— Дима, иди завтракать! — позвала сына Катя, расставляя на стол тарелку с румяными блинами, вазочку с густым вареньем и чашки с дымящимся чаем.
Десятилетний мальчик, как обычно в подавленном настроении, медленно вошёл на кухню, опустился на стул и мрачно посмотрел на маму:
— Мам, а я сегодня могу не идти в школу? — тихо произнёс он.
Такой разговор стал привычным началом каждого утра в их доме уже на протяжении последнего месяца.
— Сынок, ну как же так? Учиться обязательно. Скажи честно — в школе кто-то тебя обижает? — ласково погладила его по голове Екатерина.
— Нет, всё нормально, — пробурчал Дима. — Просто не хочу туда идти. Всё.
— Расскажи, что происходит? Раньше тебе нравилось учиться, учителя были добрыми, ты всегда приходил домой с улыбкой. Что изменилось? — настаивала она.
— Да ничего не изменилось! Отстань уже! — выкрикнул мальчик и резко вскочил из-за стола.
Катя вышла в коридор и увидела, как сын в спешке натягивает куртку и зашнуровывает ботинки.
— Подожди, ты даже не поел! Давай хотя бы позавтракаем, я провожу тебя, — предложила она.
— Не надо, я сам дойду, — резко ответил Дима, схватил портфель и выбежал из квартиры.
Женщина подошла к окну и смотрела, как мальчик выскочил из подъезда и быстрым шагом направился к школе. Учебное заведение находилось прямо во дворе дома — это было огромным плюсом: не нужно было переходить оживлённые улицы, и дорога занимала всего несколько минут. Раньше Дима был жизнерадостным, общительным, с отличными оценками и множеством друзей. Но за последний месяц он будто стал другим — всё чаще отказывался идти на занятия, после уроков не гулял с ребятами, а приносил домой всё больше двоек и троек. Катя пыталась поговорить с ним, но сын замыкался, уходил в себя и не хотел делиться своими переживаниями.
Она понимала: всё это — следствие развода. Дима, скорее всего, тяжело переживал уход отца. Уже два месяца прошло с тех пор, как Олег покинул семью. Катерина чувствовала вину — она была слишком занята работой и бытом, уделяя мало внимания мужу. Всё время перед глазами стоял тот вечер, когда он наконец решился сказать правду.
Он долго молчал, собирался с мыслями, а потом, глядя прямо в глаза, объявил, что влюбился в другую женщину и уходит к ней. Она не могла поверить, плакала, умоляла передумать, обещала измениться, сделать всё, чтобы их семья снова стала счастливой. Но муж остался непреклонен — молча собрал вещи, потрепал сына по волосам, сказал, что будет помогать финансово и забирать его на выходные, и ушёл.
Когда за ним закрылась дверь, Катя разрыдалась. Дима обнял её и, по-взрослому серьёзно, сказал:
— Мам, не плачь. Он предатель. Мы справимся вдвоём.
До сих пор она не могла понять, как не замечала изменений в Олеге: он всё чаще задерживался на работе, брал ночные смены, якобы чтобы зарабатывать больше, но денег приносил всё меньше. А в последние месяцы и вовсе перестал приносить зарплату. После его ухода Катя обнаружила, что сбережения — деньги на ремонт и отпуск — исчезли без следа.
Их доход был скромным: она работала медсестрой в онкологическом отделении, он — электриком на заводе. Но двоих зарплат хватало на достойную жизнь и даже на небольшие сбережения. Теперь же стало тяжело — от Олега никакой помощи, и её зарплаты едва хватало на еду и коммунальные платежи.
С тяжёлым вздохом Катя взяла телефон и набрала его номер:
— Олег, привет. Нужно поговорить.
— Что случилось? Или просто не можешь оставить меня в покое? — раздражённо ответил он.
— Я звоню из-за Димы, — запинаясь, сказала Катерина.
— Он болен? — сердито спросил муж.
— Нет, но мне кажется, он либо страдает от травли в школе, либо сильно переживает из-за твоего ухода, — растерянно ответила она.
— Хватит нести чушь. Перестань меня доставать. Я уже сказал — назад не вернусь. Если его кто-то обижает — пусть сам разберётся, — грубо бросил он и положил трубку.
Катю вдруг накрыла волна гнева. Она снова набрала его номер:
— Послушай внимательно: завтра я подаю на развод и на алименты. Если думаешь, что, бросив семью, ты больше ничего не должен — зря. Ты ошибаешься, — процедила она в трубку.
— Отлично! Подавай! А я в суде докажу, сколько своих денег вложил в ремонт твоей халупы. Так что квартиру ты получишь не в полном объёме, — резко ответил Олег и отключился.
