Анна стояла у плиты, помешивая суп, и чувствовала, как привычное напряжение сковывает плечи. За спиной звучал голос свекрови — монотонный, вкрадчивый, словно капли воды из неисправного крана:
— Опять пересолила, наверняка. Рука у тебя тяжёлая на соль. Я это ещё в первый месяц заметила. А морковь слишком крупно порезана. Да такую даже корова не станет жевать.
Анна плотно сжала губы и продолжала помешивать. Три года. Три года она слышала эти замечания каждый день. Каждый обед, каждый ужин превращались в экзамен, где её ответом всегда была двойка.
— Мам, хватит, — донёсся из комнаты усталый голос Михаила. — Аня хорошо готовит.
— Хорошо? — Раиса Михайловна изумлённо подняла брови. — В мои годы я на всю коммуналку еду варила, и все только и делали, что лакомились. А эта… — она с disdain-ом посмотрела на невестку, — эта картошку нормально почистить не умеет.
Анна обернулась. На кухне было тесно — двум женщинам едва хватало места разойтись. Раиса Михайловна восседала на табуретке у окна, как начальник смотровой площадки, следя за каждым движением Анны.
— Раиса Михайловна, может, вы отдохнёте? — мягко предложила та. — Я сама управлюсь.
— Отдохну, когда в доме появится настоящая хозяйка, — огрызнулась свекровь. — А пока что приходится следить, чтобы семью не отравили.
Анна положила половник на стол чуть резче, чем собиралась. Раиса Михайловна это отметила.
— Ах, ещё и характер показываешь! — фыркнула она. — Недовольна, значит? Чем недовольна? Тем, что о тебе заботятся? Учат жизни?
Из комнаты заглянул Михаил:
— Мам, хватит уже. Почему вы опять спорите?
— Мы не спорим, — холодно ответила Анна. — Твоя мама просто делится опытом, как обычно.
Муж посмотрел то на жену, то на мать. В его глазах мелькнуло знакомое чувство беспомощности. Он любил их обеих, но не знал, как совместить несовместимое.
— Ужин будет через десять минут, — сказала Анна.
Михаил кивнул и ушёл. Как всегда. Мужчины уходят, когда начинаются семейные разборки, подумала Анна. Оставляют женщин решать всё между собой.
— Вот видишь, — продолжила Раиса Михайловна, будто и не прерывалась. — Сын от тебя ушёл. Потому что атмосфера в доме давит. А атмосфера зависит от женщины. Женщина — хранительница очага.
— Раиса Михайловна, может…
— Не называй меня Раисой Михайловной. Называй мамой. Или мамочкой. Теперь ты мне как родная дочь.
Анна знала, что это игра. Если она произнесёт «мама», значит, признаёт власть свекрови над собой. А если откажется — сразу получит обвинение в неуважении.
— Хорошо, — ответила она нейтрально.
— Хорошо что? — не унималась Раиса Михайловна.
— Хорошо… мам.
Слово прозвучало сдержанно, почти официально, но свекровь одобрительно кивнула.
— То-то же. А то ведёшь себя, как чужая. В семью вошла — правила соблюдай.
Анна разливала суп по тарелкам и думала об этих самых правилах: вставать в шесть, чтобы приготовить завтрак; стирать и гладить не только за мужем, но и за свекровью — «у меня руки болят, дочка»; терпеть постоянную критику в адрес каждой потраченной копейки — «мы раньше экономили, а вы…». И главное правило — ни в коем случае не возражать старшим.
— А помнишь, как первая жена Михаила готовила? — неожиданно спросила Раиса Михайловна.
Анна замерла с половником в руке. О Светлане свекровь говорила редко, но всегда в самый неподходящий момент.
— Светочка, царствие ей небесное, пельмени лепила — объедение. Пироги у неё были пышные, румяные. А как дом содержала — просто загляденье!
Анна молчала. Что можно сказать? Светлана умерла три года назад, и теперь в памяти родных стала эталоном идеальной жены. А эталоны не спорят с живыми.
— Не подумай, что я тебя с ней сравниваю, — добавила Раиса Михайловна с приторной мягкостью. — Просто вы разные. Она была заботливая, хозяйственная. А ты больше… современная.
«Современная» прозвучало почти как ругательство.
— Раиса Михайловна…
— Мам. Мам называй.
— Мам, — вздохнула Анна. — Но что плохого в том, что я современная?
— Да ничего, — пожала плечами свекровь. — Только вот мужу нужна жена, а не…
— Не что?
