Телефон внезапно задрожал в тишине — как испуганное создание, ожившее среди покоя. Зинаида Алексеевна вздрогнула в такт ему, будто невидимая связь соединяла её с этим звуком. С усилием потянувшись к краю стола, она схватила трубку и прижала к уху, словно прикасаясь к чему-то живому.
Голос зятя обрушился неожиданно, резко и громко:
— Ну что, мама, как вы там? Готовы договор подписать? — казалось, он видит её склонившейся над бумагами, как над собственным приговором. — Не переживайте, всё оформим как надо.
Зинаида Алексеевна медленно перевела взгляд по комнатам. Эта двухкомнатная квартира была для неё домом уже пятнадцать лет, свидетелем одиночества после смерти мужа. Теперь же стены вдруг отдалились, пространство наполнилось эхом прожитых лет. Дочь с мужем давно уговаривали переехать к ним — «в тепло семейного очага».
— Да-да, Игорь, — произнесла она, судорожно сжимая телефон так, что побелели пальцы. — Я просто… ещё раз перечитаю. Нужно быть уверенной…
— Ой, бросьте! — засмеялся он, и смех прозвучал фальшиво, как треск старой пластинки. — Что вы в этих юридических закорючках поймёте? Я всё проверил, всё учёл. Это будет наш общий дом, семейный уют. Понимаете?
Она машинально кивнула, забыв, что тот не видит её.
— Мама, вы меня слышите?
— Да, Игорь… Я понимаю. Но это всё, что у меня есть… Все мои накопления…
— Ну мы же не чужие люди! — голос его стал мягче, липковато-ласков. — Для семьи делаем! Для Оли, для вас. Жить будем вместе, одной семьей. У вас своя комната, свой санузел… Чего ещё желать? Лучше, чем в этой хрущёвке, правда?
Она снова кивнула, соглашаясь молча, и прошептала:
— Хорошо.
— Отлично! — обрадовался Игорь. — Тогда завтра в два встречаемся. Оля заедет за вами.
После отключения он оставил после себя лишь тишину и листы договора, где её маленькая квартирка превращалась в цифры, а те, в свою очередь, в долю в их общем доме.
«Продадим вашу квартиру, добавим наши деньги — и построим большой семейный дом. Будем жить все вместе», — говорил ей зять. А Зинаида Алексеевна, доверчиво склонив голову, верила каждому его слову.
Дни в новом доме текли легко, как жемчужины, нанизанные на шёлковую нить. Зинаида Алексеевна обосновалась на втором этаже — в светлой, уютной комнате с окнами, выходящими в сад. Каждое утро она, как хранительница цветов, выходила поливать фиалки, которые теперь расцвели на широком подоконнике. Иногда, под влиянием воспоминаний, она готовила домашнюю выпечку, наполняя дом ароматом тепла и заботы.
Оля часто заглядывала перед работой, принося с собой новости и улыбки. Игорь был всегда вежлив, хотя разговоры с ним были короткими и формальными. Всё было именно таким, каким ей когда-то мечталось: спокойно, гармонично, уютно.
Но однажды утром, в четверг, кажется, этот покой нарушил грохот. Зинаида Алексеевна проснулась от множества шумов, доносившихся снизу — глухие голоса, хлопанье дверей, топот ног, удары чемоданов. Она быстро накинула халат, торопливо причесалась и спустилась вниз.
В гостиной стояла высокая женщина, облачённая в строгий дорогой костюм. Её прическа, украшенная крупными серёжками, источала холодную роскошь. С видом хозяйки, вернувшейся в свои владения, она осматривала комнату.
— Мама, ты уже встала? — встретила её Оля, сбитая с толку и немного виноватая. — Это Светлана Константиновна, мама Игоря.
Женщина обернулась, и её цепкий, колющий взгляд пробежал по Зинаиде Алексеевне, словно оценка вещи.
— А, наконец-то! А я гадала, кто здесь третья постоялица. Игорь много о вас рассказывал.
Зинаида Алексеевна замерла в дверях. По лестнице в дом заносили сумки, коробки, вещи. Сердце сжалось от предчувствия чего-то недоброго.
— Мама переезжает к нам, — тихо произнесла Оля, опуская глаза.
Игорь возник рядом, как тень, и обратился к матери:
— Мам, ты уже вещи разобрала?
Потом он бросил взгляд на Зинаиду Алексеевну — равнодушный, холодный, почти презрительный.
— Вы уже встали? Вот, хотел сказать — мама тоже будет жить с нами. Её квартиру мы сдаём — дополнительный доход лишним не будет.
Светлана уже распоряжалась грузчиками:
— Это наверх! В правую спальню. Шкаф аккуратнее — антиквариат!
