— Может, отда́дим её в детский дом? — предложил муж. — Зачем тратить столько денег на операцию? Да и зачем нам ребёнок такой, инвалид?
— Жень, давай попробуем найти деньги? — умоляла я. — Нельзя терять время! Неужели ты не видишь, как ей плохо? Давай обратимся в банк, возьмём кредит! Или хотя бы разменим твою квартиру? Возьмём однушку вместо двушки, доплатим… Я тебя прошу, ради неё, ради нашей дочери!
Жизнь до переезда в столицу теперь казалась мне далёким, размытым сном — будто серия однообразных дней в маленьком провинциальном городке. Швейное училище, вечера над выкройками, мечта об ателье… Всё это вдруг стало таким мелким и незначительным.
Помню, как мы с Анькой стояли на перроне вокзала, растерянные, окружённые шумом и суетой большого города. Она, всегда такая решительная, тянула меня за рукав:
— Ну что, мастер по шитью, готова начать новую жизнь?
Я нервно оглядывалась, чувствуя себя чужой среди этой толпы.
— Я всего год училась, вдруг меня не примут?
— Да брось! С твоими оценками тебя там разорвут на части! Главное — не бояться! — подмигнула она и потащила к такси.
Медучилище оказалось большим зданием с длинными коридорами и запахом лекарств. Анька светилась от счастья:
— Вот он, мой путь!
А я чувствовала себя не очень уверенно, но спорить не стала. Мы подали документы, прошли собеседование — и, как и предсказывала подруга, меня взяли без проблем.
При заселении в общежитие Анька сразу заявила:
— Будем жить вместе и покорять этот город!
Я робко улыбнулась, не зная, что ответить. В комнате уже ждала третья девушка — Маша. Она была такой же жизнерадостной и общительной, как Анька, поэтому они быстро нашли общий язык. А я оставалась в стороне. Анька тогда мечтала стать медсестрой, но после поступления интерес к учёбе у неё быстро угас.
Вечера у нас проходили по-разному: я зубрила учебники, пытаясь разобраться в анатомии и физиологии, а девчонки собирались на вечеринки, красились, обсуждали парней.
— Ты опять учишься? — однажды спросила Анька, заглянув в мои конспекты. — Жизнь проходит мимо! Пойдём с нами, развлечёмся!
— Нет, завтра контрольная, — качала я головой.
— Эх, ты! — смеялась Анька. — Упустишь всё самое хорошее!
И правда упускала. Я видела, как они гуляют, встречаются, веселятся. А я продолжала трудиться, мечтая о дипломе.
Со временем учёба давалась мне всё сложнее, но я старалась. Анька же совсем забросила занятия.
Однажды вечером она пришла расстроенная:
— Меня вызвали к декану… Ругали за прогулы и плохие оценки.
Я пыталась её успокоить:
— Подтянись немного, всё образуется.
Но Анька только отмахнулась:
— Да забудь про это всё! Лучше пойду в парк с друзьями.
Скоро дела пошли хуже и у Маши. Они обе стали часто пропускать пары, заваливать экзамены. Я их предупреждала, но они не слушали. Год спустя их отчислили и выселили из общаги.
Анька плакала, сидя на чемоданах:
— Что мне теперь делать? Домой стыдно возвращаться…
Я молчала. Мне было её жаль, но я понимала — она сама выбрала свой путь. Вдруг она схватила меня за руку:
— Послушай, давай снимем квартиру вместе? Я не смогу одна! Ты ведь моя лучшая подруга!
Я колебалась. Это будет дорого, придётся работать больше. Но отказывать не могла.
— Хорошо, — согласилась я. — Только найдём что-то недорогое.
Поиск затянулся, но в итоге мы нашли старенькую однушку на окраине. Квартира была грязной и неуютной, но дешёвой.
— Ну ничего, — оптимистично сказала Анька, — сделаем ремонт, и будет уютно.
Ремонт так и остался мечтой — денег не хватало. Аренда отнимала много средств, и мне пришлось взять больше смен.
— Нам нужно работать, — сказала я однажды. — Иначе не протянем.
— Конечно, завтра начну искать, — лениво ответила Анька.
Но «завтра» становилось «послезавтра», потом неделей. Анька валялась на диване, смотрела сериалы.
— Ты хоть что-нибудь делаешь? — наконец не выдержала я. — Я одна работаю, а ты отдыхаешь!
— Я ищу работу! Просто пока ничего нет, — огрызалась она.
— Давай так: я плачу за еду и свет, а ты — за квартиру, — решила я.
