— Лида, ну ты хоть что-нибудь умеешь готовить, кроме макарон? — протянула Раиса Ивановна, брезгливо оглядывая праздничный стол. В её голосе сквозило пренебрежение, а взгляд напоминал осмотр чего-то несъедобного.
Лидия судорожно сжала кухонное полотенце. Целый день она провела у плиты: варила борщ по рецепту свекрови, лепила пироги, старалась во всё вложить частичку себя. Руки болели от усталости, сердце тяжело от постоянного ощущения несоответствия чему-то невидимому, но важному.
— Я очень старалась… — начала она осторожно.
— Старалась! — фыркнула Инна, младшая дочь Раисы Ивановны. — Мам, посмотри на эти пирожки. Кто их лепил — ребёнок или инопланетянин?
Она не договорила, но выражение лица говорило больше слов. Лидия почувствовала, как щёки заливает краска стыда. Хотелось спрятаться, убежать на кухню — только ноги будто приросли к полу.
— Аркадий, объясни жене, как мы обычно принимаем гостей, — обратилась свекровь к сыну. — А то она явно не понимает, что к чему.
Аркадий неловко закашлял, уставившись в тарелку.
— Мам, ну Лида же первый раз для всех готовила… Она волновалась…
Это не была защита. Скорее, слабая попытка смягчить ситуацию. Лидия по голосу поняла — он оправдывает её перед матерью, а не защищает как жену.
— Волновалась! — подхватила Елена, средняя сестра. — Мы тоже волновались, когда начинали. Но руки-то у нас из правильного места росли. А здесь… Борщ пересолен, пирожки сырые. Хорошо ещё, гости пока не пришли.
— Вот именно — гости! — вздохнула Раиса Ивановна. — Что они подумают о нашей семье? Мы же не какие-то там «полуфабрикатные» люди, чтобы подавать еду, как в столовой.
Лидия стояла, как загнанный зверёк среди хищников. За полгода замужества она уже привыкла к таким вечерам, но каждый раз боль чувствовалась остро, будто кто-то аккуратно вырывал кусочек её души.
— Может, я ещё что-то приготовлю? — робко предложила она. — Хотя бы простой салат…
— Ты не понимаешь, Лида, — Инна театрально закатила глаза. — Время упущено. Гости через час. Что мы им скажем? Что наша невестка — это просто шутка природы?
Сёстры захихикали. Аркадий всё так же молчал, уткнувшись в свою тарелку. Он мог бы сказать что-то. Но предпочёл молчать.
— Хорошо, что отец не дожил до этого дня, — наконец произнесла Раиса Ивановна, будто случайно бросив в комнату бомбу. — Не пережил бы он такого позора. Так мечтал о достойной невестке для любимого сына…
Эти слова ударили больнее всего. Лидия знала, что её выбрали не как любовь всей жизни, а как вариант. Простая девушка из книжного магазина, без амбиций и связей. А Аркадий — представитель интеллигентной семьи: мать с высшим образованием, две сестры с хорошими профессиями, сам он — инженер. Их мир был упорядоченным, чётким, и Лидия никак не вписывалась в него.
— Может, я что-то другое приготовлю? — попробовала снова Лидия.
— Девочки, может, ей лучше просто посудой заняться? — внезапно предложила Елена, улыбаясь слишком сладко. — Мы быстро справимся. А Лида пусть просто помогает, где сможет.
— Отличная идея, — кивнула свекровь. — Пусть учится сначала на малом, прежде чем на большом. Хотя в её возрасте уже поздновато начинать…
Ей было двадцать четыре.
Она умела многое. Умела шить, вязать, готовить, декорировать интерьер. Но в этом доме все её навыки теряли ценность. Здесь она становилась тенью — бесцветной, неумехой, недостойной быть частью этой семьи.
— Хорошо, — тихо сказала Лидия. — Я помогу с посудой.
И ушла на кухню под одобрительные взгляды, которые означали: ты на своём месте . Это был лишь первый день. Впереди — двадцать лет унижений.
Годы шли, но одно оставалось неизменным — постоянное сравнение, постоянное недовольство, постоянное давление. Лидия научилась распознавать начало нового издёвки — по сжатым губам свекрови, по многозначительному взгляду Инны, по тону Елены, который звучал как приговор.
— Опять эти жуткие шторы, — бросила Раиса Ивановна, входя в гостиную. — Лида, когда ты уже начнёшь следить за интерьером? Аркадий ведь не бедняк какой-то.