Екатерина разрыдалась. Она всё ещё не могла смириться с уходом мужа, всё ждала, что он вернётся. Даже пошла на жертвы: сделала новую причёску, два месяца сидела на диете, тщательно наносила макияж. Но всё было напрасно. Глядя в зеркало на своё опухшее от слёз лицо, она твёрдо решила: больше не будет унижаться, не будет верить ни одному мужчине.
С яростью она выкинула косметичку в мусорное ведро, натянула потрёпаный свитер и старые джинсы и пошла на работу. По пути её не отпускали мысли о словах мужа насчёт квартиры и о тревожном поведении Димы.
Придя в больницу, Катя надела халат и отправилась на утренний обход вместе с заведующей отделением Риммой Павловной. Доктор была строга, особенно к младшему персоналу, и все медсёстры и санитарки за глаза называли её «грымзой». Она осматривала пациентов, отдавая чёткие указания Кате и двум интернам. Заметив пыль на подоконнике, резко отчитала медсестру и приказала зайти к ней после обхода.
Катя с тревогой думала, что её могут уволить. У одной из палат врач остановилась и сообщила, что ночью поступил пациент с сильной болью в животе и подозрением на онкологию.
— Это не просто пациент, а владелец нескольких юридических фирм в городе. Он должен чувствовать себя здесь, как в пятизвёздочном отеле! Задача — обеспечить ему максимальный комфорт. За это будет отвечать Екатерина, а вы, молодые доктора, будете ей помогать. Да, именно так, в помощники! Когда у вас будет столько же опыта, сколько у неё, тогда и дам вам такую ответственность, — отрезала Римма Павловна, пресекая недовольные взгляды интернов.
Услышав это, Катя выдохнула с облегчением — значит, её не увольняют. Все вместе они вошли в палату, и заведующая, поздоровавшись с пациентом, вдруг резко повысила голос:
— У меня онкологическое отделение, а не санаторий! Что себе позволяет главврач? Теперь всех богатых будут сюда свозить, потому что в терапии мест нет? Мы ещё и терапевтами теперь подрабатываем?
Пожилой мужчина на койке, страдавший от боли, растерялся и молча уставился на неё.
— Итак, Валентин Викторович, — продолжила Римма Павловна, просматривая карту, — 67 лет. Боль в животе. Может, в таком возрасте стоило бы придерживаться диеты?
— Я не знаю… просто адская боль, — неуверенно ответил пациент.
— Адская боль — это в родах, — хмыкнула врач. — Введите обезболивающее и возьмите анализы.
Отдав указания, она кивнула Катерине, приглашая её в кабинет. Закрыв дверь, Римма Павловна смягчила тон:
— Не удивляйся моему спектаклю. У него явно онкология, и, судя по всему, запущенная. Он не дурак — понимает, что в онкологию кладут не с гастритом. Поэтому я и устроила этот цирк. Твоя задача — внушить ему, что это просто расстройство ЖКТ. Сегодня возьмём онкомаркеры, но, скорее всего, понадобится серьёзная операция.
— Поняла, Римма Павловна. Это гениально, — тихо ответила Катя.
— А теперь скажи честно — что с тобой? Раньше ты всегда была такой живой, а теперь — как будто душа ушла. Кто-то умер?
— Нет… Семейные проблемы. Муж ушёл. Одиннадцать лет прожили вместе.
— И из-за этого ты должна ходить, как побитая собака? Какие годы-то! Ушёл — и слава богу! Пусть теперь другая мучается с ним. Главное — не бери его обратно. Подожди — может, кто получше появится, — улыбнулась Римма Павловна. — Кстати, решила тебя повысить до старшей медсестры. Обязанностей больше, но и зарплата — в полтора раза выше. Соберись, забудь про этого подлеца. И, прошу тебя, перестань ходить, как серая мышь. Подкрась глаза, накрась губы, надень короткую юбку и вперёд — покорять сердца!
— Спасибо, Римма Павловна, — рассмеялась Катя.
— Мне бы твои годы, детка! Я бы так сверкала! А мой муж? Да его и выгнать невозможно! — пошутила заведующая.
Катя вышла из кабинета с ощущением прилива сил. Она была искренне благодарна Римме Павловне за этот женский «разгон» и твёрдо решила: больше никогда не назовёт её «грымзой».
Подойдя к палате пациента, она вошла с тёплой улыбкой:
— Здравствуйте ещё раз. Я — Екатерина. Сейчас возьму у вас анализы.
— Здравствуйте, красивая девушка, — улыбнулся мужчина. После укола ему явно стало легче.
— Ну прямо королева красоты, — шутливо сказала Катя.
— Королева — это для дам за сорок. Вы — принцесса, — ответил Валентин Викторович.
— Анализы взяла. Вам включить телевизор?
— Нет, не люблю этот ящик. Лучше дайте что-нибудь почитать. Детектив про убийство, например.