— Не карьеристка. Михаил работает по две смены, устаёт. А ты всё своими курсами занята, английским своим. Будто не за русского человека замуж вышла.
Анна поставила тарелки на стол. Её курсы английского — это был её маленький секрет, её мечта. Она хотела найти работу переводчиком. Для свекрови это было блажью.
— Мне нравится учиться, — тихо сказала Анна.
— Нравится! — фыркнула Раиса Михайловна. — В двадцать пять лет учиться нравится. Пора бы уже детей рожать, а не по урокам бегать.
Анна машинально положила руку на живот. Это было больное место. Детей не было, и об этом постоянно напоминали.
— Врачи говорят, что нужно время…
— Врачи! — отмахнулась свекровь. — Они много чего говорят. А я как мать скажу: меньше по врачам шататься, больше думать о муже. Мужчина чувствует, когда женщина не готова к материнству.
— Михаил не жалуется.
— Он деликатный. А я вижу, как он смотрит на чужих детей — в магазине, во дворе. Глаза у него тогда такие грустные становятся.
Это было правдой. Михаил любил детей, и их отсутствие его расстраивало. Но он никогда не обвинял Анну — просто не мог так.
— Мы ещё молодые, — сказала она. — Всё будет.
— Молодые! — Раиса Михайловна встала. — Я в двадцать два уже воспитывала ребёнка. А ты в двадцать пять первого не можешь родить.
— У всех по-разному…
— По-разному, да. У кого призвание к материнству есть, у кого нет. А у кого нет — те языками занимаются.
Анна почувствовала, как внутри поднимается волна, готовая прорваться. Но она сдержалась. Как всегда.
— Михаил, ужин готов! — позвала она.
Муж вошёл на кухню, растирая ладони.
— Пахнет вкусно, — сказал Михаил, целуя жену в щёку.
— Пахнет, — согласилась Раиса Михайловна. — А вот каков он на вкус — посмотрим.
Они сели за стол. Михаил с удовольствием принялся за суп, хвалил его, просил добавки. Анна ела молча, чувствуя на себе пристальный, почти прицельный взгляд свекрови.
— Миша, — начала Раиса Михайловна, — а помнишь, как мы раньше по выходным на дачу ездили? До женитьбы? Как хорошо было — вдвоём, без лишних глаз…
Анна поняла, к чему клонит разговор. Дача была одной из болевых тем. Свекровь хотела, чтобы летом вся семья проводила время у неё на участке. Анна же предпочитала оставаться в городе — у неё были курсы, планы, встречи с подругами.
— Мам, мы это уже обсуждали, — тихо сказал Михаил. — В этом году не получится. У Ани учёба…
— Учёба, учёба… — передразнила Раиса Михайловна. — Когда же она закончится? Когда семья станет для тебя главной?
— Для меня семья важна больше всего, — возразила Анна.
— Семья? — свекровь положила ложку. — А почему тогда муж один картошку сажает? Почему его мать одна поливает грядки, а жена в это время в городе «учится»?
— Я действительно учусь, — спокойно ответила Анна.
— Можно и учиться, и заботиться о семье. Одно другому не мешает.
Михаил молчал, медленно откусывая кусочки хлеба. Анна видела, что ему неловко, но он снова не вступился за неё. Как всегда.
— Знаешь, что я думаю? — продолжила Раиса Михайловна. — Ты к нам ещё не прижилась. Бывает такое — вышла замуж, а сердце всё равно в родительском доме.
— Мой родной дом в другом городе, — мягко напомнила Анна.
— Вот именно! А должен быть здесь. Рядом с мужем и его семьёй.
— Здесь и есть моя семья. Михаил — мой муж.
— Муж — да. А семья — это больше чем муж. Это традиции, корни, общая жизнь. И я тоже, между прочим, часть этой семьи. Для тебя теперь я как родная мать.
Анна посмотрела на свекровь: полная женщина с крашеными волосами, в старом халате и потёртых тапочках. Мягкие руки, добрые глаза — и в то же время железная воля, проскальзывающая в каждом слове.
Анна допила суп и встала, собираясь убирать со стола. Раиса Михайловна тут же сделала замечание:
— Опять куда-то спешишь. Посидели бы ещё, поговорили по-семейному. А ты — скорее посуду мыть, скорее от меня избавиться.
— Просто хочу управиться до вечера, чтобы потом отдохнуть.
— Отдохнуть! — фыркнула свекровь. — В её годы отдыхать собралась. Я в двадцать пять лет и не слышала про такой отдых.
