Утро моего дня рождения было соткано из солнечного света и тихих обещаний. Тёплые лучи струились по стенам спальни, словно жидкое золото, накинутое на самый обычный и в то же время самый особенный день. Я проснулась с лёгкостью на душе, с ощущением, что впереди ждёт нечто волшебное. Тридцать два года — звучало солидно, но внутри я чувствовала себя молодой и полной сил. Артур, мой супруг, лежал рядом, ещё не полностью оторвавшись от сна, но его рука уже тянулась ко мне, чтобы обнять.
— С днём рождения, моя королева, — прошептал он, его губы коснулись моего вика.
Я улыбнулась, закрыв глаза. Он всегда знал, какие слова найти, какой подарок преподнести, в каком ресторане заказать столик. Он был мастером создавать идеальную картинку, выстраивать жизнь, похожую на изящный спектакль. И я, как восторженная зрительница, верила в эту постановку. Вернее, мне очень хотелось верить.
Потому что Артур был не просто мужем. Он был тем, кого в его кругу называли «богемой».
Это прозвище прочно приклеилось к нему от друзей, коллег, светских обозревателей. Он был художником и владельцем галереи, человеком, чьи выставки посещали важные чиновники, а картины охотно раскупались для украшения интерьеров дорогих особняков. Он носил свободные льняные пиджаки, вставлял в разговор цитаты из поэтов-модернистов и владел искусством многозначительного молчания, которое окружающие принимали за глубину натуры.
А я? Я была, как однажды выразилась его тётя Ирина на семейном обеде, «милой простушкой из глубинки». «Но ничего, дорогая, главное — доброе сердце. Хотя… ну, ты сама понимаешь…» — добавила она тогда, бросив взгляд на мои повседневные балетки вместо элегантных туфель.
Я тогда лишь улыбнулась в ответ, проглотив горький комок обиды. Я тогда думала: «Семья — это самое важное. Нужно быть терпимой, нужно уметь прощать».
Но в мой тридцать второй день рождения моё терпение подошло к концу, тихо и бесповоротно, как песок в часах.
Вечером нас ждал торжественный ужин в загородной резиденции его родителей — огромный дом с белоснежными колоннами, шумным фонтаном и суровыми охранниками у кованых ворот. Воздух там всегда был пропитан ароматами дорогой парфюмерии, полированного воска и едва уловимого, но неоспоримого чувства превосходства. Его мать, Эмилия Викторовна, в прошлом актриса провинциального театра, а отец, потомственный интеллигент, переводчик с итальянского, который предпочитал подписываться «маркиз де Вильнев» — хотя никакого маркизата в роду, разумеется, не водилось.
«Наша семья — это не просто родственные связи, это наследие, культурный пласт», — любил повторять Артур.
Я тогда смеялась, полагая, что это всего лишь своеобразная шутка.
Гости начали собираться ровно к восьми часам. Я надела платье — неброское, но изысканное, песочного оттенка с тонкой ручной вышивкой, которое приобрела в бутике, где впервые в жизни потратила на одну вещь сумму с несколькими нулями. Артур одобрил мой выбор:
— Ты выглядишь как настоящая муза. Как та, что вдохновляла великих мастеров на бессонные ночи и вечные шедевры.
Я снова улыбнулась. Ему нравилось проводить параллели между мной и каким-нибудь образом из мира искусства. Это, видимо, делало моё присутствие в его жизни более оправданным и понятным для окружающих.
Однако приём начался отнюдь не с комплиментов в мой адрес.
Едва я переступила порог гостиной, тётя Ирина, уже с бокалом охлаждённого шардоне в руке, громко и с напускной восторженностью изрекла:
— А вот и наша виновница торжества! Как мило, ты выбрала этот наряд. Надеюсь, он не из последней коллекции какого-нибудь масс-маркета?
Вокруг раздался сдержанный, вежливый смешок. Лёгкий, но оттого не менее колкий.
Я сделала вид, что не расслышала колкости. Подошла к Артуру, который стоял у камина и увлечённо беседовал с известным искусствоведом. Он обнял меня за талию, нежно поцеловал в щёку, но не представил меня собеседнику. Не сказал: «Познакомьтесь, это моя супруга, сегодня мы празднуем её день рождения». Он просто продолжил обсуждать «кризис метафор в современной живописи».
Я медленно отошла к барной стойке, заказала бокал игристого вина и решила не придавать значения мелким неурядицам.
Но эти мелкие неурядицы, словно назойливые мушки, продолжали кружиться вокруг меня.
