Артем всегда считал, что самые важные чувства в жизни приходят тихо и постепенно, как рассвет над спящим городом. Они зреют в долгих беседах, в совместно пережитых мелочах, в понимании взгляда без единого слова. Мысль о мгновенном чувстве, которое переворачивает весь мир с ног на голову за одно лишь мгновение, казалась ему наивной выдумкой для тех, кто не знает, как устроена настоящая привязанность. Все его аккуратно выстроенные теории рассыпались в прах в тот самый день, когда в его жизнь вошла Вероника.
Она появилась в дверном проеме, залитая потоками летнего солнца, и весь воздух в комнате будто заколебался, наполнился новым, незнакомым измерением. Ее легкое платье цвета утреннего неба колыхалось от легкого сквозняка, а за ней тянулся едва уловимый, но навсегда врезавшийся в память шлейф аромата — смесь свежего бергамота и чего-то теплого, уютного, словно дорогие духи, смешанные с запахом спелых полевых цветов. В ее руках был небольшой поднос со стаканами, в которых позвякивал холодный домашний лимонад.
— Вероника Михайловна, но, пожалуйста, просто Вероника, — произнесла она, и ее голос прозвучал как самая мелодичная музыка, которую Артем когда-либо слышал. Уголки ее губ приподнялись в легкой, дружелюбной улыбке, когда она протянула ему один из стаканов. Капли влаги стекали по стеклу, и он машинально поймал одну из них пальцем.
— Я Артем, — выдавил он, понимая, что звучит глупо, но совершенно не в силах оторвать от нее взгляд. Ее глаза были не просто светлыми, они были подобны жидкому янтарю, в глубине которого плясали золотые искорки. В них читалась мудрость, спокойствие и какая-то затаенная, добрая грусть.
— Ну что, мои дорогие, поделитесь со мной своими мыслями об этом особенном дне? — продолжила Вероника, обращаясь к ним обоим. — Событие, которое изменит ваши жизни, уже совсем близко. Машенька, дочка моя, ты уже окончательно определилась с нарядом? Может, у тебя есть какие-то новые идеи?
Эти простые, бытовые вопросы прозвучали для Артема как удар колокола, возвращающий его с заоблачных высот на твердую, но внезапно ставшую зыбкой почву. Его разум, наконец, с трудом соединил воедино факты: эта женщина, Вероника Михайловна, была матерью его невесты. Его будущей тещей. В голове пронеслась сумбурная мысль: «Этого не может быть. Так не бывает. Она выглядит… Она выглядит как сестра. Как подруга. Как мечта».
— Да, мам, мы вчера как раз все и обсудили до мелочей, — послышался голос Маши, его невесты. — Мы оба хотим, чтобы это был очень камерный, по-настоящему душевный праздник, только самые близкие люди. Мы уже договорились об одном уютном местечке, оно небольшое, но там такой прекрасный сад. А сегодня, если ты, конечно, свободна, мы могли бы с тобой съездить посмотреть те самые платья, о которых я тебе по телефону рассказывала. Мне очень важен твой совет.
Артем снова погрузился в свой внутренний океан смятения. Он слышал слова Маши как бы сквозь толстое стекло, отдаленно и неразборчиво. Он ловил себя на том, что рассматривает руки Вероники — изящные, с тонкими пальцами, на одном из которых было скромное серебряное кольцо. Он наблюдал, как мягко ложатся у нее на плечи светлые волосы, как она кивает в такт словам дочери. И с каждой секундой внутри него нарастала странная, мучительная и сладкая одновременно буря. Он чувствовал тихое, но настойчивое жжение стыда где-то под сердцем. Это было смятение, это было непонимание, это было осознание простого и ужасного факта: он, стоя на пороге собственной свадьбы, испытывал нечто необъяснимое и мощное к матери своей избранницы. Он пытался гнать эти мысли прочь, как назойливых мух, уговаривал себя, что это просто восхищение, симпатия, что его настоящие, глубокие чувства принадлежат Маше, милой, доброй, любимой Маше.