— Но… — начала Зинаида Алексеевна, голос дрогнул, как струна на ветру. — Там же моя комната…
— Переберешься в кладовку рядом, — сказал Игорь, почти не оборачиваясь. — Маме нужно пространство. Твоя мама, — кивнул он в сторону Оли, — погостила — и хватит. Теперь мой черёд.
Он произнёс это с такой бесстрастностью, будто речь шла о погоде. Затем исчез, оставив Зинаиду Алексеевну одну в доме, который уже не был её домом.
— Оленька… что происходит? — прошептала она, чувствуя, как внутри всё сжимается.
Дочь теребила край блузки, как запуганное животное.
— Я сама только вчера узнала… Он сказал, что давно планировал…
А Светлана Константиновна уже хозяйничала на кухне, открывая шкафы с деловитым нетерпением, будто готовилась начать новую жизнь.
За обедом Зинаида Алексеевна не могла есть. Пальцы нервно мяли салфетку, будто в ней была какая-то подсказка.
— Да что вы, будто гостья? — проговорила Светлана, налегая на еду. — Ешьте! Неплохо, конечно, но я бы перца побольше добавила.
Оля молчала, не поднимая глаз. Игорь тоже ел, не обращая внимания на мать.
— У нас же был уговор… — наконец вымолвила Зинаида Алексеевна. — Что я перееду, и у меня будет своя комната.
Игорь отпил воды, вытер губы салфеткой, будто готовясь к важному разговору.
— Зинаида Алексеевна, давайте прямо. Ваша доля в этом доме — максимум двадцать процентов. Остальное — наши с Олей деньги. Решать, кто где живёт, должны мы.
— Игорь! — попыталась остановить его Оля.
— Что «Игорь»? — он пожал плечами. — Зачем обманывать? Никто никого не выгоняет. Просто моя мама нуждается в хорошей комнате. С видом на сад. Так что ты не против, Оля?
Оля метала взгляд между матерью и мужем, пальцы впились в скатерть.
— Но мама же продала квартиру…
— Именно! — вклинилась Светлана. — Продала, и устроилась отлично! У многих пенсионеров и уголка своего нет, а тут — целый дом! Жить да радоваться.
Зинаида Алексеевна медленно встала. Ноги казались каменными, отказывались двигаться.
— Извините, — прошептала она и больше ничего не смогла сказать.
Комната, куда ей предстояло переехать, была похожа на чулан. Тесная, с маленьким окном, выходящим в стену соседнего дома. Зинаида Алексеевна села на жёсткую кровать и уставилась на свои руки, покрытые сетью морщинок.
«Неужели я так ошиблась? Как могла быть такой доверчивой?..»
В дверь осторожно постучали. Вошла Оля — бледная, с красными пятнами на шее.
— Мам… Прости, я не знала… Он раньше другим был…
— Всё в порядке, — Зинаида Алексеевна попыталась улыбнуться. — Это ведь ваш дом.
— Наш, мама. Общий дом, — произнесла Оля, будто повторяя клятву.
Но вскоре дни обрушились на Зинаиду Алексеевну тяжёлым грузом. Светлана Константиновна хозяйничала в доме, словно королева, завоевавшая новую территорию. Всё старое подвергалось жестокому пересмотру: любимая чашка, из которой Зинаида Алексеевна пила утренний чай, трогательная вазочка с паутинкой трещин — всё исчезло, заменённое бездушной современностью. На робкие возражения женщина отвечала приторной улыбкой, полной холодного презрения:
— Ну что вы так цепляетесь к этим безделушкам? В ваши годы пора думать о вечном, а не о битой посуде!
Однажды вечером пятницы Игорь без стука вошёл в её комнату.
— Знаете… я тут подумал, — начал он с нарочитой небрежностью, — может, вам поискать что-нибудь хорошее в доме для пожилых? Сейчас там и условия приличные, и питание, и уход. Даже света больше, чем здесь.
Зинаида Алексеевна медленно подняла глаза. В них стояла боль, которую невозможно было выразить словами. Лишь через мгновение она прошептала, как эхо:
— Дом престарелых?
— Да бросьте! — поморщился Игорь. — Это сегодня в порядке вещей. К тому же нам стало тесно. Маме трудно, когда в доме много людей.
— Много? — переспросила она, голос её окаменел. — Нас всего четверо.
— Вот именно, — Игорь, бросив последний взгляд, развернулся и вышел. — Подумайте. Жду ответа до конца недели.
Оля нашла мать в саду, где осторожно расцветали фиалки. Зинаида Алексеевна сидела на скамейке, уставившись в одну точку, будто пыталась найти там смысл происходящего.
— Мама… — Оля опустилась рядом, бережно коснувшись её руки. — Я всё слышала.
И, не в силах сдержаться, зарыдала, уткнувшись в плечо матери:
— Я с ним говорила… Он всё задумал заранее. Ещё до того, как ты продала квартиру. Он хотел использовать твои деньги, чтобы купить дом, а потом… просто отослать тебя куда-нибудь подальше.