— А ты, София, чем занимаешься, помимо того, что вдохновляешь нашего гения? — поинтересовалась двоюродная сестра мужа, Кристина, которая «работала в глянце» (её обязанности, если разобраться, сводились к контролю за подпиской).
— Я дизайнер интерьеров, — спокойно ответила я. — Год назад открыла собственную студию.
— О-о-о, — протянула она, многозначительно приподняв искусственно очерченную бровь. — То есть ты, получается… украшаешь чужие жилища? Как очаровательно!
Снова смех. На этот раз уже более громкий и уверенный.
— Ну, ты же понимаешь, дорогая, — вмешалась тётя Ирина, — в нашей семье все дышат искусством. Художники, поэты, музыканты. А ты… ну, ты у нас — приземлённая. Это тоже похвально. Кому-то же надо спускать нас, творцов, с небес на грешную землю, верно?
Я ощутила, как внутри у меня что-то сжалось в тугой, болезненный комок. Казалось, кто-то положил мне в грудь раскалённый металлический шар.
Артур стоял всего в нескольких шагах. Он всё слышал. Он улыбался. Он не сделал ни единого замечания.
Я подошла к нему вплотную.
— Мне очень неприятно, — тихо, но чётко произнесла я.
Он лишь пожал плечами, сохраняя невозмутимое выражение лица:
— Не обращай на них внимания. Они всегда такие. Это просто такой своеобразный юмор.
— Это не юмор, Артур. Это откровенное унижение.
Он посмотрел на меня, и в его глазах я не увидела ни капли гнева или сочувствия. Там было лишь полное, ледяное безразличие.
— София, ты, как всегда, всё слишком драматизируешь. Просто расслабься, успокойся. Это твой день. Попробуй получить от него удовольствие.
Я отошла от него, потому что наконец-то поняла простую и горькую истину: он не встанет на мою защиту. Он никогда этого не делал. Он всегда оставался в стороне, как безучастный наблюдатель, следящий за спектаклем, где мне отведена роль безгласной жертвы.
Когда внесли торт — огромный, украшенный золотой глазурью и сахарными виньетками, с надписью «Нашей Прекрасной Музе», — Эмилия Викторовна поднялась и, взяв в руки микрофон, призвала всех к вниманию.
— Дорогие наши гости! Сегодня мы собрались по особому случаю. Мы празднуем день рождения… — она сделала театральную паузу, будто с трудом вспоминая моё имя, — Софии. Да, Софии. Супруги нашего любимого Артура.
— София — человек простой, скромный, из… — она сладко улыбнулась, — …очень простой семьи. Но! Она сумела растопить сердце нашего Артура. А это, поверьте, задача не из лёгких. Ведь Артур — настоящая богема. Он — полёт фантазии, он — воплощение творчества, он — дух эпохи. А София… — её улыбка стала ещё шире, — …она — почва под ногами. Надёжная, твёрдая, неизменная. Так что, милая, спасибо тебе за то, что ты уравновешиваешь нашего гения.
Зал взорвался аплодисментами. Раздался смех. Кто-то даже крикнул: «Замечательно сказано!»
Я сидела, сжимая под столом кулаки так, что ногти впивались в ладони. Сердце стучало с такой силой, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
Артур сидел рядом. Неторопливо потягивал вино. Улыбался. Вероятно, испытывал гордость за красноречие своей матери.
Я поднялась с места.
— Спасибо, — сказала я, беря микрофон из рук ошеломлённой Эмилии Викторовны. Мой голос слегка дрожал, но я не позволила ему сорваться. — Спасибо всем за такие тёплые слова. Особенно — за эти… проникновенные речи.
В зале воцарилась мёртвая тишина. Никто не ожидал, что я возьму слово.
— Да, я действительно выросла в семье, где не было ни родовых поместий, ни картинных галерей, ни фамильных драгоценностей. Мой отец — школьный учитель физики. Моя мама — медсестра в районной поликлинике. Они работали не покладая рук, чтобы я могла получить достойное образование. Чтобы я могла позволить себе мечтать.
Я перевела взгляд на Артура. Он перестал улыбаться.
— Я не богема. Я не цитирую наизусть стихи и не разгуливаю в дизайнерских пиджаках. Я — дизайнер интерьеров. Я создаю пространства, в которых люди чувствуют себя по-настоящему уютно и счастливо. Я не парю в заоблачных высях. Я строю реальность. И знаете что? Я считаю, что это тоже достойное занятие.
Тишина в зале стала абсолютной, гулкой.
— Но сегодня я хочу сказать не об этом. Сегодня я хочу выразить благодарность… моему мужу. За то, что он всегда хранил молчание, когда меня публично оскорбляли. За то, что он считал подобные выходки «безобидными шутками». За то, что он позволял своей семье относиться ко мне как к чему-то… второсортному.