— Постараюсь найти, но обещать не могу. У нас в основном лежат любовные романы.
— Нет, про любовь — это не для меня. Лучше уголовный кодекс почитаю, — рассмеялся пациент.
— А я слышала, вы юрист. На работе не надоело читать кодексы? — с лёгкой улыбкой поинтересовалась Катя.
— Это мой привычный мир, — задумчиво ответил мужчина. — В последнее время я занимаюсь нотариальной практикой, но порой вспоминаю годы в уголовном розыске и спецподразделении. Там была совсем другая жизнь.
— Должно быть, она была очень насыщенной, — искренне восхитилась Катя. — Можно вас кое о чём спросить по вашей специальности?
— Конечно, без проблем, — охотно откликнулся Валентин Викторович.
— Тогда я сейчас схожу в лабораторию с пробами и сразу вернусь к вам. Хорошо? — предложила она.
Он кивнул, и Катя, быстро сдав анализы, тут же вернулась в палату.
— Дело в том, что мы с мужем разводимся, — начала она. — Мы жили в квартире, подаренной мне родителями до свадьбы. Они переехали в деревню, а он теперь утверждает, что вложил свои деньги в ремонт и содержание жилья, и требует в суде часть квартиры.
— А у него были личные сбережения до брака? — спросил юрист.
Катя покачала головой.
— Тогда его претензии беспочвенны, — уверенно сказал он. — Все средства, заработанные в браке, считаются совместной собственностью. То, что он потратил на ремонт, — это его обязанность как члена семьи, а не основание для претензий на вашу квартиру.
— Спасибо вам! Вы меня очень успокоили! — обрадовалась Катя.
— А вот вы меня расстроили, — с укоризной улыбнулся он. — Не знать такие базовые вещи — непростительно. Но ничего, я вас просвещу.
Они ещё немного поговорили, и Катя, почувствовав к этому пожилому человеку тёплую симпатию и доверие, рассказала о Диме и его странном поведении.
— Варианта два, Катерина, — задумчиво произнёс Валентин Викторович. — Либо мальчику нужна помощь психолога из-за ухода отца, хотя в его возрасте дети обычно легче переживают такие перемены. Либо, что более вероятно, его травлят в школе.
— Я хотела поговорить с классным руководителем, но сын буквально на коленях просил меня не ходить туда, — с грустью сказала Катя, и в глазах её блеснули слёзы.
— Тогда давайте проведём своё расследование, — с живым интересом предложил он. — Я позвоню своему помощнику, и вечером он привезёт миниатюрную прослушку. Вы незаметно положите её в портфель сыну — и мы узнаем, что там происходит.
— Огромное вам спасибо, — искренне поблагодарила она.
День пролетел в привычной суете, но Катя чувствовала себя легче и увереннее, чем за последние два месяца. Её порадовала поддержка Риммы Павловны, которая, встречая её в коридоре, несколько раз с весёлым прищуром показывала жестами, чтобы та подкрасила губы и не забывала о своей женственности, даже слегка покачивая бёдрами, как будто напоминая: «Ты — женщина, а не монахиня». Вечером, заглянув к Валентину Викторовичу, Катя получила маленькую коробочку с микрофоном и приёмником и отправилась домой.
Дима сидел за компьютером, увлечённо играя. Катя поцеловала его в макушку и пошла готовить ужин.
— Как дела в школе? — спросила она, когда он сел за стол.
Мальчик поднял на неё глаза — на мгновение показалось, что он хочет что-то сказать, но потом лишь пожал плечами и буркнул: «Нормально». Быстро поев, он убежал в свою комнату. Катя тяжело вздохнула, надеясь, что прослушка поможет раскрыть правду.
Убирая со стола, она открыла мусорное ведро, достала оттуда выброшенную утром косметичку и, улыбнувшись, положила её на тумбочку — с твёрдым намерением завтра утром накраситься.
Ночью она тихо вошла в детскую и аккуратно спрятала микрофон в карман рюкзака.
Утром, проводив Диму, Катя вернулась в больницу и сразу направилась к Валентину Викторовичу. Тот забрал у неё приёмник, достал ноутбук и сказал, что займётся записью, а ей пока можно идти по делам.
После обеда он позвал её к себе и мрачно сообщил: на записи чётко слышно, как несколько шестиклассников вымогают деньги у младших, оскорбляют их и избивают в туалете. Более того, хулиганы угрожают детям расправой над их родителями, заявляя, что их отцы — влиятельные люди, и школа ничего им не сделает.
Катя была потрясена. Она скачала запись и решила действовать. Сначала — разговор с директором, а если реакции не будет, — обращение в СМИ и прокуратуру. Придя домой, она с удивлением услышала от Димы, что её вызывают в школу. Мальчик смотрел на неё с испугом, утверждая, что не делал ничего плохого и не понимает, за что его вызывают. Катя обняла сына и твёрдо сказала:
— Я верю тебе. И никто больше не посмеет тебя обижать.