Она согласилась. Я работала санитаркой — тяжело, но стабильно. А Анька продолжала жить, как раньше: ходила на свидания, тратила деньги на развлечения, покупала дорогую одежду. Я убирала, варила еду, давала деньги взаймы. Надеялась, что она изменится. Но этого не происходило.
К концу месяца пришло время платить за квартиру. Я передала Аньке свою часть, а она сказала, что своих денег пока нет.
— Заплачу чуть позже, — пообещала она. — У меня сегодня свидание, парень поможет.
Я нахмурилась. Такой ответ меня не устраивал.
— Нет, Анька, платить надо сегодня. Иначе нас выгонят.
Она обиделась:
— Почему ты давишь? Я же сказала — заплачу! Не доверяешь?
Я молчала. Доверия уже давно не было. Анька ушла на свидание и не вернулась ночевать. На следующий день пришёл хозяин и потребовал деньги. Я объяснила ситуацию, но он не хотел слушать. Пришлось заплатить за неё.
Выяснилось, что Анька, как она говорила, устроилась «на подработку». Только это были не работы, а скорее «знакомства» — она крутилась в дорогих ресторанах, салонах красоты, фитнес-центрах. Вечером возвращалась довольная, в новых вещах и с духами явно не из секонд-хенда.
— Ну что, как твои полы? — как-то спросила Анька, лениво развалившись на диване. — Устала уже или ещё нет?
Я не ответила. Была слишком уставшей и злой, чтобы вступать с ней в разговор.
— Может, тебе тоже кого-нибудь найти? — продолжила она. — Глядишь, и не пришлось бы так изводиться.
Я стиснула зубы, сжав кулаки.
— Лучше я буду честно работать, чем жить за чужой счёт! — огрызнулась я.
Анька лишь пожала плечами.
— Как хочешь. Твоё право.
Но прошло всего пару недель, и ситуация повторилась: Анька снова начала просить меня внести её долю за квартиру. На этот раз я отказалась резко:
— Сама договаривайся с хозяином. Надоело выгораживать тебя.
Она скривилась и, схватив телефон, ушла в другую комнату — видимо, связывалась с арендодателем. Через некоторое время вернулась довольная:
— Всё решила, не переживай.
Я только пожала плечами. Пусть сама разбирается.
Через неделю к нам неожиданно заявилась жена владельца квартиры. Я не сразу поняла, что происходит. Оказывается, Анька договорилась с ними и попросила женщину прийти именно сегодня, пообещав рассчитаться. Я не могла поверить, что в ней всё-таки проснулось чувство ответственности.
— Она сказала, что сегодня получит деньги и всё оплатит, — сообщила хозяйка, поправляя платок. — Просила вас не волноваться, говорит — всё уладит.
Мы ждали Аньку почти два часа. Ни один мой звонок она не взяла, хотя один раз трубку всё-таки подняла:
— Не могу прийти, дела. Справляйтесь сами.
— Это что, мне теперь расплачиваться за вашу подругу? — возмутилась женщина.
У меня не было выбора. Я собрала все оставшиеся деньги и отдала ей. Хозяйка вздохнула:
— Конечно, этого мало… Но давайте договоримся: если до конца недели не заплатите полностью — вам придётся освободить квартиру. Люди давно записались.
Я передала последние купюры, оставив себе буквально на хлеб. Но иного выхода не было. Квартира была для меня единственным местом, где я могла укрыться от мира. И я должна была её сохранить.
Анька так и не вернулась. Только позвонила и издёвчиво сообщила:
— Я нашла себе «папика», мы летим с ним на Мальдивы. Долги — это не моё. Разбирайся сама. Прощай!
Чтобы хоть как-то свести концы с концами, я стала работать уборщицей ещё и в кафе по выходным. Работа была тяжёлой, но я не жаловалась. Усталость стала постоянной спутницей, времени на отдых почти не оставалось. Ела я очень мало — чаще всего дешёвые макароны и хлеб. Организм начал сдаваться.
Однажды прямо на занятиях меня внезапно закружилась голова, потемнело в глазах — и я потеряла сознание. Очнулась в медпункте училища.
— Голодный обморок, — констатировала медсестра. — Вам нужно больше есть и отдыхать. Зачем себя так изводите?
Я молча поднялась с кушетки. Как ей объяснить, что у меня просто нет возможности питаться нормально?
— Спасибо, — пробормотала я и ушла.
