Их дом был похож на большую, тихую, хорошо отлаженную машину. Двадцать лет брака. Дети выросли и разъехались. Ирина, в свои сорок пять, наконец-то почувствовала, что можно выдохнуть. Она работала искусствоведом, у нее была своя небольшая галерея. Ее муж, Олег, был успешным бизнес-консультантом. Их огромный загородный дом, который они строили десять лет, стал их тихой гаванью. Да, былая страсть ушла, но ей казалось, что на ее место пришло нечто более прочное — партнерство, уважение, общая история.
Последние месяцы Олег был странным. Отстраненным, задумчивым. Он часто задерживался на «встречах», стал больше следить за собой, сменил парфюм. Ирина не была наивной. Она чувствовала холодный сквозняк измены. Она готовилась к самому страшному. К разговору, который начнется со слов: «Ира, я ухожу». Она прокручивала в голове сценарии: как она будет держаться, что скажет, как они будут делить этот огромный, теперь уже пустой, дом.
Он начал этот разговор сам. В одно из воскресений, после обеда, когда они сидели на террасе.
— Ира, нам нужно поговорить, — сказал он, глядя не на нее, а на идеально подстриженный газон.
Она кивнула, ее сердце сжалось. Вот оно. Началось.
— Я знаю, что ты все чувствуешь, — продолжил он. — Ты умная женщина. Да, у меня есть другая. Ее зовут Катя. У нее есть сын, ему шесть лет.
Он говорил об этом спокойно, почти буднично.
— Я не буду лгать тебе, я люблю ее. Это страсть, это огонь, то, чего у нас с тобой давно нет.
— Я понимаю, — сказала она, и ее голос был на удивление ровным. — Когда ты планируешь съехать?
Он удивленно на нее посмотрел.
— Съехать?
Он перевел на нее взгляд, и в его глазах не было ни вины, ни раскаяния. Только твердая, почти фанатичная решимость.
— Мы не будем разводиться.
Она не поняла.
— В смысле?
— В прямом. Я не хочу развода. Я не хочу рушить то, что мы строили двадцать лет. Этот дом, наш быт, наше уважение друг к другу — это ценность. Я не собираюсь от этого отказываться.
— Но… как же… она? — пролепетала Ирина.
— А с ней все просто, — он улыбнулся так, будто сообщал ей гениальное решение. — Я просто перевезу сюда свою новую девушку с ребенком. В нашем доме хватит места всем.
Тишина. Только где-то в саду настойчиво стрекотал кузнечик. Ирина смотрела на мужа, и ей казалось, что она ослышалась, или что он сошел с ума.
— Ты… ты предлагаешь, чтобы мы все жили вместе? — она задала этот вопрос шепотом, боясь услышать ответ.
— Именно! — его глаза загорелись. — Ира, подумай, насколько это логично! Насколько это по-современному! Зачем эти драмы, эти разводы, эти разрушенные семьи? Зачем делить имущество, травмировать детей? Мы можем быть выше этого!
Он встал и начал ходить по террасе, как лектор перед аудиторией.
— Наш дом огромен! Правое крыло, где комнаты детей, все равно пустует. Катя с сыном прекрасно там разместятся. У них будет свой вход, своя ванная. Мы почти не будем пересекаться. Ты будешь жить своей жизнью, я — своей. Точнее, мы все будем жить одной, большой, дружной, современной семьей!
Он излагал этот чудовищный, безумный план с восторгом визионера.
— Подумай о плюсах! Тебе не будет так одиноко. Катя — прекрасная хозяйка, она может взять на себя часть быта. Ее сын — славный мальчик, в доме снова зазвучит детский смех. Мы сможем вместе ужинать по вечерам. Как большая итальянская семья!
— Ты… ты с ней это обсуждал? — только и смогла вымолвить Ирина.
— Конечно! Она сначала была в шоке, как и ты. Но она — женщина мудрая. Она поняла всю красоту моего плана. Она согласна. Она уважает тебя и наше прошлое.
«Уважает». Она живет с моим мужем и уважает меня.
— Так что, — он остановился и посмотрел на нее с ожиданием. — Я думаю, это идеальный вариант. Я сохраняю и тебя, и ее. Никто не страдает. Все в выигрыше.
Он замолчал, ожидая ее реакции. Ожидая, что она, его умная, рассудительная жена, оценит всю «логику» и «эффективность» его предложения.
А она смотрела на него, на своего мужа, с которым прожила двадцать лет. И она видела перед собой не просто предателя. Она видела безумца. Безумца, который построил в своей голове утопический мир, где можно иметь все и не платить ни за что. Мир, в котором чувства, боль, унижение его жены — это просто досадные, нерациональные помехи на пути к его личному, всеобъемлющему счастью.