Она тут же позвонила Валентину Викторовичу и рассказала о вызове. Тот посоветовал обязательно записать разговор и не поддаваться на давление со стороны администрации, особенно если те защищают детей богатых родителей.
На следующее утро Катя, решительная и собранная, стояла у кабинета директора. На табличке значилось: «Михаил Юрьевич Проценко». Имя «Михаил» мгновенно вызвало у неё раздражение — ещё со школы она ненавидела одного Мишу, хулигана, который издевался над одноклассниками. Потом в медучилище был староста Михаил — подлый, корыстный, всегда готовый предать ради выгоды. Поэтому, входя в кабинет, она была настроена как на бой.
— Присаживайтесь, Екатерина Васильевна, — приветливо предложил директор, невысокий мужчина лет тридцати пяти с доброжелательной улыбкой.
— Не поверите, но я и сама знаю, в каком классе учится мой сын, — съязвила она, ожидая подвоха.
Михаил Юрьевич слегка растерялся, но спокойно продолжил:
— В нашей школе сложилась тревожная ситуация: некоторые ученики начали запугивать младших — вымогают деньги, угрожают, бьют. Это, конечно, недопустимо. Первой мыслью было исключить хулиганов. Но дети копируют поведение родителей, и у нас есть шанс их перевоспитать, а не просто выгнать. Кроме того, в жизни им ещё встретятся трудные люди. Поэтому я хочу предложить Диме занятия самбо. Там он научится защищать себя — но главное, обретёт уверенность. Спорт формирует сильный характер. Когда-то и меня обижали в школе, но когда я начал заниматься, мне хватало одного твёрдого взгляда — и агрессоры тут же отступали.
Катя смотрела на него, не веря своим ушам. Он не стал оправдывать богатых родителей, не стал давить на неё, не пытался замять проблему. Напротив — предложил реальное решение. Она почувствовала к нему искреннюю благодарность.
— Спасибо вам, Михаил Юрьевич. У меня есть аудиозапись, подтверждающая всё это, — сказала она. — Но вы правы — детям нужно уметь стоять за себя. Подскажите, где проходят занятия и сколько они стоят?
— Заниматься будем у нас, в спортзале, после уроков. Я сам буду тренировать. Оплата не нужна. Когда-то я был кандидатом в мастера спорта по самбо, но выбрал путь учителя. Кстати, вся моя семья — педагоги: бабушка, мама, папа, сестра… Так что я продолжил династию, — улыбнулся он.
— Большое вам спасибо, — искренне сказала Катя. — Поговорю с Димой, чтобы ходил на тренировки.
— Я уже поговорил с Димой, — признался директор. — Мне нужно было только ваше согласие.
Катя тепло попрощалась, пожав ему руку, и, выходя, вдруг смутилась, заметив, какие у него тёплые и выразительные глаза. «А Миша, оказывается, вполне нормальное имя», — подумала она и тихо улыбнулась.
Вернувшись в больницу, она рассказала Валентину Викторовичу о встрече с директором. Тот с удовлетворением кивнул:
— А моя принцесса, случайно, не влюбилась? — с лукавой улыбкой спросил Валентин Викторович. — Срочно выясни, женат ли он!
— Да что вы! Полная ерунда, — покраснела Катя, но в душе тихо надеялась, что Михаил свободен. Ведь на его руке не было обручального кольца. Юрист, словно прочитав её мысли, рассмеялся:
— Ты бы, дорогая, сначала своё кольцо сняла — не отпугивай хороших мужчин.
Катя шутливо помахала рукой и вышла в коридор. Подолгу смотрела на обручальное кольцо, вспоминая, как сразу после свадьбы они с Олегом поехали на море, где оно соскользнуло с её пальца и исчезло в волнах. Муж тогда не заметил, а когда они вернулись, она, с плачем, призналась свекрови. Кира Анатольевна, ни слова не говоря, купила ей новое кольцо — и это стало их тёплым секретом. Они с невесткой всегда были близки, как родные. Перед тем, как Олег ушёл, его мать полгода тяжело болела, и Катя почти не отходила от её постели, зная, что исход неизбежен. В последний день жизни свекровь, с трудом выговаривая слова, сказала:
— Я благословляю тебя, родная. Благодарю за любовь и заботу. Я буду оберегать тебя и оттуда. Что бы ни случилось — не бойся. Ты обязательно будешь счастлива.
Теперь для Кати это кольцо было не символом брака, а напоминанием о женщине, которую она искренне любила. Тихо вздохнув, она сняла его, аккуратно надела на тонкую цепочку и повесила на шею — как талисман.