— Мы экономим, — ответила Лидия, стараясь говорить спокойно. — Пока копим на квартиру. Поэтому не до дизайна.
— Экономите! — Елена усмехнулась. — А на что тогда зарплата Аркадия уходит? На твои тряпки из секонд-хенда?
Лидия промолчала. Зарплата мужа уходила на коммуналку, продукты, лекарства для матери. А её скромные деньги с работы в канцелярском магазине — на подарки, которые никто никогда не ценил.
— Девочки, — протянула Раиса Ивановна, удобно устраиваясь в кресле, — помните Олю Петрову? Одноклассницу Аркадия? Встретила вчера возле банка. Какая элегантная, ухоженная. Вышла замуж за бизнесмена, живут в коттедже. Дети уже на подходе.
Лидия сжала кулаки. Началось. Ещё одна любимая игра — сравнивать её с другими женщинами. И всегда — в её ущерб.
— Ну а дети? — продолжила Инна. — Лида, ты когда уже родишь? Аркашу пора обзаводиться наследником.
— Мы планируем, — почти шёпотом ответила Лидия.
— Планируете! — воскликнула Раиса Ивановна. — В наше время не планировали. Любили — рожали. А сейчас молодёжь всё больше о себе думает. То курсы, то карьера…
Курсы актёрского мастерства. Лидия записалась тайком, ходила по субботам. Для неё это были единственные моменты, когда она чувствовала себя живой. Но Аркадий узнал и запретил. Сказал, что не потянут. А свекровь добавила:
— Не царского ты рода, чтобы по сцене ходить.
— Вот Оля Петрова, — снова заговорила Раиса Ивановна, — вот кто понимал, в чём долг женщины. А некоторые думают, что замужество — это развлечение.
Лидия встала и направилась на кухню. Прислонившись к раковине, она тихо расплакалась. За стеной продолжался разговор.
— По-моему, Аркаша просто неудачно женился, — говорила Елена. — Мог бы найти кого-то повеселее, поярче.
— Тише ты, услышит ещё, — осадила её мать. — Хотя… ну что скрывать? Мы же все прекрасно видим. Обыкновенная серая мышка.
В дверях появился Аркадий.
— Что случилось? Почему ты плачешь? — спросил он, заметив её слёзы.
— Ничего, — всхлипнула Лидия. — Просто устала.
— От чего устала? — удивился муж. — Вон ведь дома весь день просидела.
Дома. Сидит. Целый день. Будто она не работала восемь часов в магазине, не бегала со свекровью по врачам, не готовила ужины, не стирала, не убирала.
— Аркадий, поговори с мамой, — попросила она. — И с сёстрами тоже. Они… они меня не принимают. Постоянно сравнивают с кем-то, критикуют…
— Лид, ну что ты выдумываешь? — Аркадий ласково потрепал её по голове, как маленького ребёнка. — Мама просто переживает за нас. Хочет, чтобы нам было хорошо. А сёстры… они такие прямолинейные. Зато честные.
— Честные? — Лидия подняла на него глаза. — Аркадий, они меня унижают. Каждый раз, когда приходят…
— Не преувеличивай, — вздохнул муж. — Ты слишком ранимая. Нужно быть стрессоустойчивее.
Стрессоустойчивость. Как будто последние пять лет она не училась именно этому — глотать обиды, улыбаться сквозь слёзы, молчать, когда хочется закричать.
Особенно тяжело были семейные праздники. Дни рождения превращались в суд.
— Лидочка, расскажи, как там работа? — слащаво интересовалась Инна. — Всё ещё карандашики продаёшь?
— Я работаю в офисе канцелярских товаров, — поправляла Лидия.
— Ну да, конечно, — хихикала Елена. — Офис! И вправду серьёзное место.
— А помнишь, как она про театральное училище рассказывала? — подхватывала Инна. — Хотела актрисой стать. Просто смех!
— Ой, правда? — делала вид, что удивляется Елена. — Да она же при людях слова связать не может!
И они смеялись. Аркадий виновато улыбался, свекровь покачивала головой, словно знала всё о жизни.
Лидия сидела и чувствовала, как внутри что-то медленно угасает. Мечты, надежды, личность — всё растворялось в ядовитом тумане пренебрежения.
Ещё хуже стало после рождения детей. Сначала родился сын Максим, а через три года — дочка Аня. Лидия думала: теперь точно примут, оценят как мать. Но нет.