— Времена другие были, — заметила Анна.
— Не времена другие, а люди стали ленивее. В мои годы был голод, разруха. А молодёжь не жаловалась. А сейчас живут как на курорте — и всё равно недовольны.
— Ещё скажите, что я плохо одеваюсь, — устало добавила Анна.
— То-то же! — обрадовалась Раиса Михайловна. — Например, на день рождения к Люсе пойдёшь в чём? В этих джинсах своих?
Анна носила джинсы потому, что они удобны. Но свекровь считала их неподобающей одеждой для замужней женщины.
— У меня есть платья.
— Есть-то есть, да какие? Короткие, обтягивающие. Не по возрасту. Женщина должна одеваться скромно, со вкусом.
— А что значит «по возрасту»? Мне двадцать пять.
— Двадцать пять — это уже не девочка. Это жена, будущая мать. Одеваться надо соответственно.
Михаил встал из-за стола и направился в комнату. Разговор женщин его явно не интересовал.
— Миша, ты куда? — окликнула его мать. — Посиди с нами.
— Я просто отдохну немного. Устал сегодня.
— Устал… — протянула Раиса Михайловна, провожая сына обеспокоенным взглядом. — Видишь, как он выматывается? На двух работах трудится, потому что расходы большие.
Анна промолчала. Да, расходы были, но не из-за неё. Раиса Михайловна принимала дорогие лекарства, лечилась у платных врачей, покупала вещи для дома. А Анна довольствовалась самым необходимым.
— Знаешь, что я думаю? — свекровь придвинулась ближе. — Может, тебе работу найти? Не эти твои курсы, а настоящую — где платят нормально.
— Я ищу.
— Ищешь, да не так. Перебираешь. То зарплата маленькая, то график неудобный. Надо брать, что дают. Каждый рубль в семью пригодится.
— Хотелось бы найти работу по специальности.
— По какой специальности? У тебя диплом педагога, а хочешь переводчиком работать. Это разве по специальности?
— Я изучаю язык…
— Изучаешь, изучаешь… — отмахнулась Раиса Михайловна. — А время идёт. Михаил всё тянет на себе. Не по-настоящему это.
Анна вытерла руки о полотенце и повернулась к свекрови:
— А что правильно? — спросила она. — Скажите мне, как жить правильно.
Её голос дрогнул, но звучал уверенно.
— Чего ты взъерошилась?
— Не взъерошилась. Просто хочу понять. Вы каждый день говорите, что я что-то делаю не так. Объясните, как нужно.
— Да я тебе каждый день объясняю! Только ты не слушаешь.
— Слушаю. И стараюсь. Но ничего не получается. Готовлю — пересаливаю. Убираюсь — не там. Одеваюсь — не так. Учусь — не тому. Детей хочу — не могу зачать.
— Ну что ты! — Раиса Михайловна растерялась. — Никто не говорит, что ты во всём плоха…
— Говорите. Каждый день. С утра до ночи.
— Я просто хочу помочь! Научить, как лучше!
— А если я не хочу учиться? — тихо спросила Анна.
Свекровь даже рот приоткрыла от удивления.
— Как — не хочешь? Но ведь надо! Молодая жена обязана учиться у старших!
— Обязана?
— Конечно, обязана! Это естественно!
Анна прислонилась к раковине. В соседней комнате шли новости — Михаил смотрел телевизор. Обычный вечер обычного дня. Ещё час-полтора — и можно будет лечь спать. А завтра начнётся всё сначала.
— А если я скажу, что больше не стану слушать ваши советы? — спросила она.
Раиса Михайловна вздернула брови.
— Это что ещё за новости? Что за тон?
— Обычный тон.
— Нет, не обычный! Совсем дерзкий стал тон. Неуважительный.
— Раиса Михайловна…
— Мам! Называй мамой!
— Хорошо. Мам. — Анна сделала паузу. — Мне двадцать пять. У меня есть диплом, профессия, свои цели. Я взрослый человек.
— Взрослый уважает старших!
— Я вас уважаю. Но уважение — это не бесконечное подчинение.
— Подчинение?! — голос свекрови подскочил. — Кто говорит о подчинении? Я говорю о нормальных семейных отношениях!
— А что в них нормального? Что вы критикуете каждое моё действие?
— Я не критикую! Я советую!
— Каждый день. По любому поводу. Как готовить, как одеваться, как себя вести.
— А что в этом плохого? Я опыт передаю!