Вечером, во время обхода, она застала Валентина Викторовича в глубокой задумчивости. Он лежал, уставившись в потолок, и выглядел подавленно.
— Что случилось? — мягко спросила Катя.
— Принцесса, я знаю, что у меня рак, — тихо, но чётко произнёс он. — И знаю, что это последняя стадия. Мои дни сочтены.
— Да что вы такое говорите! Римма Павловна же ясно объяснила: вас положили к нам, потому что в терапии нет мест! — воскликнула она.
— Да, помню тот спектакль, — грустно улыбнулся он. — И благодарен вам за него. Кстати, на несколько дней боль действительно отступила. Ещё раз убедился: сила духа и самовнушение — вещи серьёзные.
Оказалось, один из интернов, посчитав, что пациент не разберётся в медицинских терминах, показал ему анализы, где значились «онкомаркеры» и «биопсия». Но Валентин Викторович, бывший юрист и человек с аналитическим складом ума, сразу всё понял.
Катя, пообещав вернуться, выбежала в коридор и увидела, как Римма Павловна вовсю отчитывает молодого врача за непрофессиональное поведение.
— Что будем делать, Римма Павловна? — спросила она.
— То же, что и планировали, — хладнокровно ответила заведующая. — Готовим к операции. И ты — не давай ему падать духом.
Катерина вернулась в палату, села рядом с ним и, глядя прямо в глаза, уверенно сказала:
— Вам предстоит операция, и вы обязательно поправитесь. Такие вмешательства у нас проходят регулярно, и всё заканчивается успешно. У нас отличные хирурги.
Она сознательно приукрашивала — понимая, что шансы невелики, но верила: надежда может творить чудеса.
Он долго молчал, потом тихо произнёс:
— Катюша, послушай меня. Я человек состоятельный. У меня есть дочь, но последние годы она общается со мной только ради денег. Я принял решение — завещаю тебе свой дом, квартиры, всё, что имею.
— Во-первых, вы не умираете, так что хватит эти разговоры, — улыбнулась она. — А во-вторых, мне бы сначала за свою квартиру рассчитаться по коммуналке, а вы тут мне ещё и дом предлагаете!
Валентин Викторович рассмеялся:
— Талант у тебя, детка, всё превращать в шутку. Но, как говорится, из песни слов не выкинешь… Время моё близится к концу. Жена моя там меня ждёт. Жалею только, что не смог помириться с дочерью.
— Она вас ни разу не навестила? — тихо спросила Катя.
— Вчера звонила. Спрашивала, когда придут деньги на её счёт. Завтра, наверное, прибежит, — с усталой иронией ответил он. — Я виноват перед ней. Очень. Она не может простить мне смерть одной матери… и судьбу другой.
Глубоко вздохнув, он начал рассказ:
— Мы с женой Ларисой познакомились в шестнадцать. Она была красавицей, я из-за неё в каждой драке района участвовал. После школы она поступила в педагогический, я — в юридический. Поженились в девятнадцать. Через год Лариса забеременела. А мне на военной кафедре предложили контракт — два года в Африке, где шла война. Там можно было получить воинское звание и неплохие деньги. Я уговорил её сделать аборт. Говорил: «Как ты сама справишься? Я заработаю, купим квартиру, а потом народим целую ораву». Она долго плакала, но согласилась.
После операции врач рекомендовал остаться в больнице, но она так просилась домой, что я её забрал. Жили мы тогда в общежитии. Я пошёл на кухню готовить, а она осталась лежать. Прихожу — у неё температура под сорок. Вызвал «скорую» — ехали они бесконечно. В итоге — сильное воспаление, экстренная операция… и больше дети у неё были невозможны.
Она как будто окаменела. Я уговаривал её есть, жить, двигаться… Через месяц я улетел в Африку. Отслужил два года, вернулся, купил трёхкомнатную квартиру, заваливал её подарками. Но Лариса изменилась. Улыбалась, любила меня, но в глазах не было прежнего огня — того, за который я её полюбил. Несколько раз предлагал усыновить ребёнка — отказывалась: «Работаю в школе, детей хватает».
После института я работал в уголовном розыске, потом в спецподразделении, хорошо зарабатывал. Мы с женой открыли юридическую консультацию, потом вторую. Лариса получила второе образование, стала юристом. Бизнес рос, жизнь налаживалась.
Нам было по сорок два, когда я в отделе полиции увидел двухлетнюю девочку. Она сидела в кабинете следователя — ждала, когда её заберут органы опеки. Оказалось, мать пыталась продать ребёнка, но попала на оперативников. Я посмотрел в глаза этой малышке — и замер. Она была так похожа на Ларису, что дух захватило.
