— Людмила Сергеевна, поешьте хоть что-нибудь, — мягко произнесла молодая женщина, с тревогой глядя на свекровь.
— Не могу я, Ниночка, право слово, не могу. От одной мысли о еде становится дурно, — вздохнула пожилая женщина, качая головой.
Нина присела рядом со свекровью на диван.
— Так нельзя, — тихо сказала она. — Я тоже плохо себя чувствую и аппетита нет, но нужно учиться жить дальше.
— А ради чего, Ниночка? — спросила Людмила Сергеевна, её глаза потухли, как будто в них угас последний луч надежды.
— Как это ради чего? — Нина растерянно замолчала, не зная, как ответить.
Всего шесть месяцев прошло с того дня, как погиб Павел, её муж и сын Людмилы Сергеевны. Обе женщины переживали утрату невыносимо тяжело. Но если Нина хотя бы пыталась собрать себя по кусочкам, то Людмила Сергеевна, казалось, совсем отказалась от жизни без сына. Она таяла на глазах: не выходила из дома, почти ничего не ела. За полгода она похудела так сильно, что стала неузнаваемой, хотя раньше была статной и энергичной женщиной.
Нина тоже плакала, часто ночами, уткнувшись в подушку. Но внутри неё теплилась уверенность: Павел не обрадовался бы, узнав, что его жена и мать опустили руки. Он всегда был жизнерадостным, порывистым человеком, иногда даже слишком безрассудным. И именно эта черта характера его и погубила.
Когда загорелся дом у соседей, они едва успели выскочить наружу. Крыша уже полыхала, а их маленький сынишка рыдал, пытаясь вернуться внутрь за любимым котом. Павел не раздумывая бросился обратно. Нина закричала, Людмила Сергеевна просто рухнула на землю. Секунда, другая.
На крыльце показался Павел с котом на руках. Но в этот момент балка рухнула ему прямо на голову. Кот выжил, а Павел погиб мгновенно. Крик Нины и Людмилы Сергеевны эхом разнёсся по окрестностям. Мальчик, испуганный и бледный, прижимал к себе задыхающегося кота и медленно отходил подальше от места трагедии.
Детей у них не было, хотя вместе они прожили пять лет. Свекровь частенько успокаивала Нину: «Успеется ещё, какие ваши годы». Но Нина знала: время не ждёт. Ей исполнилось тридцать, а Павлу было тридцать пять. Встретились они поздно, поженились тоже не рано.
Нина с трудом поднялась с дивана.
— Собираться нужно. Опаздывать нельзя, начальник всех собак спустит.
— Ох, Ниночка, сменила бы ты эту работу. Никакого уважения к вам. И платят копейки. Вон, наши все через речку ходят, в городе работают, — вздохнула Людмила Сергеевна.
Нина тоже вздохнула. Действительно, страшновато. Столько лет на одном месте. Иногда стоит попробовать что-то новое.
Людмила Сергеевна отвернулась к стене. Нина снова вздохнула. Она знала: стоит ей выйти за порог, как свекровь начнёт плакать. Навзрыд, отчаянно. Это зрелище было невыносимым.
Нина вышла на улицу. Она никогда не любила ночные смены. Всегда волновалась за свекровь. Относилась к ней как к матери. Тем более что свою мать она не знала. Воспитывала её тётка, которая скорее видела в ней обузу, чем родного человека.
Как только Нине исполнилось восемнадцать, она покинула тёткин дом и сразу устроилась на работу, чтобы ни у кого ничего не просить. Жила одна, почти ни с кем не общаясь, пока однажды печка не начала дымить. Ей посоветовали обратиться к Павлу. Она пришла, и всё изменилось.
Они с Павлом влюбились друг в друга с первого взгляда. После ремонта печки он стал частым гостем в её доме. Они больше ни разу не расставались. Часто бывали у свекрови, хотя жили в её небольшом домике. После гибели Павла Нина переехала к Людмиле Сергеевне. Не хотела оставлять её одну, да и самой было легче переживать горе вместе.