— Максим всё время плачет, — замечала Раиса Ивановна. — Наверное, от матери досталось. А у Ани щёчки какие-то бледные. Наверное, плохо кормит.
— Мам, дети здоровые, — пытался вступиться Аркадий.
— Здоровые, да не крепкие, — качала головой свекровь. — Мои дети были богатырями. А эти… какие-то хилые. Генетика, видимо.
Лидия молчала. Молчала, когда свекровь учить начинала, как пеленать. Молчала, когда золовки критиковали методы воспитания. Молчала, когда на детсадовских праздниках другие мамы шептались: «А это кто такая серенькая?»
Двадцать лет она молчала. До того дня, когда ей в руки дали микрофон.
Ресторан «Русский двор» гудел голосами и звоном бокалов. Раиса Ивановна восседала во главе стола в бордовом платье, которое, по её словам, «подчёркивало статус юбилярши». Ей исполнилось восемьдесят пять — почётная дата. Собрались родственники, соседи, коллеги по библиотеке.
Лидия сидела, как всегда, в самом конце стола. Двадцать лет одно и то же место — подальше от важных гостей, поближе к служебному выходу. Чтобы удобнее было принести добавку или убрать посуду.
— Теперь слово передаём Инне! — объявил тамада.
Инна встала, взяла микрофон и заговорила о том, какая у них замечательная мама, какая крепкая семья, как они все вместе.
— Мама научила нас быть настоящими женщинами, — вещала она под аплодисменты. — Уметь беречь традиции, ценить близких, не терять себя на пустяках…
При этих словах её взгляд скользнул в сторону Лидии. Мимолётно, но она его почувствовала. Вот он — очередной укол. Даже здесь нельзя просто быть.
— А теперь очередь Лены! — тамада протянул микрофон другой золовке.
Елена заговорила о семейных ценностях, о важности выбора партнёра, о том, что «не каждый способен вписаться в интеллигентную семью».
Лидия почувствовала, как внутри всё сжимается. Неужели даже сегодня? На юбиле свекрови нельзя обойтись без намёков?
Аркадий произнёс короткую речь о любимой маме. Потом говорили соседи, коллеги, дальние родственники. Все хвалили Раису Ивановну — её мудрость, принципиальность, умение отличать «настоящих людей от пустышек».
— А теперь, — сказал тамада, оглядывая стол, — пусть скажет что-нибудь наша тихоня! Лидия Петровна, вы ведь тоже часть семьи!
Все повернулись к ней. Одни с любопытством, другие — с насмешкой.
— Она же слова связать не может, — хихикнула какая-то женщина.
— Ну же, давайте, — подбадривал ведущий. — Пару слов о юбиляре!
Микрофон передали ей. Лидия взяла его дрожащими руками. В зале воцарилась тишина. Даже официанты замерли с подносами.
Она посмотрела на Раису Ивановну — та сидела с добродушной улыбкой, готовая снисходительно выслушать пару ничего не значащих фраз. На Аркадия — тот кивал, мол, скажи что-нибудь простое и сядь. На золовок — те переглядывались, пряча смешки.
И вдруг внутри что-то щёлкнуло. Словно оборвалась туго натянутая струна.
— Знаете, — начала Лидия, и её голос прозвучал громче, чем она сама ожидала. — Двадцать лет я молчала. Двадцать лет терпела, как вы говорили, какой я недостойной быть в этой семье.
Зал напрягся. Улыбки исчезли.
— Я молчала, когда меня называли серой мышкой. Молчала, когда сравнивали с другими женщинами — всегда не в мою пользу. Молчала, когда говорили, что мои дети хилые из-за плохой генетики.
Раиса Ивановна побледнела. Аркадий начал было вставать, но Лидия остановила его взглядом.
— Я молчала, когда меня учили, как кормить детей. Молчала, когда смеялись над моими мечтами. Над тем, что хотела играть в театре. «Не царского рода», — сказали мне. «Не нашего круга».
В зале стояла полная тишина. Кто-то опустил глаза, кому-то стало неловко.
— А знаете, что страшнее всего? — голос Лидии стал твёрже. — Не то, что меня унижали. А то, что я позволяла это делать. Что молчала. Что думала — авось полюбят, авось признают.
Она посмотрела прямо на свекровь.