Артур резко встал.
— София, прекрати…
— Сиди, — холодно оборвала я его. — Сейчас мой черёд. Мой праздник. Мой торт. Мой микрофон.
Я повернулась к замершим в ожидании гостям.
— Я долгое время всё терпела. Я думала: «Семья — это святое. Нужно быть выше этого, нужно проявлять терпение». Но знаете, что я осознала сегодня? Терпение — это не всегда добродетель. Иногда это самая настоящая слабость. А я больше не хочу быть слабой.
Я поставила свой бокал на стол. Звон хрусталя прозвучал оглушительно громко в полной тишине.
— С сегодняшнего дня я перестаю быть «музой». Перестаю быть «почвой». Перестаю быть «девчонкой из низов». Я — София. И я заслуживаю уважительного отношения. Даже если я не ношу одежду от кутюр и не помню наизусть классиков.
Я сняла с безымянного пальца обручальное кольцо. Аккуратно положила его на край тарелки с тортом, прямо рядом с сахарной надписью «Нашей Прекрасной Музе».
— Артур, ты можешь оставить его себе. На память. Как напоминание о том, как ты предал человека, который любил тебя гораздо сильнее, чем ты того заслуживал.
И я направилась к выходу.
Никто не попытался остановить меня. Никто не окликнул. Лишь тихий, нарастающий шёпот и десятки удивлённых, испуганных, любопытных взглядов провожали меня. И Артур, застывший посреди роскошного зала, с бокалом в руке и абсолютно пустым, ничего не выражающим лицом.
Я не проронила ни слезинки. Ни в машине, ни уже дома. Я просто сидела на полу в своей гостиной, в платье, стоившем половину моей месячной прибыли, и смотрела в потолок, ощущая странное, горькое спокойствие.
Примерно через два часа раздался настойчивый звонок телефона. Это был Артур.
— Ты совсем рехнулась? — кричал он в трубку. — Ты устроила настоящий скандал! Ты выставила меня на посмешище перед всеми!
— Это я? Выставила на посмешище? — я рассмеялась, и смех мой прозвучал сухо и отчуждённо. — Нет, Артур. Это ты сам себя выставил на посмешище. Ты позволил своей семье унижать твою же жену. И ты молчал. Как ты молчал всегда.
— Это была всего лишь шутка! Они не хотели тебя обидеть!
— А я сейчас не шучу. Я ухожу. Окончательно и бесповоротно.
— Ты никуда не уйдёшь. У тебя нет ни достаточных средств, ни нужных связей. Ты — никто без моей поддержки.
— В том-то и дело. Рядом с тобой я и была никем. Потому что рядом с тобой я перестала быть собой. Я превратилась в «жену Артура». В «музу». В «почву». А я хочу быть просто Софией.
Он бросил трубку.
И я впервые за этот вечер искренне улыбнулась.
На следующее утро я сняла со нашего общего счёта ровно половину средств. По закону они принадлежали и мне. Затем я позвонила своему адвокату и начала официальную процедуру расторжения брака.
Артур пытался «образумить» меня. Он присылал огромные букеты цветов. Писал длинные, витиеватые письма с извинениями. Даже приезжал под дверь с покаянной речью: «Я был слеп. Я не понимал, что имею. Прости меня, дай нам ещё один шанс».
Я не открыла ему дверь.
Спустя неделю мне позвонила его мать.
— София, выслушай меня как здравая женщина. Ты совершаешь огромную ошибку. Ты бросаешь мужчину, который дал тебе всё. Ты больше не найдёшь никого лучше.
— Эмилия Викторовна, — спокойно и твёрдо ответила я, — я не ищу человека «лучше». Я ищу человека, который будет мне равным. А ваш сын, к сожалению, не является мне равным. Он — лишь сторонний наблюдатель. А я больше не намерена играть роль в его бесконечном спектакле.
Она резко положила трубку.
И я снова улыбнулась.
Прошло три долгих месяца.
Моя студия дизайна интерьеров начала активно развиваться и набирать обороты. Я арендовала новое, более просторное помещение в престижном районе, наняла двух талантливых помощников и перестала бояться браться за крупные, сложные проекты.
Однажды ко мне в студию записался на приём новый клиент — владелец сети популярных ресторанов. Ему требовалось оформить апартаменты для особо важных гостей. Мы встретились, обсудили детали. Он был искренне впечатлён моим портфолио. Особенно его заинтересовал проект загородного дома, который я выполнила в стиле так называемой «тихой роскоши».