Дома снова заговорил об усыновлении. Жена отказалась. Но я всё равно поехал в приют, договорился о подготовке к опеке, начал брать девочку к себе. Когда привёз её домой, Лариса застыла. Мы удочерили Дашу. И в моей жене снова загорелся тот огонь, который погас двадцать лет назад. Мы обожали дочь. Она росла умной, красивой, доброй.
Мы долго решали, рассказывать ли ей правду. Решили — в восемнадцать. Я был против, но Лариса настояла: «Она имеет право знать, кто она».
Когда Даше было семнадцать, нас пригласили в гости к моему бывшему сослуживцу. Помню тот вечер: ледяной дождь, холод. К Даше прибежала промокшая подруга — Лариса её отругала, но сразу переодела в тёплый халат, надела шерстяные носки. Девочки собирались смотреть фильмы, заказали пиццу. Мы с женой задержались в гостях. Она торопилась домой. Я, перебрав с выпивкой, раздражённо бросил: «Вызови такси, я приеду позже».
Она согласилась. А водитель, то ли уснул, то ли решил проскочить переезд на красный — не знаю… — голос его дрогнул, слёзы покатились по щекам. — Через час мне сказали: Ларисы больше нет.
Для Даши это был удар. Она замкнулась. Но по её взгляду я понимал: она винит меня. Пытался поговорить — отворачивалась. Отказалась поступать в вуз, повязалась с сомнительной компанией. Попала в полицию с наркотиками. Я вытащил её, пытался объяснить, что так нельзя жить. А она кричала: «Ты убил мою мать!»
Тогда я взорвался. И сказал: «Она тебе не мать! Я тебе не отец!» Ей как раз исполнилось восемнадцать. Я думал — поступаю правильно. Дал ей свободу. Но с тех пор она не звонит. Только когда нужны деньги.
Дашу будто окатили ледяной водой. Она на несколько дней замкнулась, словно оцепенела, а потом вдруг попросила меня найти её настоящую мать. Что тут искать? Я отлично знал, где она живёт — сам участвовал в её деле как адвокат, когда она пыталась продать ребёнка. Тогда ей грозило восемь лет тюрьмы, но она вышла на свободу в обмен на отказ от дочери.
Я отвёз Дашу к её биологической матери. Они долго разговаривали. А потом началось то, чего я никак не ожидал. У женщины оказалось ещё семеро детей, разбросанных по разным отцам. Никто не работал, сожители сменялись один за другим, в доме царили пьянки, нищета и полный хаос. Даша, тронутая этой жизнью, начала жалеть мать, братьев и сестёр, и просить у меня деньги, чтобы помочь им. Я объяснял, что вся помощь моментально уходит в ближайший ларёк за водкой, но она не слушала. Даже решила взять фамилию своей биологической матери. У нас с женой был счёт, на который мы копили на будущее дочери — чтобы она была обеспечена, независима. Недавно я проверил — счёт пуст. Ни копейки. Позвал Дашу на разговор, а она ответила грубо, обвинила меня в том, что я «похитил» её у родной матери, из-за чего та «сломалась и спилась».
— Почему вы ей не рассказали, при каких обстоятельствах она оказалась с вами? — потрясённо спросила Катя.
— Зачем? — тихо ответил Валентин Викторович. — Пусть хоть в какую-то семью верит. Если узнает, что её продали, боюсь, потеряет смысл жизни. Я не хочу, чтобы она ненавидела свою мать. Лучше пусть думает, что та просто не смогла справиться.
Катя вышла из палаты с тяжёлым сердцем и направилась к кабинету Риммы Павловны.
— Скажите, пожалуйста, есть ли у Валентина Викторовича шанс на выздоровление? — тихо спросила она.
— Шансы есть всегда. Даже у тебя — когда ты наконец наденешь платье и подкрасишь глаза, — съязвила доктор, но, увидев серьёзное лицо Кати, смягчилась: — Не переживай. В процентном соотношении — девяносто пять процентов успеха. Я не первый раз провожу такие операции. И знаю, что говорю.
Катя вышла от заведующей с облегчением. Заглянула к Валентину Викторовичу и, с нарочитой строгостью, объявила:
— Операция послезавтра. Готовьтесь. Завещание отменяется — у вас стопроцентные шансы на полное выздоровление.
Он грустно посмотрел на неё, но в его глазах Катя уловила слабый, но живой огонёк надежды.
Возвращаясь домой, она заметила, что в окнах квартиры темно — значит, Дима ещё не вернулся. Сердце сжалось. Она набрала его номер — телефон молчал. Не раздумывая, побежала в школу. Вестибюль был тёмным, но охранник, узнав, кого она ищет, кивнул в сторону спортзала.
Катя тихо вошла и замерла. Её сын, вместе с другим мальчиком, отрабатывал приёмы под руководством Михаила Юрьевича. Директор двигался уверенно, чётко, с лёгкой улыбкой поправлял позиции учеников. Катя села на скамейку, стараясь не мешать. Дима был так увлечён, что не заметил маму. После тренировки он обернулся, увидел её и с радостным криком бросился навстречу, хвастаясь, как научился бросать и удерживать противника.