— Раиса Ивановна, всю жизнь вы учили людей в библиотеке. Рассказывали, что в книгах заключена мудрость веков. А сами за двадцать лет так и не прочитали одну книгу — книгу человеческого сердца. Не поняли, что делаете с живым человеком.
— Лида… — прошептал Аркадий. — Не надо этого…
— Нет, надо! — резко обернулась она к мужу. — Двадцать лет назад нужно было сказать это. Когда твоя мать впервые назвала меня «не нашего круга». Когда твои сёстры насмехались над моими мечтами. Ты молчал. Как и я.
Она встала, по-прежнему держа микрофон.
— Поздравляю вас, Раиса Ивановна, с юбилеем. Желаю когда-нибудь понять, что истинная ценность человека не определяется его происхождением. А вам всем… — Лидия окинула зал взглядом, — желаю никогда не оказаться на моём месте.
Она положила микрофон на стол и уверенно направилась к выходу.
Лидия шла по улице, наполненной ночной прохладой, и глубоко вдыхала свежий, свободный воздух. Впервые за двадцать лет он казался таким лёгким и чистым. Она не знала, куда именно идёт, но одно знала точно — назад не вернётся.
Телефон трезвонил без перерыва: Аркадий, свекровь, золовки — все требовали объяснений, извинений, возвращения. Лидия выключила звук и присела на скамейку в парке, глядя на звёздное небо.
Через три дня она сняла скромную однушку на окраине города. Взяла с собой только самое необходимое — документы, фотографии детей, несколько любимых книг. Всё остальное осталось там, в прошлой жизни, которая закончилась в тот вечер в ресторане.
— Мам, ты правда уходишь от нас? — спросил пятнадцатилетний Максим, когда Лидия объяснила детям ситуацию.
— От вас — никогда, — ответила она, крепко обнимая сына. — От тех, кто причинял мне боль каждый день, — да.
Дети приняли решение матери спокойнее, чем она ожидала. Аня даже призналась:
— Мам, я давно заметила, как бабушка и тётки тебя обижают. Мне было неприятно, но я не знала, как это изменить.
Полгода прошли стремительно, словно один долгий день. Лидия устроилась менеджером в небольшую издательскую компанию — впервые за много лет её работа была связана с книгами, а не с канцтоварами. Зарплата была невелика, но её хватало на скромную, но достойную жизнь.
По субботам она снова начала ходить на курсы актёрского мастерства. Теперь руки не дрожали, когда нужно было выйти на импровизированную сцену, а голос звучал уверенно и звонко.
— У вас потрясающий драматический талант, — сказал преподаватель после одного занятия. — Такая глубина эмоций… Вы, наверное, очень многое пережили?
— Пережила достаточно, — мягко улыбнулась Лидия.
Аркадий приезжал раз в неделю, привозя детей. Разговоры между ними теперь были другими — без покровительственного тона с его стороны, без робости и подстраивания с её стороны. Они общались как равные.
— Мама говорит, что ты её неправильно поняла, — как-то произнёс он.
— За двадцать лет такого понимания вполне достаточно, — спокойно ответила Лидия.
— Инна с Леной говорят, будто ты их очернила перед всеми.
— Аркадий, — остановила его Лидия. — Я не собираюсь ни перед кем оправдываться. Ни перед ними, ни перед тобой. Я просто сказала правду. Если кому-то она показалась неудобной — это уже их проблемы.
На свой сорок четвёртый день рождения Лидия устроила небольшой праздник в уютном кафе. Пришли коллеги, соседка Галина Петровна, преподаватель с курсов, старая подруга Света, с которой они возобновили общение после многих лет молчания.
— Знаешь, — сказала ей Света, — ты совсем другая стала. Раньше ты была живой, открытой, весёлой. Потом как будто погасла. А сейчас в тебе снова светится жизнь.
— Сейчас я снова нашла себя, — ответила Лидия.
Дети подарили ей билет на спектакль в драматическом театре. Аня нарисовала открытку с надписью: «Самой смелой маме на свете» .
Вечером, когда гости разошлись, Лидия сидела у окна и смотрела на мерцающие огни города. Телефон молчал — никто не требовал отчёта, не критиковал, не учил жизни.
Завтра был воскресенье. Она собиралась пойти на премьеру в театр, потом прогуляться по набережной, почитать книгу. Это был её день, её выбор, её жизнь.
Лидия улыбнулась и подумала:
«Интересно… А ведь научилась летать…»