Она аккуратно прикрыла дверь и зашагала по тропинке. Дом свекрови стоял немного на отшибе. Нужно было пройти небольшой лесок с болотцем, а потом уже оказаться в посёлке. Зато те, кто ходил в город на работу, проходили мимо дома. Почти сразу за ним был небольшой мостик через речку, а там буквально километр до города.
Нина обернулась на дом, вздохнула и пошла дальше. Она уже почти миновала лесок, когда услышала со стороны болота какой-то всплеск и стон. Что-то непонятное. Остановилась, потом бросилась к болотцу. Может, собака какая-нибудь угодила.
А может, зацепилась ошейником и теперь не может выбраться. Нина даже поцарапала руку, продираясь сквозь кусты. Наконец, она оказалась на берегу болотца и едва не вскрикнула. В паре метров от неё в мутной жиже барахтался ребёнок.
— Не шевелись, слышишь? Держись и не двигайся! — крикнула она.
Быстро схватившись за ствол молодого деревца, она ступила в воду, моля лишь об одном — чтобы ствол выдержал. Вода была густая, зловонная. Нина буквально выдернула девочку из трясины.
— Ты кто? Ты чья? — спросила она.
Но ребёнок не мог говорить. Девочка всё время норовила упасть. Сил у неё совсем не осталось. Зубы выбивали дробь. На вид ей было лет пять-шесть, не больше.
— Ох ты ж, бедняжка моя! — воскликнула Нина, подхватила ребёнка на руки и бросилась бегом к дому.
— Мама! — позвала она, влетев в дверь.
Людмила Сергеевна удивлённо и даже испуганно повернулась. Увидев грязную, мокрую невестку с таким же грязным и мокрым ребёнком на руках, ахнула и подскочила с постели.
— Ниночка, кто это? Что случилось?
Нина торопливо стаскивала с девочки промокшую одежду. Взяла с печки одеяло, закутала ребёнка.
— Помыть бы её. Ой, мама, вытащила из болота, ничего не знаю. Нужно отогреть малышку, накормить, но не могу я задержаться, опоздаю. Иди, не волнуйся, справлюсь я.
Нина с сомнением взглянула на Людмилу Сергеевну.
— Точно справитесь? Вас саму-то шатает.
— Иди, не волнуйся, — твёрдо ответила свекровь, и в её голосе прозвучала такая уверенность, что Нина, хоть и нехотя, поверила.
За пять минут она ополоснулась холодной водой в бане, переоделась и побежала на работу. Начальник у них был невыносимым человеком: ему было плевать на чужие проблемы. Опоздал — получи штраф. Сколько бы ни торопилась Нина, две минуты всё равно оказались лишними. Её уже ждала записка: «Нина Алексеевна лишена пяти процентов премии». Она стиснула зубы, а потом не выдержала:
— Да подавись ты своей премией!
Сейчас её мысли были далеко от работы. Она оставила дома еле живую свекровь с незнакомой девочкой. Мало того, что ребёнок мог заболеть, мало того, что Маришка совсем кроха, так ещё и непонятно, откуда она вообще взялась. А вдруг у неё поднимется температура, а Людмила Сергеевна не сможет ничего сделать? Эх, надо было остаться дома. Лишили бы премии — пережили бы. А теперь отсюда не выйдешь. Охранник откроет цех только утром.
— Нина, ты куда так спешишь? — Лариса, с которой они работали рядом, удивлённо смотрела, как Нина собирается.
Было чему удивляться. Обычно по утрам они не торопясь выходили из цеха, стояли, разговаривали.
— Впереди два выходных, куда спешить? Можно и поболтать.
А тут Нина носится, того и гляди в одном ботинке ускачет.
— Ларочка, не обижайся, очень нужно бежать. Со свекровью худо.
Лариса с сочувствием посмотрела на неё. Она знала всю историю Нины.
— Нет-нет, потом, всё потом.