— Вы — удивительный человек, — сказал он задумчиво. — У вас не только безупречный вкус, но и… внутренний стержень.
Я улыбнулась в ответ.
— Внутренний стержень — это когда тебя постоянно пытаются унизить, а ты не сгибаешься и не ломаешься, а, наоборот, становишься только сильнее.
Он кивнул, понимающе.
— Мне это нравится. Я хочу, чтобы вы занялись оформлением моего нового лофта. И… у меня есть ещё одно предложение. Мой хороший друг, владелец одной художественной галереи, как раз ищет талантливого дизайнера для полной реконструкции своего помещения. Не хотите, я представлю вас ему?
Я согласилась без колебаний.
Галерея располагалась в самом сердце города. Современное здание из стекла и бетона, с огромным, наполненным светом пространством. Владелец, мужчина лет сорока по имени Виктор, оказался спокойным, рассудительным человеком с умными, проницательными глазами. Он лично провёл для меня экскурсию по помещению, подробно объяснив, каким он видит будущее своего детища.
— Мне нужно, чтобы это пространство буквально дышало. Чтобы каждый посетитель чувствовал себя здесь… как в храме искусства, но без намёка на пафос и высокомерие.
— Я понимаю вас, — кивнула я. — Искусство должно быть доступным для восприятия, но при этом не должно терять своей ценности.
Он улыбнулся, и в его глазах мелькнула искорка одобрения.
— Вы — именно тот специалист, которого я так долго искал.
Мы быстро договорились обо всех первоначальных условиях. Я ушла, обдумывая новые идеи.
Спустя неделю я отправила ему готовую концепцию будущего интерьера. Он был в полном восторге.
— Вы — гений, — написал он в ответном сообщении. — Когда мы можем приступить к реализации?
— Через две недели, — ответила я. — Как раз завершу текущие проекты.
Он пригласил меня на торжественное открытие своей новой выставки, которая называлась «Искусство быть собой».
Я приняла приглашение.
Надела строгое чёрное платье. Туфли без каблуков. И с прямой, уверенной спиной вошла в знакомое помещение.
Галерея была переполнена гостями. Играла лёгкая музыка, официанты разносили шампанское и изысканные закуски, вокруг толпились нарядные люди. Я прислонилась к стене, наблюдая за происходящим со стороны.
И вдруг мой взгляд уловил его.
Артура.
Он стоял перед большой абстрактной картиной с яркими, хаотичными мазками. Рядом, как тень, находилась его мать. Они о чём-то оживлённо беседовали. Он смеялся. Выглядел… точно так же, как и всегда. Как истинная богема.
Он ещё не заметил меня.
Я подошла к Виктору, владельцу галереи.
— Вы знакомы с Артуром Волковым? — спросила я.
— Конечно, — кивнул он. — Он довольно известный художник. Его работы когда-то выставлялись и в моих стенах. Но… — он понизил голос до доверительного шёпота, — он слишком высокого о себе мнения. В последний раз мы серьёзно поссорились. Он требовал, чтобы его картину разместили в центральном зале. Я отказался. Он обиделся и с тех пор не переступал порог моего заведения.
Я снова улыбнулась.
— А вы поступили абсолютно правильно.
Он внимательно посмотрел на меня.
— Вы с ним знакомы?
— БылА знакома. Он мой бывший муж.
Виктор тихо присвистнул.
— Ого. И как вам… удавалось с ним уживаться?
— Не удавалось. Поэтому я ушла.
Он протянул мне бокал с игристым вином.
— Выпьем за вашу смелость.
Мы тихо чокнулись.
В этот самый момент Артур повернул голову. И наш взгляды встретились.
Его лицо мгновенно изменилось. Он медленно подошёл к нам.
— София? Ты… что ты здесь делаешь?
— София, — поправила я его. — И я здесь, потому что я — дизайнер этого пространства.
Он окинул взглядом зал, и до него наконец дошло.
— Ты… это сделала?
— Да. Я создала пространство, которое дышит. Без намёка на пафос.
Он молчал, не в силах вымолвить ни слова.
— Красиво, не правда ли? — спросила я. — Всё просто. Элегантно. Ничего лишнего.
Он лишь кивнул. Потом, почти шёпотом, пробормотал:
— Я скучаю по тебе.
— А я — нет, — твёрдо ответила я. — Я скучаю по той девушке, которой была до встречи с тобой. Но та девушка исчезла. В тот самый вечер. Возле того самого торта.
Он опустил глаза.
— Я был… неправ.
— Ты был трусом, — безжалостно сказала я. — А это гораздо хуже.