— Артем? Земля вызывает Артема! — Маша дотронулась до его руки, и он вздрогнул. — Ты сегодня где-то далеко-далеко. С тобой все в порядке? Ты как будто не здесь.
— Все хорошо, Маш, абсолютно, — поспешно ответил он, заставляя свои губы растянуться в подобие улыбки. — Просто мысли о работе. Завтра утром важное совещание, нужно быть во всеоружии, вот я и прокручиваю в голове все возможные варианты развития событий. Ничего серьезного.
Оставшуюся часть вечера он провел в состоянии глубокой внутренней тревоги. Он был беспокойным, будто заведенной игрушкой, перемещаясь из комнаты в комнату, бесцельно переставляя предметы на полках, включая и выключая телевизор. Внутри него бушевал диалог, полный упреков и оправданий. «Она просто красивая женщина, — убеждал он себя. — Ты давно не видел ее, вот и впечатлился. Это пройдет». Но затем в памяти всплывало ее лицо, ее улыбка, ее смех, и все аргументы теряли свою силу. Он думал о том, как нелепо и безумно было бы сказать ей о своих ощущениях. Конечно, она, мать его невесты, женщина с опытом и мудростью, лишь вежливо улыбнется и отдалится, а возможно, даже расскажет все дочери, разрушив все то, что они с Машей строили так долго.
С этими тяжелыми, невысказанными думами прошла и сама свадебная церемония, тихая и красивая, как они и хотели, и первые полгода их общей жизни. Они с Машей обустраивали свой быт, ходили на работу, встречались с друзьями. Все было правильно, нормально, предсказуемо. Но в самые тихие вечера, когда Маша читала или смотрела сериал, Артем ловил себя на том, что его мысли снова и снова возвращаются к Веронике. Он искал предлоги для лишнего звонка, с замиранием сердца ждал семейных обедов, украдкой наблюдал за ней, стараясь найти в ее поведении хоть какой-то знак, хоть намек на то, что она разделяет его смятение. Но ничего не происходило. Она была неизменно доброжелательна, тепла и… просто мама Маши.
Летом они запланировали долгожданную поездку к морю. Маша с нетерпением считала дни, разглядывала фотографии отеля, покупала новые купальники. Однако за неделю до вылета у Артема сорвался срочный проект, и начальство наотрез отказалось подписывать ему отпуск. Маша была расстроена, но не стала делать из этого трагедии. Ее подруги, узнав о ситуации, тут же предложили составить ей компанию. В итоге она, хоть и с легкой грустью, что муж не сможет разделить с ней этот отдых, все же улетела, полная радостного ожидания. Артем, проводив ее в аэропорту, вернулся в пустую квартиру. И, к своему собственному удивлению, почувствовал не разочарование, а странное, щемящее чувство свободы. Целых семь дней. Семь дней, в течение которых его внутренний барометр, постоянно сбитый с толку, мог наконец успокоиться.
Вечером, когда он сидел на кухне с книгой, раздался звонок на мобильный. На экране горело имя «Вероника Михайловна». Сердце Артема совершило резкий прыжок куда-то в горло. Почему она звонит так поздно? Неужели что-то случилось с Машей?
— Артем, привет, прости, что отвлекаю так поздно, ты не спишь? — ее голос звучал взволнованно, даже испуганно. — У меня тут небольшая неприятность, дома… Сорвало кран на кухне, никак не могу его перекрыть, вода течет ручьем. Я уже в панике, боюсь, что залью соседей снизу. Ты не мог бы… прошу прощения за беспокойство…
— Конечно, Вероника Михайловна, не волнуйтесь! — он ответил так быстро и решительно, будто ждал этого звонка всю жизнь. — Сейчас же выезжаю. Ничего, все исправим.