И Нина помчалась. Не пошла, а побежала, чуть ли не полетела. Люди, которых она встречала, провожали её удивлёнными взглядами. Никогда она так не носилась. Да и вообще в последнее время ходила медленно, опустив голову.
— Мама, мама! — Она буквально ворвалась в дом.
Людмила Сергеевна, которая в фартуке жарила блинчики, удивлённо обернулась.
— Ниночка, что ты кричишь, Маришку напугаешь.
Нина так и села. Она ничего не понимала. Вчера оставила ребёнка с измученной женщиной, которая находилась на грани жизни и смерти, а сейчас видела перед собой совершенно другого человека. Да, исхудавшую, с тёмными кругами под глазами, но живую Людмилу Сергеевну. Человека не с потухшим взглядом, а с живым. Нина перевела взгляд дальше.
За столом сидела маленькая гостья. Светлые кудряшки, тёмные глаза. Она замерла, держа в одной руке блин, а в другой кружку с молоком. Девочка была чистенькой. Одежда на ней старенькая, но опрятная. Это что же получается? Людмила Сергеевна и одежду постирала?
— Мама, как вы тут?
— Всё хорошо. Мы с Маришкой вчера помылись, покушали, спать легли. А потом я постирала. Ну и на завтрак вот всё собрала. До Светы сбегала. Молочка купить хотела, но Света, зараза, ни в какую денег не взяла.
От упоминания о молоке Нина вдруг расплакалась. Свекровь бросилась к ней:
— Нина, Ниночка, ну что с тобой?
— Вчера, понимаешь, вчера я поняла, что кому-то ещё могу быть полезной, помочь могу, понимаешь?
Маришка рассказала, что живёт она в соседней деревне. В болото не собиралась, просто пряталась в лесочке от пьяного отчима. А мать тоже пьяная, потому отчиму подчиняется, а он девочку ремнём бьёт.
Нина слушала, и волосы на голове шевелились. Это ж как жить надо, чтобы ребёнок вот так равнодушно обо всём рассказывал.
— И часто тебя отчим бьёт? — спросила она.
— Этот не очень. А вот прошлый, и который ещё раньше был, очень-очень.
Нина и Людмила Сергеевна переглянулись.
— Это ж сколько отчимов сменилось за всё время, что ребёнок уже троих помнит, — покачала головой Нина.
— А маму твою не Катя зовут? — спросила она.
Девочка кивнула:
— Катя.
Нина посмотрела на свекровь:
— Ну, я, кажется, поняла, кто они такие. Помните, приехали к нам лет десять назад, пожили меньше года и в другое село переехали? В семье человек десять было, все пили. Девчонка молоденькая была, Катькой звали. Всегда неопрятная такая.
— Ой, что-то припоминаю, — нахмурилась Людмила Сергеевна.
— Говорили, там многие от пьянки поумирали. Ну, как видим, не все. Что делать-то будем? Девочку им отдавать нельзя. Нельзя, — твёрдо сказала Нина.
— Ниночка, сходила бы ты к нашему участковому. Женщины говорили, хоть и молодой, а очень толковый человек. Посоветовалась бы. Так просто ребёнка тоже нельзя у нас прятать.
— Верно. Ладно, схожу. А где он живёт-то?
Вечером, подгадав время так, чтобы не попасть в рабочий час участкового, Нина подошла к нужному дому. Дмитрий Сергеевич. В окне показался мужчина лет тридцати пяти.
— Вы ко мне? Сейчас выйду.
Он появился во дворе, накинув рубашку на плечи.
— Что-то случилось?
— Давайте я вам всё расскажу, а вы посоветуете, что делать, — предложила Нина.
— Вот как? Ну, присаживайтесь, — кивнул участковый.
Они устроились на лавочке, и Нина поведала ему всю историю: про Маришку, про болото, про её мать-пьяницу и отчимов-садистов. Дмитрий Сергеевич задумчиво почесал подбородок:
— Да, этой семейкой уже занимался. Правда, по другому поводу. А у вас есть свободное время? Прокатимся до них? Посмотрим, чем занимаются, как дочку ищут.
