— Опять пожаловала твоя бесплодная корова! — эти слова ударили в уши Марины ещё до того, как она с Андреем переступила порог родительского дома.
Галина Петровна произнесла их из кухни, но так громко, что прозвучали они как удар — чётко, ясно, без возможности притвориться, будто не расслышала. Марина замерла на месте, почувствовав, как жар заливает лицо. Рядом Андрей напрягся, но, не сказав ни слова, принялся будто бы с усилием закрывать дверь, хотя та и так была заперта.
Три года. Каждое воскресенье — одно и то же. Три года насмешек, намёков, колкостей. Сначала всё было мягче: «Когда же вы, наконец, порадуете нас внуком?», «Время идёт, биологические часы не ждут», «Современные женщины больше карьеру любят, чем семью». Потом терпение свекрови иссякло, и она перешла от намёков к откровенным оскорблениям.
— Мам, мы пришли! — громко объявил Андрей, делая вид, что ничего не слышал.
Из кухни вышла Галина Петровна, тщательно вытирая руки о фартук. На лице — приторно-сладкая улыбка, которую Марина уже научилась распознавать как маску презрения.
— Андрюшенька, родной! — она бросилась к сыну, обняла, прижала к себе, будто невестки рядом вообще не было. — Как же я по тебе скучала! Совсем худой какой стал, небось, дома никто толком не кормит.
Марина сжала челюсти. Вчера она три часа стояла у плиты, готовя любимые блюда мужа, а сегодня утром испекла его любимый яблочный пирог. Но для Галины Петровны это не существовало.
— Здравствуйте, — сдержанно произнесла Марина.
Свекровь медленно оглядела её с ног до головы, и в её взгляде читалось откровенное неодобрение.
— И тебе не болеть, — бросила она. — Опять в брюках. Сколько раз тебе повторять — женщина должна быть женственной. В платье, в юбке. А ты ходишь, как мужик. Может, поэтому и детей нет?
Марина почувствовала, как в груди нарастает горячая волна. Она бросила взгляд на Андрея, надеясь на хоть какое-то слово в защиту, но он уже направился в гостиную, где перед телевизором сидел его отец, Виктор Иванович.
— Ну чего в дверях торчите? — бросила свекровь, разворачиваясь. — Проходите. Обед почти готов. Хотя не уверена, будешь ли ты есть, Марина. То худеешь, то поправляешься — ни дня спокойно. Диеты, видимо, важнее семьи.
Молча, с опущенным взглядом, Марина прошла в гостиную. Виктор Иванович кивнул ей, не отрывая глаз от экрана. Он всегда выбирал сторону молчания, предпочитая притворяться, что ничего не происходит.
— Присаживайся, Марин, — Андрей похлопал по дивану рядом.
Она села, чувствуя себя чужой, лишней, незваной. Из кухни доносился звон посуды и недовольное бормотание — свекровь явно продолжала говорить о ней, пусть и не вслух.
— Андрюша, иди помоги маме! — донеслось через несколько минут.
Муж встал и послушно ушёл на кухню. Марина осталась одна с Виктором Ивановичем, который смотрел матч, как будто весь этот цирк его не касался.
— Ну, как у тебя на работе? — спросил он вдруг во время рекламной паузы.
— Хорошо, спасибо, — обрадовалась Марина. — Недавно получила повышение, теперь руковожу отделом.
— Руководит отделом? — в дверях появилась Галина Петровна с подносом в руках. — Вот и причина, почему у вас нет детей! Карьеристка! Настоящая женщина должна заботиться о доме, о муже, о детях. А ты? В кабинете сидишь, бумаги шуршишь. Я, между прочим, одного Андрюшу родила, а могла бы и троих, если бы здоровье не подвело. А ты? Тридцать два года — и всё о работе, о продвижении!
Марина сжала кулаки. Она могла бы рассказать о трёх выкидышах, о больницах, о бессонных ночах, о слезах, которые никто не видит. Но зачем? Галина Петровна всё равно превратит и это в её вину.
— Мам, хватит, — наконец сказал Андрей, расставляя тарелки.
— А что, нельзя говорить правду? — вспылила свекровь. — Что мой сын несчастен? Что я не увижу внуков? У Клавдии, соседки, уже трое внучат, а я? Мне стыдно на улицу выйти! Все спрашивают: «Когда же Андрей отцом станет?» А что мне ответить? Что его жена неспособна стать матерью?