По дороге к ее дому он чувствовал себя рыцарем, мчащимся на помощь даме. Глупое, юношеское чувство, но оно было таким ярким и настоящим. Он нашел причину поломки, покопался в ее ваннойчке, нашел нужные инструменты и с легкостью, born из счастливого возбуждения, устранил течь. Он был мокрый, немного испачканный, но чувствовал себя победителем.
— Ну вот, все готово, — вытер он руки полотенцем. — Течь остановлена, соседей вы не затопите.
— Спасибо тебе огромное, Артем, я даже не знаю, что бы без тебя делала, — Вероника смотрела на него с искренней благодарностью. Ее лицо было раскрасневшимся от переживаний, и это делало ее еще более живой, еще более прекрасной. — Давай я хоть как-то отблагодарю тебя. У меня есть прекрасный травяной чай, с мятой и мелиссой, очень успокаивает. Пропустим по кружечке? Раз уж Маши нет дома, тебе же некуда спешить?
— С удовольствием, — согласился он, и его сердце снова забилось чаще.
Они сидели на ее уютной кухне, за столом с деревянной столешницей. Пахло чаем, медом и едва уловимым ее духами. За окном давно стемнело, и в комнате царила тихая, почти интимная атмосфера. Они говорили о пустяках — о книгах, о погоде, о планах на выходные. И в этой простоте было что-то невыразимо дорогое.
— Знаешь, Артем, — сказала она наконец, глядя на него поверх края своей чашки, — если тебе не хочется ехать через весь город так поздно, ты можешь остаться здесь. У нас есть свободная комната. Я уже застелила там постель.
И в этот момент что-то в нем перевернулось. Все сомнения, все страхи, все месяцы молчания и самообмана слились в один мощный, неудержимый порыв. Он поставил свою чашку на стол. Звук казался ему невероятно громким в тишине кухни.
— Вероника, — начал он, и его голос прозвучал чуть хрипло. — Я должен вам сказать кое-что. Возможно, это прозвучит очень глупо и неуместно, но я не могу больше молчать. Вы… вы мне нравитесь. С той самой первой встречи, когда вы вошли в комнату с тем лимонадом. Вы мне нравитесь не как теща, а как женщина. Я боролся с этими чувствами, пытался их забыть, убеждал себя, что это ерунда, но… ничего не получается.
Он ждал шока, негодования, ледяного молчания. Но ничего этого не произошло. Вероника не удивилась. Она лишь тихо вздохнула, и на ее губах появилась не улыбка, а скорее печальная, понимающая гримаска. Она медленно поднялась и подошла к окну, глядя на темные очертания спящих деревьев.
— А ты думаешь, мне было легче? — произнесла она так тихо, что он едва расслышал. — Ты мне тоже нравишься, Артем. Очень. Я пыталась отогнать эти мысли, находила себе массу занятий, даже пробовала встречаться с одним очень хорошим мужчиной, но… все было напрасно. Твой образ постоянно стоял передо мной. А сегодня… — она обернулась и посмотрела на него прямо, и в ее янтарных глазах он увидел то же смятение, что терзало его самого. — А сегодня ты действительно веришь, что этот кран взял и сломался сам по себе, в самый подходящий момент?
Артем замер. Он смотрел на нее, на эту удивительную женщину, которая признавалась ему в том же, что терзало и его душу все эти долгие месяцы. И в этот миг он не чувствовал ни стыда, ни вины перед Машей. Была лишь оглушительная, всепоглощающая радость и горькое сожаление о всех тех днях, которые они могли бы прожить иначе, если бы у него хватило смелости сказать ей все тогда, полгода назад. И в глубине его души, очищенной от лжи и самообмана, родилась твердая, кристально чистая уверенность: то самое, во что он никогда не верил, любовь с первого взгляда, существует. Она реальна, она сильна, и она пришла к нему в самый неожиданный момент, чтобы навсегда изменить его жизнь.