— Конечно, — без колебаний ответила Нина.
Когда они приехали к дому, там стоял такой густой дым, что казалось, будто здание вот-вот загорится. Нина даже не сразу узнала ту самую Катьку. Лишь одно оставалось неизменным — женщина была такой же грязной и измождённой.
— Гражданка, а где ваша дочь? — спросил участковый.
— Да тут где-то, болтается, наверное, — равнодушно отмахнулась женщина.
— Как же так? Дочери уже два дня дома нет, а вы и не знаете об этом. Вот человек от смерти спас, к себе забрал, — возмутился Дмитрий Сергеевич.
Екатерина несколько секунд тупо смотрела на Нину, а потом расхохоталась:
— Что, приглянулась моя козявка? Можешь забирать, за пару бутылок отдам.
Нина резко вскочила и выбежала на улицу. Спустя минуту к ней вышел участковый.
— Как только таких земля носит, — покачал головой Дмитрий Сергеевич.
Они сели в машину.
— Дмитрий Сергеевич, а теперь-то что? Маришку в детский дом отдадут? И вырастет из неё такая же Катька?
— Отдадут. Других вариантов пока нет. Сюда её точно нельзя возвращать.
Нина тяжело вздохнула. Участковый внимательно посмотрел на неё и сказал:
— Ничего, если ещё одну ночь она побудет у вас? Сегодня уже поздновато звонить.
Нина оживилась:
— Да, конечно. А может быть, тогда в понедельник позвоните? Сегодня среда. Зачем в конце недели начинать?
Мужчина усмехнулся:
— Ну, посмотрим.
Пока ехали обратно, разговорились.
— Так вот, значит, ваш муж ради радости ребёнка погиб? — спросил Дмитрий Сергеевич.
— Ради кота, — горько усмехнулась Нина.
— Нет, тут вы не правы. Не важно, по кому плакал малыш. По коту, по игрушке. Ваш муж жизнь отдал, чтобы он не плакал.
Нина впервые услышала такой взгляд на произошедшее. Ей стало невыносимо стыдно за то, что перестала общаться с погорельцами. Они несколько раз приходили к ней, но она всегда указывала им на дверь.
«Надо обязательно поговорить с ними. Ясно же, им тоже тяжело», — подумала она.
Участковый позвонил в опеку только через две недели, а всё это время помогал Нине собирать необходимые документы. Людмила Сергеевна смотрела на него как на героя. А Нина смущалась, но ни о чём таком не думала.
Когда девочку всё-таки забрали, начались настоящие мучения. Нина металась между детским домом и опекой. Опека словно нарочно упёрлась рогом. Дмитрий Сергеевич сколько раз ездил с ней, поддерживая.
— Вот были бы вы замужем, это хоть какая-то стабильность, — повторяли в опеке.
Людмила Сергеевна сразу заявила:
— Вам нужно пожениться, ну хотя бы на время.
Спустя целый год они смогли забрать Маришку домой. Девочка от радости чуть не падала. Она долго обнимала Людмилу Сергеевну, называя её бабушкой, и плакала от счастья. А Дмитрий грустно улыбнулся:
— Нина, как решишь, что свобода тебе нужна, так и скажи, сразу разведёмся.
Нина посмотрела на него, опустила глаза. А Людмила Сергеевна заговорила. Сначала слова давались ей с трудом, потом словно кто-то отпустил её голос:
— Вот что, никогда не думала, что скажу такое, никогда… Тяжело мне, — глубоко вздохнула она. — Но я же вижу, между вами ниточка протянулась. Может, не стоит вам расходиться? Нина была хорошей женой моему сыну, но его больше нет. А Ниночка молодая. И Маришка теперь с нами. Маришка, она же всё равно мне внучкой будет.
Дмитрий склонил голову:
— Спасибо вам, Людмила Сергеевна. Я знаю, насколько тяжело вам было это сказать.
А потом они долго сидели все вместе, обнявшись, и строили новые планы на новую жизнь.