кому-то братом, — добавил он с важным видом.
Так закончился тот безумный день , который начался с аварии, продолжился увольнением, тайнами и признаниями, и завершился рождением новой семьи — не по крови, а по выбору, по любви, по судьбе.
И в этом мире, где всё переплетено,
иногда самое невероятное
оказывается самым правдивым.