— Мам, я теперь могу любого! — с гордостью заявил он.
Катя смотрела на счастливое лицо сына и благодарно кивнула Михаилу Юрьевичу.
Тот подошёл, предложил выпить чай, пока мальчики переодеваются. В кабинете он сказал, что у Димы хорошие задатки.
— Я хочу проводить занятия и по выходным, — сказал он, и, немного замявшись, добавил: — Вы или ваш муж сможете его привозить?
— Смогу я. Муж — нет. Мы почти в разводе, — ответила Катя.
— Я тоже, — неожиданно произнёс он и слишком долго смотрел ей в глаза.
Катя почувствовала, как щёки заливаются румянцем. Поспешно сказала, что, наверное, дети уже переоделись. Они с Димой вышли из школы, и по дороге мальчик не умолкал — рассказывал о каждом приёме, о тренере, о новых друзьях. А Катя всё думала о том взгляде. О том, как тепло и спокойно стало рядом с этим человеком.
На следующее утро Дима с аппетитом доедал блин, и впервые за долгое время сам заговорил о школе:
— Мам, меня там обижали дети богатых родителей. Но теперь я не боюсь. Михаил Юрьевич научил меня такому крутому приёму!
— Только аккуратно, не покалечь кого, — улыбнулась Катя.
— Да что ты, мам! Мы — спортсмены. Мы контролируем свою силу, — важно ответил сын.
Она улыбнулась. Всего два занятия — и её сын снова стал собой: уверенным, весёлым, готовым идти в школу.
На работе Катя зашла к Валентину Викторовичу:
— Начинается подготовка к операции.
— Я знаю, — тихо ответил он. — Сегодня приедет мой коллега. Мы оформим завещание.
— Никаких завещаний! — резко сказала она. — У вас всё будет хорошо.
Обернувшись, она увидела молодую девушку, подходящую к палате.
— Здесь лежит Валентин Викторович? — спросила та.
— Да. Вы — его дочь? — уточнила Катя.
— Ну, типа того, — холодно усмехнулась девушка и вошла.
Через несколько минут она выскочила, направляясь к кабинету заведующей.
— Я слышала, моего отца готовят к операции, — начала она.
— Да, всё верно. Не волнуйтесь, всё пройдёт хорошо, — спокойно ответила Римма Павловна.
— А могу я, как ближайший родственник, написать отказ от операции? — внезапно спросила Дарья.
— Зачем? — удивилась врач.
— Не мучайте старика. Зачем его резать, если рак всё равно его сожрёт? — равнодушно сказала девушка.
— Вы можете подписать отказ только в случае, если пациент в коме или признан недееспособным. А пока он сам принимает решения. Так что уходите. И не пытайтесь играть в опекуншу, — резко ответила Римма Павловна, указывая на дверь.
Разъярённая Дарья выскочила из кабинета. Немного постояла в коридоре и направилась обратно к палате отца.
— Надеюсь, эти костоломы тебя зарежут, — прошипела она, проходя мимо, и Катя, стоявшая внутри, замерла от шока.
— Постойте! — окликнула она, выскочив вслед.
Девушка остановилась, надменно оглянулась.
— Как вы можете так говорить с отцом? Ему сейчас нужна поддержка, а не ваша ненависть! — возмутилась Катя.
— Я искренне надеюсь, что он не выживет, — спокойно ответила Дарья, глядя прямо в глаза. — Вы не знаете, кто он на самом деле. Поверьте — он заслужил смерть.
— Дарья, — тихо сказала Катя, — вам бы заглянуть в уголовное дело двадцатипятилетней давности, по которому проходила ваша мать.
И, не дожидаясь ответа, она ушла.
— Какое ещё дело? — бросила девушка, но медсестра уже скрылась за дверью.
Вечером, прощаясь с Михаилом Юрьевичем у школы, Катя встретила одну из мам из родительского комитета — милую женщину, которая работала в магазине неподалёку.
— Катя, ты в курсе, что произошло? — встревоженно спросила та.
— Нет. Что случилось?
— Твой Димка сегодня хорошенько «встретил» одного шестиклассника-хулигана. Его родители примчались в школу с криками. А директор сказал им, что они не воспитывают своего ребёнка, и что, если продолжится вымогательство и избиения младших, он пойдёт в полицию. Поднялся адский скандал. Эти родители угрожают, что завтра в школу приедет проверка из департамента — и Михаила Юрьевича уволят.
Катя вбежала в школу и, увидев свет в спортзале, с облегчением выдохнула. Михаил Юрьевич как раз занимался с мальчиками, и, заметив её, отложил в сторону тренировочный коврик и подошёл с тёплой улыбкой.