— Галина Петровна! — Марина резко встала с дивана, голос дрожал от накопившейся боли. — Достаточно! Я больше не буду молчать!
— Ой, да смотри-ка, заговорила! — насмешливо протянула свекровь. — Три года молчала, как парализованная, а теперь вдруг решила высказаться. Неужели правда задела?
— Правда? — Марина смотрела на неё, дрожа от гнева и обиды. — Какая правда? Что вы ненавидите меня с самого начала? Что считаете недостойной вашего сына? Что каждый раз пытаетесь унизить, сделать больнее? Это — ваша правда?
— Я просто говорю то, что вижу, — ледяным тоном ответила Галина Петровна. — Три года брака, а какой результат? Ни детей, ни настоящего дома. Андрюша приезжает ко мне, потому что дома его кормят какими-то диетическими салатами, а не полноценной едой.
— Мам, хватит, — Андрей сделал шаг вперёд, пытаясь встать между женщинами, но голос его дрожал, а плечи были сгорблены.
— Что — хватит? Говорить правду? — свекровь обогнула сына и встала прямо перед Мариной, сверля её взглядом. — Послушай, дорогая, если через год у вас не будет ребёнка, я сама найду Андрею нормальную жену. Молодую, здоровую, которая сможет подарить ему наследника.
Марина почувствовала, как внутри что-то окончательно рвётся. Все эти годы сдержанности, попыток быть доброй, угодить, найти общий язык — всё рухнуло в одно мгновение. Ничего не было нужно. Ничего не имело значения.
— Слушай, Галина Петровна, — её голос был странно спокоен, почти безэмоционален. — Поищи. Прямо сейчас. Начинай искать эту идеальную невестку. Потому что я ухожу. Навсегда.
Она повернулась к Андрею, который стоял, как парализованный, с открытым ртом.
— А ты, — она посмотрела ему прямо в глаза, — можешь остаться здесь. С мамой, которая будет за тебя решать всё: что есть, с кем встречаться, кого любить. Она тебе и жену найдёт, и жизнь проживёт. А я хочу прожить свою. Без ежедневного унижения, без оскорблений и без твоего вечного молчания.
— Марина, подожди! — он потянулся к ней, но она резко отстранилась.
— Нет. Я три года ждала. Ждала, что ты встанешь на мою сторону, что скажешь: «Хватит», что проявишь хоть каплю мужества. Но ты каждый раз выбираешь молчание. Твой выбор. Прими его.
— Вот и правильно — пусть уходит! — торжествующе выкрикнула Галина Петровна. — Наконец-то! Я с самого начала говорила, что она тебе не пара, Андрюша. Старая, бесплодная, да ещё и с характером!
Марина замерла у двери, медленно обернулась. На лице — ни слёз, ни гнева. Только лёд.
— Кстати, Галина Петровна, раз уж вы так любите правду, держите — вот она. Ваш драгоценный сын бесплоден. Именно он. Я прошла обследования у трёх разных врачей — со мной всё в порядке. А ваш Андрюша даже на анализ идти боится. Боится узнать правду. Так что ищите ему жену помоложе. Может, чудо случится. Хотя вряд ли.
Тишина, повисшая в комнате, была густой, как вата. Галина Петровна побледнела, её губы шевелились, но слова не находились. Виктор Иванович машинально выключил телевизор. Андрей стоял, опустив голову, красный от стыда и злости.
— Ты… ты лжёшь! — наконец выдавила свекровь.
— Зачем мне врать? — Марина пожала плечами. — Я ухожу. Мне всё равно, что вы думаете. Но подумайте: сколько лет вы тратили на то, чтобы унижать не того человека? И сколько лет ваш сын молчал, зная правду?
Она посмотрела на Андрея, который всё ещё не мог вымолвить ни слова.
— Ты знал? — голос Галины Петровны дрожал. — Андрюшенька, ты знал — и молчал?
— Мам, я… — он запнулся, растерявшись.
— Он знал, — спокойно сказала Марина. — Более года. Но проще было молчать и позволять вам травить меня, чем признаться, что проблема — в нём. Он не мужчина. Он — маменькин сынок, который до сих пор боится жить без маминого одобрения.