— Я не могу ни один день прожить спокойно, — сказала Анна. — Не могу сделать ничего, не услышав замечания.
Раиса Михайловна резко встала с табуретки. Щёки её пылали.
— Да ты что себе позволяешь? Это бунт?
— Нет, это попытка говорить честно.
— Честно? Хорошо, поговорим честно! — свекровь встала в позу. — Ты к нам пришла чужая и осталась чужой. Ни одной семейной традиции не соблюдаешь. Ни к чему не приспосабливаешься. Живёшь как квартирантка!
— А какие у вас традиции? — спросила Анна. — Расскажите мне про них.
— Какие? Уважение к старшим, например. Забота друг о друге. Общие интересы.
— Общие интересы? — Анна чуть усмехнулась. — А мои интересы кому-то важны?
— Твои интересы? Ну конечно! Только английский язык да книги твои…
— Я люблю читать. Хожу в театр. Встречаюсь с друзьями.
— И никто тебе не запрещает!
— Вы запрещаете. Каждый раз, когда я собираюсь куда-то, начинаются вопросы: куда, зачем, с кем, на сколько.
— Это не запрет! Это забота! Семья должна знать, где её члены.
— Забота или контроль?
— Ах ты… — Раиса Михайловна аж задохнулась от возмущения. — Да как ты можешь так говорить?!
— Говорю правду. Вы хотите контролировать каждый мой шаг.
— Я хочу порядка в семье!
— Чей порядок? Ваш?
— А чей же ещё? Я здесь старшая!
— Но не хозяйка. Это квартира Михаила.
— Михаила? — свекровь даже присела от изумления. — А кто её покупал? Кто всю жизнь трудился, чтобы сыну крыша над головой была?
— Вы. И Михаил вам благодарен. Но это не значит, что вы можете решать за меня, как жить.
— Не могу? — Раиса Михайловна подошла ближе. — А кто может? Ты сама себе хозяйка?
— Да. Сама себе хозяйка.
— Замужняя женщина не может быть сама себе хозяйкой! Она часть семьи!
— Часть, но не собственность.
— Собственность?! — свекровь всплеснула руками. — Что за слова такие?! Какая собственность?
— То, чем вы пытаетесь меня сделать. Чтобы я готовила, как вы, одевалась, как вы, думала, как вы.
— А что в этом плохого? Я прожила жизнь. Я знаю, как надо!
— Знаете, как надо было вам. А я — другая.
— Не такая уж ты и другая, — фыркнула Раиса Михайловна. — Просто современная избалованная девчонка. Капризная.
— Может быть. Но это моя жизнь.
— Твоя жизнь теперь связана с нашей семьёй!
— Связана с Михаилом. Не с вами.
Этого свекровь уже не выдержала. Она побагровела.
— Что ты сказала? Повтори!
— Я вышла замуж за Михаила. Не за вас.
Мгновение — и Раиса Михайловна закричала:
— Михаил! Михаил, иди сюда!
Через пару секунд муж появился в дверях, встревоженный и растерянный.
— Что случилось?
— Случилось то, что твоя жена мне дерзит! — указала на Анну свекровь. — Говорит, будто замуж не за меня вышла!
Михаил вопросительно посмотрел на жену.
— Я просто устала молчать, — спокойно ответила Анна. — Устала выслушивать упрёки, оправдываться за каждое слово и поступок.
— Но мама же говорит всё с добром…
— Миша, ты слышишь, что она говорит? — Раиса Михайловна вцепилась в его рукав. — Она меня обвиняет! Меня, которая для неё как родная мать!
Михаил стоял, как потерянный, будто хотел провалиться сквозь пол.
— Мам, Аня… давайте успокоимся…
Но Анна больше не могла останавливаться:
— А теперь замолчите, мамаша, и слушайте внимательно, — сказала она твёрдо. — Этот цирк я терпеть больше не намерена. Вашего сына я люблю и никуда не уйду. Но с завтрашнего дня мы начинаем искать своё жильё. И уедем из вашего дома.
Она встала, не глядя на свекровь, и вышла из кухни.
Только оказавшись в ванной и закрыв дверь, она позволила себе вздохнуть. Включила холодную воду, умылась, села на кафельный пол. Руки дрожали, но внутри разливалось тепло — чувство небольшой, но настоящей победы. За стеной доносился визг свекрови, попытки Михаила успокоить мать. Но Анна чувствовала, как в ней просыпается лёгкая, почти детская радость.
Завтра начнётся новая жизнь.
Её жизнь.
По её правилам.
На её условиях.