Зинаида Алексеевна молча гладила дочь по голове. А внутри, глубоко, поднималась волна боли — острой, горькой, почти освобождающей.
— Ну вот и всё, — прошептала она, как будто принимая решение. — Теперь понятно.
Утро пришло хрустальной ясностью. Зинаида Алексеевна проснулась с первыми лучами, долго лежала, глядя в потолок, словно перечитывая мысленно каждую страницу своей жизни. Потом, с тихой решимостью, встала, оделась и, словно перед важным выходом, провела гребнем по волосам. Бусы — мерцающий след юбилея — стали последним аккордом.
На кухне, словно потерянная птица, сидела Оля. Глаза покраснели, лицо застыло.
— Мама, почему ты так рано? — спросила она, удивлённо взглянув на мать.
— Я говорила с Игорем, — Оля кивнула в сторону второго этажа. — Поздно ночью. Он даже не стал скрывать. Сказал, что «думал стратегически». Его мама давно договорилась сдавать свою квартиру, а деньги будут идти им. Твоя комната всегда предназначалась ей.
— А меня… — продолжила Оля, голос дрожал, — меня он сразу видел в кладовой или вообще в доме престарелых.
Зинаида Алексеевна кивнула. Боль уже не была острой — она стала частью её, как тень, которая теперь будет следовать всегда.
— А ты? — тихо спросила она. — Ты знала?
— Нет, мамочка, клянусь! — Оля крепко сжала её руку. — Я думала, что мы будем одной семьёй…
Из дверей появился Игорь, с планшетом в руках. Увидев их, на секунду замялся, затем надел маску недоумения.
— О, ранние пташки, — попытался улыбнуться он. — Что, секретничаете?
Оля встала. Впервые Зинаида Алексеевна видела её такой — прямо выпрямленной, как дерево, с гордо поднятой головой.
— Я рассказала маме всё.
Маска сползла с лица Игоря.
— О чём ты?
— О твоём плане. О том, что ты использовал её деньги ради дома, который был предназначен только для вас двоих.
Игорь медленно опустил планшет, провёл рукой по лбу.
— Это называется заботой. Деньги бы всё равно лежали мёртвым грузом. Она старая, зачем ей квартира?
— А теперь ей — дом престарелых? — Оля шагнула к нему. — Неужели это и есть любовь?
— Я думал о благе! — вспыхнул он. — Моя мать заслужила покой. А твоя — просто жила за счёт нас.
— Значит, вот как? — голос Оли стал холодным, как сталь. — Я подаю на развод. Сегодня же.
— Оля, ты что… — Игорь почувствовал, как земля уходит из-под ног.
— Не перебивай. Развод. Продажа дома. Деньги разделим. Мама получит своё.
— Смешно, — процедил он. — После всего, что я сделал для тебя…
— Что ты сделал? — Оля рассмеялась, но смех этот был безрадостным. — Обманул. Использовал. Оскорбил мою мать.
— Да это ради общего блага! — закричал он. — Она ведь старая, ей всё равно скоро…
В этот момент Зинаида Алексеевна неожиданно рассмеялась — звонко, почти истерично. Оба обернулись.
— Ты прав, Игорь, — проговорила она, поднимаясь. — Я старая. Но даже мои увядшие глаза видят настоящее. Поняла, что нельзя бросать жемчуг души под ноги таким, как ты. Есть ценности дороже крыши над головой. Например — достоинство. Ты и твоя маменька так и не научились этому простому правилу.
Полгода пронеслись, как осенний ветер, очистив душу от старой пыли.
— Мам, представляешь! — Оля вбежала в комнату, растирая волосы полотенцем. — Мне предложили повышение!
— Ну надо же! — Зинаида Алексеевна отложила книгу и обняла дочь. — Справишься?
— Конечно! — Оля тряхнула головой, словно отбрасывая воспоминания. — Знаешь, теперь всё как-то ясно. Будто пелена упала. Только сейчас я действительно проснулась.
Зинаида Алексеевна кивнула. Она прекрасно понимала это чувство. Сама вернулась в музей, пусть и не на полный день, но снова чувствовала вкус жизни.
О разводе Оля не жалела ни минуты. Игорь метался — то угрожал, то унижался, то просил. Но мост был сожжён. Дом, свидетель былой любви, был продан. Деньги разделены. Светлана Константиновна устроила такую истерику, что соседи вызвали полицию. Но буря прошла, и осталась лишь пустыня. Глава закрыта.
Тихо, почти шёпотом, Зинаида Алексеевна произнесла:
— Спасибо тебе. За то, что выбрала меня.
Оля улыбнулась и крепко сжала её руку:
— Как иначе, мам? Ты мой самый близкий человек. А своих нужно защищать. Всегда.