— Не смей так говорить о моём сыне! — взвизгнула Галина Петровна, но в её голосе уже не было прежней уверенности.
— А что, опять я виновата? — Марина горько усмехнулась. — Даже теперь, когда правда на поверхности, вы всё равно его оправдываете и вините меня? Что ж, поздравляю. Живите. Мама, папа и взрослый ребёнок, который так и не стал самостоятельным.
Она развернулась и пошла к выходу. Андрей бросился следом, бормоча что-то о примирении, о том, что можно всё исправить. Но Марина не слушала. Она спокойно надела куртку, взяла сумку и вышла из квартиры, не оглядываясь.
На улице светило яркое весеннее солнце. Воздух был чистым, тёплым. Марина глубоко вдохнула — и почувствовала, как будто освободилась от тяжести, которую тащила годами.
Телефон в сумке завибрировал — Андрей звонил. Она посмотрела на экран, заблокировала его номер. Потом — номер свекрови. И свёкра — на всякий случай.
Через час она была дома. По дороге купила бутылку хорошего вина и любимые пирожные, которые раньше себе запрещала, потому что «лишний вес» — это постоянная тема для насмешек Галины Петровны.
Квартира встретила её тишиной. Она прошла на кухню, открыла вино, нарезала пирожное, села у окна. На душе было неожиданно легко. Как будто после долгой бури наступила тишина.
Через два часа в дверь начали стучать. Андрей. Кричал, требовал открыть, говорил, что всё можно обсудить, что мама в шоке, но всё изменится.
— Уходи, Андрей, — сказала она спокойно. — Завтра я заберу вещи, пока тебя не будет. Ключи оставлю у консьержки.
— Ты не можешь так просто уйти! Мы три года вместе!
— Могу. И ухожу. И знаешь что? Я должна была сделать это на свадьбе, когда твоя мать при всех сказала, что ты заслуживаешь лучшую. Но я была наивной. Думала, что время всё изменит. Что ты повзрослеешь. Что она полюбит меня. Какая же я была глупа.
За дверью стало тихо. Потом послышались шаги, удаляющиеся по лестнице. Марина знала, он вернётся. Возможно, с мамой. Но это уже не имело значения. Завтра она подаст на развод. А через день — документы на должность в другом городе. О которой мечтала, но боялась уехать из-за него.
Вечером позвонила подруга Лена.
— Марин, правда, что ты ушла?
— Правда. И знаешь? Я должна была это сделать давно.
— Но… а вдруг вы помиритесь?
— Лен, что может быть между человеком, который молчал, зная правду, и женщиной, которую годами унижали? Что может быть с тем, кто позволил своей матери выбирать ему жену? Нет. Я закончила. С меня хватит.
— А любовь?
Марина задумалась. Любовь… Была ли она? Или это была привычка? Страх одиночества? Иллюзия стабильности?
— Любовь — это когда тебя защищают. Когда выбирают тебя, а не удобство. Когда уважают. У нас этого не было. И, наверное, никогда не будет.
На следующий день она собрала вещи. Квартира была пуста — Андрей не вернулся. Она аккуратно сложила одежду, книги, личные вещи. Оставила обручальное кольцо на туалетном столике с запиской: «Отдай следующей. Может, ей повезёт больше».
Через неделю пришли бумаги о разводе. Андрей не спорил. Согласился на всё. Видимо, новая кандидатура уже была — молодая, тихая, готовая рожать и молчать.
А Марина уехала. Получила должность, сняла светлую квартиру с видом на парк, записалась на курсы итальянского, о которых мечтала с университета. Впервые за долгие годы она почувствовала, что живёт. По-настоящему.
Через полгода пришло письмо от Андрея. Длинное, полное раскаяния, обещаний, что он изменился, что мама осознала, что они могут жить отдельно, что всё начнётся с чистого листа.
Марина прочитала, усмехнулась и удалила. Некоторые мосты — не для возвращения. Некоторые люди — не для второго шанса. А некоторые свекрови… Пусть ищут идеальную невестку. Молодую, покладистую, плодовитую. И пусть потом не удивляются, когда история повторится. Потому что дело никогда не было в невестках. Дело было в ней — в её тирании. И в нём — в его слабости.
А Марина?
Марина начала новую жизнь.
Без унижений.
Без трусов.
Без чужих ожиданий.
И это было самое правильное решение в её жизни.