Она медленно встала.
— Ты знаешь, Олег, — сказала она тихо. — Твой план действительно гениален. Но в нем есть один маленький изъян.
— Какой? — с интересом спросил он.
— Я, — сказала она. — Я в нем не участвую.
Она развернулась и пошла в дом, оставив его одного на террасе, наедине с его рухнувшей утопией. Она знала, что это только начало. Что он не отступит. Что он будет пытаться втащить ее в свой безумный мир силой. Но она также знала, что она не поддастся. Она лучше сожжет этот их большой, красивый дом дотла, чем позволит превратить его в сумасшедший дом.
Когда Ирина ушла с террасы, Олег не сразу осознал весь масштаб произошедшего. Он допил свое вино, глядя на идеальный газон, который стриг садовник. В его голове, в его прекрасно устроенном, логичном мире, ее «нет» было лишь временным, эмоциональным сбоем. Как ошибка в программе, которую нужно просто отладить. Он был уверен, что она, его умная, рациональная жена, просто испугалась новизны, но, поразмыслив, обязательно оценит всю красоту и эффективность его плана.
Он ошибся. Весь остаток воскресенья она с ним не разговаривала. Она отвечала на его вопросы односложно, вежливо и холодно. Она не спорила, не кричала, не плакала. Она просто… отсутствовала. Она была в доме, но ее как будто не было. Этот ледяной, вежливый вакуум пугал его гораздо больше, чем любой скандал.
Но он не отступил. Он был творцом. Он создал эту гениальную идею, и он собирался воплотить ее в жизнь.
В понедельник он начал действовать.
— Ира, — сказал он за завтраком. — Я понимаю, что тебе нужно время, чтобы привыкнуть. Но Кате и ее сыну нужно где-то жить. Их выселяют из съемной квартиры в пятницу. Так что в субботу утром они переедут к нам.
Он не спрашивал. Он информировал. Он создавал безвыходную ситуацию, уверенный, что ее врожденная порядочность не позволит ей выставить на улицу женщину с ребенком.
— Я надеюсь, ты подготовишь для них правое крыло, — добавил он. — И проявишь себя как гостеприимная хозяйка.
Ирина молча допила свой кофе, встала и, не сказав ни слова, ушла в свой кабинет. Весь день она провела за телефоном. Но она звонила не подругам, чтобы поплакаться. Она звонила юристам, риелторам и в службу психологической поддержки. Она собирала информацию. Она готовилась к войне.
В субботу утром, ровно в десять, у ворот их дома остановилось такси. Из него вышла молодая женщина с большим чемоданом и испуганным шестилетним мальчиком. Это была Катя. Она выглядела не как торжествующая любовница, а как бедная родственница, просящая приюта. Это, очевидно, была часть плана Олега — вызвать у Ирины жалость.
Олег вышел на крыльцо, чтобы их встретить. Ирина вышла за ним.
— Здравствуй, Катя, — сказала она спокойно. Голос ее был ровным, почти дружелюбным.
Катя растерянно на нее посмотрела.
— Проходите, — Ирина распахнула дверь. — Олег, проводи наших гостей в их комнаты.
Следующие несколько недель превратились в сюрреалистический, тихий кошмар. Их дом стал театром абсурда. Олег отчаянно пытался реализовать свою утопию. Он настаивал на совместных ужинах. Эти ужины были пыткой. Они сидели за большим столом: он — во главе, сияющий, как создатель нового мира; по одну руку — его законная жена, Ирина, вежливая и молчаливая, как Снежная королева; по другую — его любовница, Катя, тихая и испуганная. Маленький мальчик, не понимая, что происходит, был единственным, кто вел себя естественно.
Ирина выбрала свою тактику. Тактику «серого камня». Она не вступала в конфликты. Она была безупречно вежлива. Она желала Кате доброго утра и спокойной ночи. Она передавала ей соль за столом. Но она не замечала ее. Она жила так, будто в доме поселились новые, невидимые соседи. Если она заходила в гостиную, а там были Олег и Катя, она молча брала книгу с полки и уходила к себе. Она создала вокруг себя невидимую, но абсолютно непроницаемую стену.
Эта тактика сводила Олега с ума. Он хотел драмы, диалога, сопротивления, которое он мог бы сломить. А получал вежливое игнорирование. Его «большая, дружная, современная семья» не получалась. Получалась коммунальная квартира с ледяной атмосферой.