Вот и дождалась. Почему я не уехала домой? Да потому что дома у меня нет. Мама умерла, когда мне было меньше пяти. Отец женился вторично, а его новая жена терпеть меня не могла. После его смерти, когда мне исполнилось тринадцать, мачеха радостно отослала меня учиться в столицу — лишь бы не видеть. Даже сказала тогда: «Ты мне здесь не нужна». Так что назад пути нет.
Здесь, в этом огромном и холодном городе, у меня есть хотя бы шанс изменить свою жизнь. Хотя бы призрачная надежда доказать всем, что я чего-то стою.
Совет медсестры я не послушалась. Ещё месяц продержалась, а потом упала в обморок прямо на улице и оказалась в больнице.
Две недели в стационаре казались вечностью. Капельницы, уколы, бесконечные обходы врачей — всё это стало частью страшной, изматывающей рутины. Хуже всего было то, что я понимала: вместо того чтобы работать и зарабатывать, я лежу, занимаю место, которое могло бы кому-то действительно нуждаться. В больнице кормили, но я старалась не ходить в столовую — мне было стыдно.
Однажды ко мне в палату вызвал лечащий врач.
— Дроздова, почему вы ничего не едите? — строго спросил он, глядя поверх очков. — Вы же не на диете, вам нужно набираться сил!
Я опустила взгляд. Что сказать? Что мне никто не даст денег на нормальную еду?
— Я понимаю, что сейчас сложно, — немного смягчился он. — Но здоровье — важнее всего. Старайтесь есть. Если больничная каша не нравится — попросите родных принести что-нибудь вкусное.
Я кивнула. Родных у меня нет.
Иногда ко мне заглядывали девушки из училища, приносили фрукты, печенье — что могли. Я благодарна им была, но не могла же я просить их приносить мясо или сыр.
Как-то раз я сидела во дворе больницы на лавочке и плакала. От безысходности, голода и одиночества. Поднимаю глаза — передо мной стоит… будущий муж.
Он присел рядом и осторожно спросил:
— Что случилось? Почему вы плачете?
Я, всхлипывая, рассказала ему всё. Про Аньку, долг, работу, голод. Он слушал внимательно, не перебивая.
Так я познакомилась с Женей. Он был в соседней палате — лечил перелом ноги. За время лечения он несколько раз приходил ко мне, приносил еду, которую ему приносили из дома. Женя оказался добрым, заботливым человеком. Он меня поддерживал, говорил, что всё обязательно наладится.
Когда его выписали, я думала — вот и всё, больше не увижу. Но он не исчез. Приходил ко мне в общагу, приносил цветы и сосиски — «откармливать», как он говорил. Мы гуляли, разговаривали обо всём. Я делилась своими мечтами о профессии медсестры, о желании помогать людям. Он слушал меня с теплотой и говорил, что я — лучшая девушка на свете.
Полгода спустя мы поженились. Переехали к нему — в двухкомнатную квартиру, доставшуюся от бабушки. Я думала, что всё позади. Что теперь у меня будет стабильность, любовь, семья. Что я наконец-то выбралась из этой череды невзгод.
Дурочка… Как же я ошибалась.
Год после свадьбы действительно был терпимым. Конечно, бытовые трудности никуда не исчезли, но поддержка Жени и наша любовь помогали мне справляться со всеми проблемами. Я чувствовала себя любимой и нужной — это давало силы двигаться вперёд.
На момент нашего знакомства Женя работал охранником в супермаркете. Работа не самая престижная, зато стабильная и приносила хоть какой-то доход. Однако спустя месяц после свадьбы его уволили. По его словам, произошло сокращение. Но я сильно подозревала, что причина была в его лени и нежелании нормально работать.
Целый год мы жили на мою скромную зарплату санитарки, которую я получала ещё со времён учёбы в медучилище. Денег хватало едва-едва на еду и коммунальные платежи, но мы старались не опускать руки и верили, что всё наладится.
Ещё через год я забеременела. Для нас это стало полной неожиданностью. Первая реакция Жени меня потрясла:
— Избавляйся от ребёнка! Нам сейчас совсем некогда за этим ухаживать!
Я была в шоке. Как можно так говорить о собственном ребёнке? Никогда бы я на такое не согласилась. После долгих споров и ссор он всё-таки сдался, хотя и не скрывал раздражения. С того момента между нами что-то окончательно сломалось.
Всё время беременности Женя не проявлял никакого участия. Он постоянно ворчал, недовольно поглядывал на меня и повторял: «Я тебе позволил родить — больше от меня ничего не требуй». Я понимала, что любовь ушла безвозвратно. Но куда мне было деваться? Куда идти с беременным животом?