Я развернулась и отошла от него. Больше не оглядываясь.
Прошёл целый год.
Моя студия стала одной из самых известных и востребованных в городе. Я открыла филиал в соседнем мегаполисе. О моих работах писали в специализированных журналах, меня приглашали выступать на профильных конференциях как успешного эксперта.
Артур… его карьера пошла на спад. В кругах ходили слухи, что он «растерял своё вдохновение». Его мать периодически звонила мне — то с невнятными угрозами, то с мольбами о помощи. Я никогда не брала трубку.
Как-то раз я получила изящное приглашение на благотворительный аукцион, организованный фондом поддержки молодых дарований в мире живописи. Я решила, что мне стоит посетить это мероприятие.
Зал был оформлен с размахом. Гости — в вечерних нарядах. Я была в простом платье серого цвета. Без единого украшения. Но с непоколебимой уверенностью в себе.
И снова я увидела его. Артура.
Он стоял у барной стойки, и вид у него был… уставшим, постаревшим. Его пиджак был мятым, взгляд — потухшим и отсутствующим.
Он заметил меня и медленно приблизился.
— Ты выглядишь прекрасно, — произнёс он глухо.
— Спасибо. А ты — нет.
Он горько усмехнулся.
— Я это заслужил.
— Согласна.
Мы постояли несколько мгновений в неловком молчании.
— Я женился, — неожиданно выпалил он.
Я просто кивнула.
— Поздравляю.
— Она… из очень хорошей, известной семьи. Мама в полном восторге.
— Значит, всё идёт так, как ты и планировал.
— Она… совсем не похожа на тебя.
— Что, несомненно, является для неё большим счастьем.
Он тяжело вздохнул.
— Я думал, ты будешь злиться на меня. Радоваться моим неудачам и провалам.
— Нет, — покачала головой я. — Мне всё равно. Ты перестал быть частью моей жизни. Ты — всего лишь эпизод. Не самый приятный, но многому меня научивший.
Он посмотрел на меня, и в его глазах впервые за всё время я увидела нечто, напоминающее уважение.
— Ты стала… сильной.
— Я всегда была сильной. Просто ты никогда этого не замечал.
Он кивнул и, не сказав больше ни слова, отошёл в сторону.
Я осталась стоять одна. Сделала небольшой глоток шампанского. Окинула взглядом развешенные по стенам картины.
И вдруг я поняла одну простую вещь: я не жажду мести. Мне не нужно, чтобы он страдал. Мне не нужно наблюдать за его падением.
Мне нужно… моё собственное, настоящее счастье.
И оно было здесь, рядом со мной. В моих проектах, в моей студии, в моей обретённой свободе.
Я вышла на прохладную ночную улицу и сделала глубокий вдох полной грудью.
Спустя неделю я получила от Артура письмо. Не электронное, не смс-сообщение. Настоящее, бумажное письмо в плотном конверте.
*«София.
Я пишу тебе в последний раз.
Ты была права. Во всём, что ты сказала тогда.
Я был трусом. Я боялся осуждения своей семьи. Боялся показаться слабым в их глазах. Боялся потерять свой статус и положение.
Но больше всего на свете я боялся потерять тебя. И в итоге я тебя потерял.
Ты научила меня одной простой истине: любовь — это не театральное представление. Это — осознанный выбор. Выбор, который нужно делать заново каждый день.
Я когда-то сделал неправильный выбор.
Прости меня.
Артур»*
Я внимательно прочитала письмо. Медленно сложила его пополам. Убрала в самый дальний ящик своего рабочего стола.
Не для того, чтобы хранить как память. А для того, чтобы навсегда отпустить прошлое.
Сегодня мне исполняется тридцать три года.
Я праздную свой день рождения в одиночестве. В своём новом доме. Который сама спроектировала до мельчайших деталей. Который сама купила на честно заработанные деньги.
На столе передо мной стоит торт. Небольшой, скромный, без золотых блёсток и замысловатых украшений. На нём сахарной пудрой выведено всего два слова: «Мне — всё».
Я зажгла все свечи. Задула их ровным потоком воздуха.
И загадала одно-единственное желание.
Не о большой любви. Не о несметных богатствах. Не о всемирной славе.
Я загадала: «Чтобы я никогда больше не боялась быть самой собой».
И знаете, что я думаю?
Я абсолютно уверена — моё желание обязательно сбудется.
Потому что настоящая месть — это не когда ты разрушаешь жизнь другого человека.
Настоящая месть — это когда ты становишься самой собой.
Настоящей.
Сильной.
Свободной.
Я не богема.
Но я — месть.
И это прекраснее, чем всё, что есть у них.