Катя тоже начала меняться. Ее первоначальная робость сменилась раздражением. Она пришла сюда не для того, чтобы быть тихой гостьей. Она пришла, чтобы стать новой хозяйкой. А старая хозяйка не уступала ей ни сантиметра своей территории. Началась тихая война за пространство. Катя пыталась переставить вазу в гостиной. На следующее утро ваза стояла на своем прежнем месте. Катя пыталась готовить на кухне свои блюда. Ирина молча ела гречку с салатом в своей комнате.
Олег оказался между двух огней. Две женщины, которых он пытался объединить в своей гениальной схеме, вели позиционную войну, а он был их единственным полем боя. Катя жаловалась ему на холодность Ирины. Ирина жаловалась ему (в редкие моменты, когда он пробивал ее стену) на присутствие Кати. Его утопия превратилась в его личный ад. Он не получал в два раза больше любви. Он получал в два раза больше проблем.
Развязка наступила через месяц. Олег, измотанный и злой, ворвался к Ирине в кабинет.
— Я больше так не могу! — закричал он. — Это невыносимо! Ты должна что-то сделать! Ты должна поговорить с ней, подружиться!
— Я? — она оторвалась от своей работы. — Это ведь была твоя идея, Олег. Твой проект. Ты — менеджер. Вот и управляй.
— Она несчастна! Я несчастен! Ребенок несчастен! — кричал он.
— А я? — тихо спросила она. — Ты хоть раз подумал, счастлива ли я, живя в одном доме с любовницей своего мужа?
Он замолчал.
— Я дала тебе месяц, — сказала она, вставая. — Я дала тебе шанс увидеть, что твоя утопия — это безумие. Кажется, ты начинаешь это понимать.
Она подошла к столу и достала из ящика папку.
— А теперь, когда эксперимент провалился, пора переходить к реальности.
Она положила перед ним на стол документы.
— Это — исковое заявление о разводе. И о разделе имущества.
Он смотрел на бумаги, как на змей.
— Нет… — прошептал он. — Я же не этого хотел…
— А чего ты хотел, Олег? — она посмотрела на него с холодной жалостью. — Ты хотел, чтобы две женщины, которых ты обманывал, мирно варили тебе борщи и делили твое внимание? Так бывает только в плохих романах. А в жизни за все приходится платить.
Она взяла ручку.
— У тебя есть выбор. Либо мы идем в суд. И я, можешь не сомневаться, расскажу там все. Про твой «социальный эксперимент». Про то, как ты привел в наш дом любовницу с ребенком. И суд, я уверена, учтет эти «моральные аспекты» при разделе имущества.
— Или, — она посмотрела ему прямо в глаза, — мы решаем все по-хорошему. Прямо сейчас.
— Как? — прохрипел он.
— Очень просто. Дом продается. Немедленно. Ты получаешь одну треть. Не половину. Одну треть. В качестве компенсации за твое предательство и тот ад, в который ты превратил мою жизнь на этот месяц. Катя и ее сын не получают ничего. Они — не часть нашей семьи и нашего имущества. Они — твоя личная проблема, которую ты будешь решать за свой счет.
Он молчал. Он был раздавлен.
— Если ты согласен, мы подписываем мировое соглашение прямо сейчас. Если нет — завтра это заявление будет в суде. Выбирай.
Он сидел, глядя в одну точку. А потом медленно взял ручку и подписал.
На следующий день Катя и ее сын съехали. Без скандала. Тихо, как побитые. Через неделю дом был выставлен на продажу.
Еще через два месяца Ирина сидела в своей новой, небольшой, но абсолютно ее квартире. На ее счету лежала ее доля от продажи их «общего» дома. Она была одна. Но она не была одинока. Она была свободна.
Однажды ей позвонил он.
— Привет. Как ты?
— Я в порядке, — ответила она.
— Она от меня ушла, — сказал он. — Сказала, что не готова к «трудностям».
— Мне жаль, — сказала она. И это была правда. Ей было жаль этого слабого, запутавшегося человека.
— Я был таким идиотом, Ира.
— Да, — согласилась она. — Был.
Они помолчали.
— Ну… прощай, — сказал он.
— Прощай, Олег.
Она повесила трубку. Она знала, что он будет звонить еще. Что он будет пытаться вернуться. Но дверь в ее жизнь была для него закрыта. Навсегда. Она пережила его безумие. Она выстояла. Она победила. Она сидела в своей тихой, светлой квартире и смотрела на заходящее солнце. И впервые за много лет чувствовала абсолютный, ничем не омраченный покой.