— Рад вас видеть, — сказал он.
— А я как рада, вы и не представляете, — выдохнула Катя. — Мне сказали, что вас хотят уволить…
— Это правда, — серьёзно кивнул он. — С завтрашнего дня я отстранён. Думаю, меня не оставят здесь, но я не сдамся. Постараюсь так «подсветить» кое-каких чиновников, которые прикрывают хулиганов из богатых семей, что им будет не до пиара.
Он грустно улыбнулся, но тут же добавил:
— Но тренировки с Димой я продолжу. Я живу рядом — если вы не против, пусть приходит ко мне домой. У него большой потенциал.
— Конечно, мы с радостью! — воскликнула Катя, а потом, с болью в голосе, спросила: — Но… из-за моего сына вы теряете работу?
— Что вы! — твёрдо ответил он. — Даже не думайте так. Я боролся не за одного Диму, а за всех детей. Если мы будем воспитывать поколение, которое верит, что деньги решают всё — страна погибнет. Я просто сделал то, что должен был.
Он вдруг неожиданно чмокнул её в щёку. Заметив её удивлённый взгляд, смутился:
— Просто… мы ведь уже друзья, да?
Катя улыбнулась, а потом, не раздумывая, поцеловала его в ответ. И в этот момент подумала: «Зачем я обещала себе больше не открываться мужчинам? Этот — точно стоит того».
Операция у Валентина Викторовича прошла успешно, и он постепенно шёл на поправку. Михаила всё-таки уволили, но он не сдался. Вместе с Катей они начали собирать доказательства, а когда Валентин Викторович узнал об этом, он мгновенно подключил своих бывших коллег-юристов. Запись с прослушки легла в основу громкого разбирательства. Дима продолжал тренироваться — теперь уже у Миши дома. А Катя, приходя за сыном, всё чаще задерживалась. Они с Михаилом прятались в старой беседке в саду, целовались, как влюбленные подростки, и смеялись, будто весь мир принадлежал только им.
Однажды утром в больнице поднялся переполох — приезжала комиссия из столицы. Весь персонал метнулся, как заведённый, наводя идеальный порядок в палатах, коридорах, кабинетах. Катя заглянула к Валентину Викторовичу — он был в сознании. После операции его держали в медикаментозной коме, и только сейчас он наконец пришёл в себя.
— Что за шум? — слабо улыбнулся он. — Опять кто-то важный приехал?
— Комиссия. Наверное, очередной депутат решил пощеголять перед камерами, — ответила Катя.
— Да, эта показуха уже надоела, — пробормотал он. — А что с директором? Говорят, его уволили?
— Да, — грустно кивнула она. — За то, что не стал потакать богатым родителям и чиновникам.
— Что?! — Валентин Викторович вдруг оживился. — Так не пойдёт! Мы сейчас с моими ребятами устроим им такой скандал, что они на десять лет запомнят! Давай телефон своего парня!
— Какого парня? — покраснела Катя.
— Да не притворяйся! Когда ты о нём говоришь — глаза горят, — рассмеялся он. — Давай номер, будем спасать героя.
В этот момент в дверях появилась Дарья. Она стояла неловко, сжимая сумку, и тихо сказала:
— Пап… Привет.
Он посмотрел на неё, не веря своим глазам. Девушка шагнула вперёд, разрыдалась и бросилась к нему:
— Прости меня, папа… Я всё знаю. Катя мне подсказала. Я узнала, что мама пыталась меня продать… Почему ты не сказал мне правду? Когда я рассказала ей, что ты закрыл мой счёт, она скривилась… И я поняла: пока были деньги — я была нужна.
Валентин Викторович прижал её к себе, гладил по голове, шептал:
— Моя девочка… Всё будет хорошо. Не плачь.
— Папа… У неё трое детей: двенадцать, девять и шесть лет, — тихо сказала Даша.
— Хочешь, чтобы они жили с нами? — спросил он. — Тогда пусть переезжают. Семья — это не только кровь, но и выбор.
Через неделю Михаила Юрьевича восстановили в должности. Комиссия, расследуя жалобы, обнаружила системные нарушения, давление на директора и факты вымогательств. Запись с прослушки стала решающим доказательством. Школа начала реформы, а бывшие хулиганы — учиться уважать других.
Прошли годы.
Даша вышла замуж, сейчас ждёт первого ребёнка. Двое её младших сестёр и брат живут с ней и отцом — теперь они настоящая семья.
Катя и Михаил поженились. У них родился сын — Мишенька. Когда Катя называет его полным именем, улыбается: «Михаил» — теперь это не просто имя. Это символ нового начала, силы, любви и веры в то, что даже после самой тёмной зимы обязательно наступит весна.