Я терпела его грубость, старалась не замечать холодность. Надеялась, что после рождения ребёнка он изменится. Мы получим второй шанс. У нас родилась дочка. Маленькая, хрупкая, беззащитная. Я назвала её Настенькой. Она стала моим самым большим счастьем и смыслом жизни.
Но радость была недолгой. Через год врачи поставили страшный диагноз — киста в правой почке. Ребёнку срочно нужна была операция.
Я была вне себя. Операция стоила колоссальных денег, которых у нас не было и в помине. Я предложила Жене найти кредит или занять нужную сумму.
Он ударил меня и бросил в лицо:
— Мне вообще наплевать на эту недоношенную! Отдадим её в детский дом и будем жить дальше. Зачем нам эта обуза?
Я смотрела на человека, которому когда-то доверяла, которого любила, и не могла поверить, что он может так равнодушно говорить о собственной дочери.
После отказа Жени помочь нашей дочери я чувствовала себя раздавленной. Но материнское сердце не позволяло мне сдаваться. Я должна была найти выход. Единственной ценной вещью, которая у меня осталась, был мамин перстень. Его передавали из поколения в поколение. Мама говорила, что его подарил нашему предку сам царь. Это был не просто ювелирный предмет — это была память о самом дорогом человеке. Но ради спасения дочери я была готова расстаться даже с этим.
В ломбарде мне дали всего восемьдесят тысяч — меньше половины необходимой суммы. Я не сдавалась. И тут, словно молния среди ясного неба, связалась Анька. Моя бывшая подруга, которая когда-то бросила меня в самый тяжёлый момент. Не знаю, как она меня нашла, но она настояла на встрече.
Мы встретились в кафе. Она рассказала, что вышла замуж за богатого человека, что не забыла, как я её выручила в трудную минуту, и поэтому хочет помочь. Она протянула мне пятьсот тысяч рублей.
Я не могла поверить:
— Ань, я не могу… У меня нет, чем отдавать…
— Чепуха! — оборвала она меня. — Ты же ради дочки! Быстро бери деньги!
Я плакала, благодарно обнимала её, а она смущённо отводила взгляд:
— Ну перестань, а то и я сейчас заплачу…
Я поблагодарила её и сразу направилась в больницу. Попросила врачей, чтобы после операции мне разрешили быть рядом с дочерью. Разрешили. Используя этот шанс, я устроилась на полставки медсестрой — в отделении не хватало персонала, меня взяли без лишних вопросов.
В день операции Женя был пьян. Он бесновался, орал в телефон, называл ребёнка мерзкими словами, обвинял меня в том, что я выбрала «уродца», а не его. Я старалась не обращать внимания. Главное — чтобы Настенька была в надёжных руках. Операция прошла успешно.
Через неделю после выписки я вернулась домой, чтобы переодеться и купить дочке кое-что из еды. Но в квартире меня ждал кошмар: пропали телевизор, компьютер, мои скромные сбережения — двенадцать тысяч рублей, часть одежды. Хорошо, что основные деньги — за перстень и те, что дала Анька — я оставила при себе.
Я в ужасе выбежала к соседке:
— Что здесь случилось?
Та вздохнула:
— Дочка, не знаю, как сказать… Твой муж всё вынес, а твои вещи сжёг во дворе.
Я быстро собрала документы и детскую одежду и ушла. Без адреса, без плана — просто ушла. Всё это время дочка оставалась в больнице. Выписали её только через два месяца. Всё это время мы были вместе в палате.
После выписки я купила билет в другой конец страны. Мы почти сутки добирались. На вокзале сели на скамейку, устали до предела. Поезд пришёл ночью, поэтому остались переночевать. Через пару часов нас разбудил полицейский:
— Почему вы здесь спите?
Я объяснила ситуацию. Полицейскому, видимо, стало нас жаль. Через час он вернулся и спросил:
— Возьмёшься за работу дворника в детском саду?
Я кивнула.
С тех пор прошло три года. Я работаю дворником в детсаду, снимаю однушку. Настенька ходит в ту же группу. Перебиваемся с копейки на копейку. Недавно оформила развод с Женей. На суде он заявил, что те двенадцать тысяч — это «компенсация» за то, что я якобы лишила его ребёнка.
Я обняла дочку и ответила ему:
— Да провались ты со своими деньгами!
У нас нет богатства, нет роскоши. Но у нас есть друг друга. И этого достаточно. Заведующая пообещала, что через полгода возьмёт меня нянечкой — зарплата будет выше, условия лучше. Я не сдаюсь. Верю, что у нас с Настенькой всё обязательно будет хорошо.